Он уже смекнул, что Роджер знает что-то важное. Что-то, о чем молчал столько лет (что-что, а хранить тайны, как выяснилось, он умеет. Врать — нет, а вот держать язык за зубами…) И судя по всему, это «что-то» открылось именно тогда, на яхте. Не помешало бы узнать, о чем же все-таки рассказал Фред Роджу, тем более, что у Джона имелись подозрения относительно той истории с Полом Прентером. Не все там так просто, определенно не все…

— Давай. — Роджер покорно принялся освобождать руку из рукава халата. — Раз уж ты, папочка, нянчишься со мной со вчерашнего вечера, я не могу тебе отказать.

С видом заправского доктора Джон достал аппарат, натянул на предплечье Роджа манжету тонометра и приступил к священному действу.

— Сто пять на семьдесят. Низковатое, конечно. И пульс — восемьдесят девять — немного частит. Но в целом, вроде бы, ничего страшного. — Джон аккуратно записал на бумажке результат своего «научного исследования» и также аккуратно сложил тонометр.

— У меня всегда давление низкое. Это нормально. — Роджер устроился на диване поудобнее. — Ты когда эту хуйню, стетоскоп, надел, такой солидный стал! Джон, тебе следовало идти в медицину!

— Хватит нам и одного «почти врача». — Джон ласково пихнул Роджера в плечо. — Лежи уже, придурок.

Тот хмыкнул.

— Ладно, раз уж тут никто не умирает, я с вашего разрешения продолжу про эту вонючую крысу, которая отняла у Фреда минимум полгода жизни. Я тогда развел его на разговор. Понимал, что, если не обсудить это сейчас, Фреду и на Ибице будет хуево. Представь, Брай, если бы твой ближайший друг — ну, я, к примеру, — рассказал, что ты с какой-то девочкой в Мюнхене кувыркаешься, или как разок нажрался с Ван Халленом и об унитаз башкой треснулся. И не просто вытрепал по пьяни в компании приятелей, а продал тебя газетенке «The Sun» за тридцать серебряников, чтобы нагадить тебе и привлечь к себе внимание, да еще и расцветил бы подробностями. Ни с того ни с сего, Брай, как будто твоя гребаная жизнь — старая тачка, угнанная по приколу. Представил? Вот что пережил Фред. Не правда ли, приятное чувство? Весь мир любить хочется, да? Так что, парни, это был удар в спину — сильный и очень болезненный. Хотя по сути все написанное — говно и мусор. Я потом подумал вот о чем… Возьми любого человека из тех, что каждое утро ездят в метро на работу и расскажи о нем то, что знают только самые близкие люди. Что он фальшивит в душе, что ковыряет в носу, что по молодости курил траву, а сейчас время от времени нажирается в барах в компании незнакомцев. Что на заднице у него родимое пятно, а его первой любовницей была соседка, которая старше его на двадцать лет. Что он дрочит на фото леди Ди в журналах и пару раз пробовал трахнуться с мужиками… И не забудь приправить все это злобными комментариями и морализаторством. Блядь! Так вот… сперва Фред говорил о том, как Фиби однажды напился у него на глазах, а потом уж…

***

Май, 1987 год

Фредди пьяно размахивал руками, в лицах демонстрируя давнюю историю.

— Прикинь, однажды это чудо в перьях увязалось за нами в клуб. Дело было, по-моему, в Новом Орлеане. Фиби тогда ездил с нами еще костюмером. Ох, как он счастлив был! Как же, Пол и Фредди позвали его с собой! Ну, на самом деле не сильно-то и звали — сам напросился, но угощал я — никто не поспорит. А всем известно, что Фиби — трезвенник только за свой счет, а за чужой у него за спиной крылья расправляются. Куда там Сэмми из старой песенки Джона! Бля, хорошая песня, кстати… Ну вот, минут через двадцать Пол уже кого-то склеил, пошептался с ним и, понятное дело, сдернул из нашей уютной компании. Фиби так расстроился, что за полчаса напился в дрова. Представляешь! Видать, он в детстве сказку про Золушку зачитал до дыр. Размечтался, что принц его снова на бал повезет. Как-то раз Пол пригласил его на тусовку после гастролей, прислал лимузин, как положено… Фиби, дурачок, чуть не лопнул от собственной важности!.. Вот скажи на милость, что мне было с ним делать? Я вообще-то тоже в клуб пришел не пьяных костюмеров нянчить. Но бросить его — совсем уж по-скотски. Чужой город, из знакомых никого… Посидели мы с ним еще минут пятнадцать, я послушал, как он сопли на кулак мотает, а потом попросил бармена вызвать нам такси. Пришлось везти нашу Золушку назад, в отель. Поработал, блядь, тыквой-каретой! На себе волок. В завершение этого смертельного номера его стошнило в лифте, прямо у меня на руках, только это по сравнению с остальным уже мелочи. Дотащил, спать уложил. Наутро послал за ним, проверить, жив ли. Видно ведь, что пить не умеет ни шиша. Он и выпил-то всего ничего, бутылку виски, не больше… Смотрю — явился. Стоит, жмется в дверях, ни жив ни мертв. Проснулся поутру и смекнул, что его за такое дело по головке не погладят, а скорее всего дадут пинка под жопу. Я его успокоил, дал ему аспирин, заказал завтрак в номер. И пообещал, что, если он еще раз напьется до состояния поросенка, тягать его на себе не буду, пойдет обратно стирать колготки балерунам или чем он там занимался? Он только головой покивал, на том и порешили.

— Да уж, работничек… — Роджер кисло усмехнулся, вспомнив похожий случай еще в начале карьеры. Однажды после концерта (какого именно? где? Кто их все упомнит!) они с парнями долго не могли понять, какого черта Фред без обуви обеспокоенно рассекает по гримерке в поискать аспирина или соды. Позже оказалось, это какой-то незадачливый поклонник не справился с избытком алкоголя в организме, и под удар попали туфли Фреда. А он ничего, не только не разозлился, а побежал помогать незадачливому почитателю. Пойди найди еще кого-нибудь, кто стал бы нянчиться со всеми этими пьяными придурками!

Фредди спокойно пожал плечами.

— А что? Вообще-то из него неплохая домохозяйка.

— Прирожденный лакей. — В глазах Роджера за очками мелькнуло что-то недоброе, брезгливое.

— Ну… да, наверное. — Фредди повертел бокал в руках. И снова умолк.

— Фред, зачем? Ты же, блядь, нормальный парень, зачем тебе эти прихвостни? Ты прости, что я… но не могу не спросить, зачем ты якшался с этим Полом? Что в нем хорошего, а? Что?! Почему ты его выбрал? Эта козлина всю дорогу вбивала клин между нами! Все это видели, кроме тебя. Когда мы хором сказали, что больше не станем с ним работать, зачем ты оставил его при себе? Он же к тому времени коксом все мозги себе вынес!

Фредди помрачнел, закрыв лицо руками. Каждое слово Роджера казалось камнем, бившим в грудь. Каждое слово…

Как объяснить то, чего сам до конца не понимаешь? Почему Пол Прентер стал для него таким близким? Это была иная связь, чем с парнями или с Мэри, но почему-то не менее крепкая. Завязанная не только на сексе и наркотиках, что бы там о них ни думали.

***

Март, 1982 год

— Все. Нахуй! Сколько можно?! Я, блядь, не воспитательница в начальной школе! — Пол Прентер раздраженно расхаживал по номеру Меркьюри в отеле «Хилтон», известному в узких кругах с легкой руки Роджера Тейлора как ППП — «Президентский приют пидорасов».

— Дорогой, ну чего ты так разбушевался? — Фредди в одном халате валялся на огромной кровати и курил. Пол, судя по всему, долго сдерживался, но сейчас напоминал кипящий чайник, что очень забавляло.

— Хватит делать вид, что тебя это не касается! Достали, блядь! Что за детский сад? Прямо посреди ночи звонок — Крис тараторит в трубу, что вашу блондинку поймали за рулем в пьяном виде… Чего ты ржешь?

Фредди, который до этого момента ограничивался сдержанной улыбкой, вдруг захохотал в полный голос. Кристал, вечный выдумщик и организатор всяких непотребств, проворачивал этот трюк уже со всеми. Самому Фредди тот рассказал, будто Роджера замели в кутузку за драку с полицейским, который обозвал его педиком, и что он должен немедленно ехать в участок, чтобы подтвердить, что Родж — никакой не педик, иначе бедолагу посадят лет на пять. Странно еще, что приятель-роуди до сих пор не позвонил самому Тейлору: «Ро, быстро вставай! Тебя поймали за рулем пьяного! Ты понимаешь, что наделал?! Тебя арестовали, велели предъявить документы. Документов при себе нет, и где они, не знаем! Ищи в номере и срочно звони Майами!» Было бы забавно, если бы Родж, не разобравшись с похмелья, принялся спасать сам себя. От него можно ожидать…