— Мальчик прав, — заметил Бич, который до этого момента не вмешивался в разговор. Он поставил чашку на столик, отер губы салфеткой и встал со своего кресла. — Подробности завещания придется обнародовать, это не подлежит обсуждению. Ты — богатый и знаменитый человек, Фредди. Желтая пресса давно мусолит на все лады твой… кхм… образ жизни. Если какому-то «ассистенту» Джо Фанелли вдруг достается такая сумма, это вызовет нездоровый ажиотаж. Поверь, публика сумеет сопоставить дважды два.

Фредди посмотрел на него с какой-то обреченной решимостью.

— Дорогой, если ты и вправду хочешь, чтобы я сделал то, что ты уговариваешь меня сделать, сперва пообещай, что имя Джо не всплывет ни в одной бульварной газетенке. Ты говорил, что это нужно, в первую очередь, для безопасности моих близких. Джо — один из них. Он, и Фиби, и Джим, и Мэри, и Рикки, и ее другой, еще не рожденный малыш, которого я так и не увижу… — Не договорив, он с болью прикрыл глаза. Три года назад Фредди Меркьюри сполна ощутил, что такое журналистская травля, и не желал, чтобы кто-то из дорогих ему людей испытал на себе нечто похожее.

— Что ж, предлагаю сделать так. Оставь равную сумму Джо, Фиби и Джиму. Тогда разговоров не будет. Не будет сплетен. Они — твои слуги и компаньоны. Им нужны жилье и деньги на первое время.

— Хорошо, — Фредди, немного подумав, кивнул. — Я оставлю по полмиллиона каждому. Надеюсь, этого хватит.

Джо, сидевший в ногах кровати, сообразил, что, похоже, завещание Фредди вовсе не было главной частью разговора. Но подробности ему все равно вряд ли расскажут.

Меньше всего хотелось думать о своем будущем, даже представлять это будущее. Но Фредди прав — все вопросы надо разрешить сейчас, завтра может быть поздно. Разрешить так, чтобы он в дальнейшем мог спокойно прожить, сколько ему отпущено.

— Я… я уеду… — Слезы наворачивались на глаза. — Уеду, как только смогу. Обратно в Штаты. Мне хватит денег для начала. Ты прав, я хочу попробовать заняться бизнесом…

— Правильно. Уверен, у тебя получится начать с чистого листа, дорогой… Найдешь себе кого-нибудь.

— Нет! — воскликнул Джо и побледнел. Его губы затряслись. Это правда, в Лондоне его не держало ничего, кроме Фредди. Но он и на секунду не мог представить, чтобы место в его сердце занял кто-то другой.

— Да, — спокойно возразил Фредди, глядя на него с теплотой. — И все у тебя будет хорошо. А теперь иди вниз, а то Фиби решит, что ты вступаешь с нами в какой-то заговор… Ступай. Нам с Майами предстоит обсудить еще многое…

***

28-е ноября 1991 года

— Да, жалко парня… Но пока он, вроде, неплохо держится. — Джон задумчиво смотрел на Брайана. — Надеюсь, у него и впрямь все сложится, как надо. Видит бог, рядом с Фредом было не так уж много людей, которые действительно этого заслуживают. Кстати, сегодня Джо не было на похоронах…

— Он остался на Логан-Плейс. «Готовить скромные поминки», как сказала Мэри. Кстати, родители Фреда тоже туда не поехали. Кашмира сказала, что лучше они дома… Для них все страшное кончилось — Фредди теперь в лучшем мире. — Брайан вздохнул, вновь мысленно возвращаясь к Джо. — Почему все-таки я решил тогда, что он — игрушка? Он…

Джон раздраженно тряхнул головой, как бы говоря, что не намерен перемалывать одно и то же по десятому кругу.

— Брай, пошли наверх, а? Надо посмотреть, что там с Роджером. Я волнуюсь и вообще ужасно хочу спать.

— Подожди, я же не рассказал!

— О Господи, Брай, сколько можно?! — Джон закрыл лицо руками. С одной стороны, стоило позволить Брайану выговориться. Вскрыть и этот нарыв. Но с другой… силы уже заканчивались.

— Джон… Джон я хотел тебе сказать, что Фред еще припомнил мне тот разговор. Я тогда страшно обиделся, а теперь понимаю — поделом! Его я тоже страшно обидел!

— Обидел, спорить не буду. Ну и что? Брай, может, хватит уже? — Джон чувствовал, что вот-вот сорвется снова и, не дай бог, наорет на Брайана.

— А то! — Брай взвился на ноги. — Всю жизнь, Джон, всю свою гребаную жизнь я считал, что живу правильно. Что, когда я слушаюсь родителей, я делаю правильно. Что, когда я поступаю согласно всем общественным нормам, я — молодец. Я учился в колледже — отец меня хвалил. Он поддержал мое увлечение музыкой: «У всех должно быть занятие для души, сынок. Не только работа». Он очень надеялся, что я защищу диссертацию и стану молодым профессором, что буду заниматься наукой и преподавать. «Профессор Брайан Мэй», представляешь себе! Это отец посоветовал устроиться в школу — чтобы набраться опыта. Ты знаешь, у моих родителей было не так много денег, но мне они дали все, что могли. Когда встречались с Крисси, мама поджимала губы: «Ты же понимаешь, что нельзя жить с девушкой вне брака? Что про тебя скажут люди, Брайан! Ты должен жениться…» Джон, я все делал правильно! Разочаровать родителей — как такое возможно! Своей жизнью я начал жить, лишь когда встретил Фреда. Он… он как-то слишком сильно, слишком очевидно выбивался из этих правил. Он показал мне, что жить не по правилам вовсе не так страшно. Вся моя душа тянулась к этому, но разум сопротивлялся… — Вновь Брайан расхаживал по комнате туда-сюда, и его длинные руки не могли найти себе места. Что поделаешь, им повезло и не повезло одновременно прожить двадцать лет бок о бок с самым ярким, самым талантливым, самым добрым, самым удивительным человеком, какого только можно себе представить. Повезло — потому что все эти годы он наполнял каждого из них своим теплом, неиссякаемым задором, упорством и страстью. И не повезло — потому что теперь, без него, они втроем напоминают потерявшихся детей, которые не представляют, что им делать и куда идти. Дикки прав, Фред был лучшим из них — никогда еще Брайан не осознавал этого с такой ясностью, как в эти минуты. Только лучшие уходят молодыми. Так уж устроен этот гребаный мир. Чем ярче звезда — тем быстрее она сгорает, ему ли, астрофизику Брайану Мэю, этого не знать… — Фред, он как-то умел… не идти на прямой конфликт. Как-то сглаживал… Мог общаться с родителями, но при этом умудрялся жить своей жизнью. Своей, Джон. А не той, какую нарисовали в своем воображении его папа и мама. Своей, понимаешь? И то, что про него сейчас пишут всякую муть, не имеет никакого значения. Все равно он прожил жизнь так, как хотел ее прожить. Писал музыку, которую любил, и отстаивал право звучать по-своему. Пробивал головой стены, шел на… шел на все, чтобы осуществить то, чего требовала его душа. И как не горько оттого, что его нет рядом, я могу смело сказать, что он умер счастливым. А я? Тогда в Мюнхене он меня этим нашим давним разговором не попрекнул, а стоило бы! Стоило!

***

Февраль, 1982 год

— Брай, ты же говорил… Ты говорил, что мы с тобой будем вместе, я помню! Ты обещал! — Миниатюрная брюнетка с вызывающе-ярким макияжем истерично кричала на всю студию. У Брайана уже закладывало в ушах.

Сессия была в самом разгаре, когда вдруг объявилась эта визгливая дура, буквально застав его врасплох, и устроила концерт по заявкам. Пришлось уединиться с ней в студии звукозаписи, и вот уже с полчаса Брайан, мягко успокаивая ее и искоса поглядывая, что происходит в аппаратной в его отсутствие, чувствовал, что вот-вот лишится остатков самообладания.

Было большой ошибкой не только связываться с этой глупой маленькой стервой, но и вообще приближать ее к телу.

Ошибка продолжалась уже почти два года. Брайан приезжал в Мюнхен — и тут его неизменно ждала Лиззи. Красивая, молоденькая и безотказная Лиззи мчалась в его объятия. Все было прекрасно. Удобно и без проблем.

Крисси безвылазно сидела дома с Джимми и маленькой Лу. Честно говоря, Брайану претило, что его симпатичная и, в целом, довольно милая женушка год от года все большее превращается в кудахтающую наседку. И в конце концов, он бывал дома всего два месяца в году, а она не часто радовала его своими приездами, так что же ему, в узел завязать?

До сегодняшнего дня Лиззи была отличным вариантом проведения досуга и… определенного рода сексуальных экспериментов подальше от дома, в веселом городе Мюнхене.