Ужин прошел в удивительно уютной, семейной обстановке. Джо помог экономике приготовить ужин, а теперь был занят мытьем посуды. Фиби разобрал чемоданы и, разделавшись со своей порцией паэльи, убежал в бар в соседнем поселке. Джим болтался по участку, рассматривая клумбы и изучая, как они устроены.
Пока Роджер вел какие-то важные деловые разговоры по телефону, а Дом ушла укладывать разгулявшуюся от обилия внимания дочурку, Фредди решил прогуляться и спокойно покурить. Сигареты, судя по всему, были изъяты из тейлоровского дома раз и навсегда. Курить в гостях, если хозяева не курят, — дурной тон. Помня об этом, Фредди даже не стал спрашивать разрешения — лучше уж он будет курить исключительно в саду. И потом, он любил эти стремительно наплывающие южные сумерки. Еще минут двадцать назад алое закатное солнце светило вовсю — и вот, пожалуйста, кругом темень. В воздухе так сладко пахнет цветами, морем и остывающими камнями. И цикады устроили феерический концерт…
— Ты куда там запропал? Эй, Мелина! — Роджер, слегка выпивший за ужином, вышел на террасу.
Старое прозвище заставило Фредди улыбнуться. «Мелина»… надо же, Родж помнил! Когда-то у них всех были эти дурацкие, но милые клички. Родж — конечно, Лиз, в честь Лиз Тейлор; Брайан — Мэгги Мэй, как в песне Рода Стюарта. Фредди долго ломал голову, как же обозвать Дикки, и тогда вспомнил про фонари — Белиша!..
Жаль, что у большинства эти шутливые имена быстро стерлись. Напрочь дамский псевдоним приклеился разве что к Фиби; теперь многие и знать не знали, что на самом деле он — Питер Фристоун. Помнится, для себя самого Фредди выбирал прозвище с особой тщательностью. А потом вспомнил, что есть такая крутая греческая актриса Мелина Меркури.
Фредди, выбросив окурок, показался из темноты.
— Тут я. Что, снова соскучился?
— Пойдем со мной. Хочу тебе яхту показать, я там тоже кое-что переделал. И в кают-компании у меня теперь отличный бар, где я запрятал пару бутылок…
— Своего любимого ликера? — подколол Фредди Роджера, который имел привычку пить всякое говно, а потом по утрам мучился головной болью.
— Обижаешь! «Кристалла». Он там, в холодильнике. А еще есть икра. Извини, но я не хочу кормить ценными деликатесами всю твою пидорскую свиту, — добавил он, понизив голос до шепота. — Дом я предупредил, чтобы не ждала нас скоро. Так что пошли, поболтаем в маленькой мужской компании — ты, я, «Южный комфорт», водка, абсент и так, по мелочи, пиво, шампунь… И да, мне и вправду хочется похвастаться яхтой. — Роджер едва сдерживал смех.
Оказалось, яхта была подремонтирована и подкрашена. Внизу устроена новая кухня, а в кают-компании расставлена роскошная, обитая бархатом мебель.
— Родж, ты что, всю свою библиотеку сюда перевез? — Фредди умилило количество книг. Несколько аккуратных шкафов были сверху донизу заставлены покет-буками.
— Да нет, тут всякое. В основном, карты и навигация.
— Ага, вижу. Хм… интересно, с каких это пор Дик Френсис стал писать учебники для лоцманов?
— Так вдруг скука, нечем заняться и захочется что-нибудь почитать. Я сюда люблю сбегать иногда. Считай, это моя личная берлога.
Натюрморт, выставленный на столе в кают-компании, не оставлял сомнений — Фредди тут ждали как самого дорогого гостя.
Взяв в руки бокал, Роджер торжественно проговорил:
— Повторю в который раз, я рад, что ты сейчас со мной. Очень рад! Давай выпьем за то, чтобы мы почаще встречались!
Тост не вызвал возражений.
Постепенно мини-вечерника набирала обороты. После второго бокала «Кристалла» разговор как-то сам собой пошел о планах на ближайшее время. Роджер, не оставивший, как выяснилось, идею собрать собственною группу, стал рассказывать о том, как работал всю весну над сольным альбомом, но решил не выпускать его, пока не найдет подходящих парней. Он говорил, что скучает по сцене, иногда хочется на стены лезть. И что да, с Дом, вроде, наладилось, но осталось ощущение, что все зыбко и хрупко.
Фредди в свою очередь поделился планами насчет нового «олимпийского» проекта, в том числе, созревшей идеей устроить презентацию прямо здесь, на Ибице. Ему уже звонили из Лондона — Монсеррат, вроде бы, дала предварительное согласие, хотя конечно, подобные вопросы не решаются за один-единственный день.
В полном азарте захмелевший и расслабившийся Меркьюри рассказывал, как они с Монтси (так он ласково окрестил оперную диву) ночь напролет играли и пели у него в Гарден Лодж, и что это был полный кайф! Что наутро Кабалье едва не опоздала на свой самолет и… что она совершенно потрясающая. Конечно, он пообещал показать их первые совместные наработки. Впервые ему хотелось пригласить профессионального пианиста для фортепьянных партий, ведь Монсеррат привыкла к самому лучшему аккомпанементу, и ему совсем не хочется обосраться. Хотя в целом проектом он доволен — впервые за долгое время он сочиняет для души, импровизирует на рояле. Да и поет…
— Прикинь, ежик, я тут как-то записал один мотивчик. Долго думал, как разбить его на два голоса. А потом взял и спел…
— И че? — хмыкнул Родж, тоже заметно под хмельком. — Спел и молодец.
— Так я спел и за Монтси.
— Это как?
— Ну, ее голосом.
Глаза Роджера неспешно поползли на лоб.
— Каким таким «ее голосом»? У нее же этот, как там его… сопрано!
— Вот именно…
— Что «вот именно»? Фред, ты прикалываешься? Или в самом деле научился петь, как эти тетки в опере?
— Ну, не совсем так. Я спел фальцетом, но получилось почти сопрано. Послал Монтси кассету, хотя мы оба… Эй, Родж, ты чего?
Роджер, отставив бокал, согнулся над столом и сдавленно похрюкивал в ладонь.
— Бля! Фред, я представил… Ой не могу!.. Представил, как ты в опере в платье, — тут он принялся старательно показывать руками, каких размеров платье надето на Меркьюри в его фантазиях, — и с усами поешь, какую-нибудь бабскую партию: «Ля-ля-ля-ляяя, он бросил меня!» Ой, Фред, я сейчас обоссусь! Ну нахрена ты так… — Роджер не удержался и теперь откровенно ржал, вытирал рукавом набежавшие слезы.
— Опять ты про мужчин в бабских платьях…
— А почему бы нет? В прошлый раз ты был секси. Только обязательно с усами, и никак иначе!
— Родж, ты придурок! Хотя… это, в общем-то, все знают, — сказал Фредди с легким ностальгическим вздохом. — А я себе новый костюм купил. С бабочкой. Солидный такой! Это для выступлений с Монтси, чтобы выглядеть респектабельнее…
— Так у тебя же был! — Роджер икнул.
— Это который?
— Ты в нем еще в клипе снимался. «Las Palabras de Amor» для «Top of the Pops» в восемьдесят втором, помнишь? У меня такой же…
— Помню. Только в тот мне уже не влезть. А нынешний очень красивый. Синий. Так что, можешь засунуть свои извращенные фантазии себе в жопу, дорогой. Мне и без платьев есть, в чем петь. И вообще, мой оперный голос — баритон. Лирический баритон.
— Ага, баритон! Балсара, ты мне-то не заливай. Я, конечно, в этой вашей опере не особо соображаю — не нравится мне это дело, уж прости, — но из тебя баритон, как из меня бас-профундо!
— Я серьезно, ежик. Хочешь, спою?
— Э-э, чего придумал! Лучше пей, но не пой. Не хватало, чтобы сюда приперлись твои подручные. Они мигом сожрут и выпьют все, что видят.
Разбавляя пьяные изречения заразительным мальчишеским смехом, Роджер еще долго фантазировал, как Фредди следует нарядиться для предстоящей презентации, что петь и какими голосами. Потом рассуждал о том, как все-таки хорошо, что тот не стал оперным певцом, иначе никакой «Queen» в помине бы не было.
Наконец Фредди рассудил, что они выпили уже достаточно, чтобы перейти к главному.
— Ро, скажи мне честно, ты позвал меня сюда, потому что узнал про… — Он умолк, не найдя сил продолжать. Впрочем, Роджер наверняка поймет, о чем речь.
Тот не стал врать.
— Да, и поэтому тоже, — кивнул он, глядя Фредди в глаза спокойным и бесстрашным взглядом. — Мне позвонили…
— Кто?
— Это не столь важно. Я было хотел сам лететь в Лондон и свернуть нахрен башку Прентеру, но потом… Вот еще, руки марать. Фред, не перебивай меня! — Роджер сердито зыркнул на него. — Сейчас сам все расскажу. Так вот, я подумал, что это не мне надо назад, а тебе — сюда, ко мне. И не только для того, чтобы переждать эту бурю в стакане воды. Ты не хуже меня знаешь, что лучшая реакция на скандалы в прессе — это помалкивать в тряпочку. Терпеть, зажав в кулак все, что только можно зажать, но не идти в ответку, потому что будет только хуже. А теперь скажи, разве ты смог бы выдержать такое, если бы каждый день читал в газетах всю эту поносину? Смог бы? Хрен там! Вот я и прикинул, что, во-первых, тут тепло и красиво, во-вторых — ну, или это как раз во-первых, сам решай, — я, такой красивый, тоже здесь. А самое главное, так далеко от дома никто не станет выносить тебе мозг. Никаких журналистов, никаких комментариев, никаких скандалов — только море, солнышко и живописные виды! Что, скажешь, я не прав?
