– Бред? – возмутилась я. – Ты что, не слышала запись? – Я упрямо взялась за оставленный на трюмо телефон и включила заново.

– Ой, блин… – Танька выхватила мобильный и запаузила. – Я слышала! Но что ты предлагаешь? Заняться расследованием двух убийств? Мне за это деньги не платят.

– А за огни платят? – усмехнулась я, мол, что за дурацкий аргумент, однако вмиг изменившееся лицо приятельницы направило мои мысли в другую, диаметрально противоположную сторону. Она прикусила край губы и начала судорожно водить зрачками то вправо, то влево. – Что, платят?!

– Ну… Фрилансерам же платят? А мы чем хуже?

– Мы?! – чуть не задохнулась я.

– Ой, ну ты думаешь, я б с тобой не поделилась? Просто я не знала, сколько дадут… А так я разделю напополам, правда-правда! Ты что, не веришь?

Учитывая, что контрольные по алгебре эта девица неизменно списывала у меня, а калькулятором пользоваться до сих пор не научилась, как я могла не верить в то, что она сможет ловко поделить сумму на два? Тем более имея такую сильную мотивацию – стать от этого чуть-чуть беднее. Все ведь об этом мечтают!

– Конечно, верю, – саркастически ухмыляясь, резюмировала я собственные выводы и, взяв сотовый, покинула ее временные апартаменты.

Через час Грачева появилась на пороге моего люкса с мордой побитой собаки. Она начала умело извиняться, дескать, знает, какая я вся из себя правильная, некорыстная и презирающая все материальное, поэтому побоялась меня обидеть, предложив заработную плату за этот репортаж. А сама она не такая, она считает, что ее время должно быть оплачено, пускай даже собственным дядей, который вообще-то ее труды вложит в свое издание и получит за это прибыль, и посему она согласилась приехать сюда, заранее оговорив сумму. Мне эта сумма по-прежнему не сообщалась, но, так или иначе, мне было приятно слышать оду в честь своей нравственной чистоты, потому я согласилась помогать Грачевой зарабатывать. И, очевидно, безвозмездно.

В качестве последнего примирительного подарка Татьяна сообщила, что мы будем следовать именно моему плану, то есть попытаемся связать известные нам убийства с огнями.

– Сперва к алкашу с Новосадовой? – спросила она.

– Ага. Идем.

Прохожих на улице было не так много, но и те, что встречались, оказались весьма дружелюбными и без лишних ужимок поведали, как отыскать новостройку на необходимой нам улице. Повезло, что народ здесь не из пугливых, а ведь мою неординарную знакомую, обожающую эпатировать публику нетривиальными сочетаниями в одежде, везде принимают по-разному. Вот и сегодня я диву давалась, зачем к розовым джинсам надевать зеленый в белый горох свитер, если самолично в процессе развешивания ее багажа видела как минимум пять подходящих верхов к этому низу. И уж точно несколько низов, сочетающихся с этим верхом. Нет, что ни говори, она это делает специально.

Дом на Новосадовой выделялся из прочих зданий почти так же, как и Грачева выделяется среди прочих людей. Сплошь низкорослые серые и красные кирпичные домишки советского типа казались унылыми и депрессивными на фоне новоявленного соседа – рослого, этажей в шестнадцать, многоподъездного и празднично-бежевого с коричными вкраплениями. Оказалось, что из всего дома был заселен только первый подъезд, да и то не весь. В правом краю здания еще шли отделочные работы. В связи с этим только возле самого первого подъезда сидели старушки. К ним мы и обратились.

– Семашко?.. А, Прохор! Знаем-знаем, здеся и живет, на первом этаже, сначала прямо, затем направо… А чего это вы к нему? – Пожилые женщины нацелили в нас такой проницательный взгляд, будто пытались сквозь тюль доброжелательности и порядочности высмотреть мутное, бессовестное, склонное к дебошам и девиантному поведению окно.

– Мы не пьем! – не знаю зачем выпалила я громко (просто до ужаса боюсь, как бы общество не думало обо мне плохо), а Танюха пихнула меня в бок и направилась к двери.

Звонок не работал, пришлось стучать. Открыл нам высокий темноволосый парень с опухшим лицом и потрескавшимися губами.

– Вы Семашко? – резко осведомилась подруга.

– Да, я. Вы кто?

– Мы из газеты «Областной вестник». Можно пройти? – Несмотря на грубоватый тон, Прохор тут же послушно прижался к стенке. Так мы оказались сперва в коридоре (в котором, кстати сказать, были только пустые стены), затем на кухне (здесь хотя бы существовали плита, холодильник и некоторые предметы мебели).

– Я не так давно переехал, денег на ремонт пока нет, – извинился за неприглядность своего жилища владелец квартиры. Затем радостно добавил: – Но в комнате уже есть обои и телевизор!

– Рада за вас, – Грачева присела на одинокий табурет. Мы с Прохором вынуждены были оставаться вертикальными. Кто не успел, как говорится… – Расскажите нам об убийстве.

Как вы видите, Татьяна взяла на себя главенствующую роль. Может, пыталась отыграться за Эдуарда Петровича, к которому я спускалась без нее? Так или иначе, меня положение вещей устраивало: Грачева получит заплату, вот и пусть отрабатывает.

– Что? О каком?

– Полгода назад. По которому вы проходили подозреваемым.

– Подождите… – парень совсем стушевался. – Так вы не по вопросу переезда?

– А что с переездом?

– Так они даже не спрашивали, хорошо или плохо нам живется в собственном одноэтажном доме! Взяли и вышвырнули сюда, в голые стены, а дом, где прошло все мое детство, снесли! Я думал, вы по этому поводу…

– Нет, мы по другому. Так что произошло тогда? Шесть месяцев назад?

– Я не понимаю, для чего это ворошить. – Тон Прохора подстроился под Танькин. Более того, он скрестил руки на груди – закрылся. А Грачева еще рвалась стать внештатником! Сначала бы надо выучиться вести себя с людьми. Сделать так, чтобы они тебе доверяли и сами хотели рассказать все, что тебя интересует. – К тому же настоящий убийца уже пойман и отбывает срок.

Здесь вступила я.

– Прохор, понимаете, мы одни из тех, кто хочет выяснить правду о летающих красных объектах. И только вы сможете помочь. – Я осторожно улыбнулась.

– О тех огонечках, что ли?

Танька ехидно пропела:

– Об огонечках, огонечках… – Словно обвиняла его в чем-то. Мол, знаем-знаем, это вы виновны во всех терактах, произошедших на Земном шаре за минувшие сто лет.

Семашко, почуяв сарказм, глянул в ее сторону недоброжелательно, а я, по возможности незаметно для него, рубанула воздух рукой, дескать, не лезь больше, ты свой шанс упустила. А вслух сказала:

– Да, и нам бы очень помогло для расследования, расскажи вы нам ту давнюю историю.

– Я не понимаю, какая связь.

– Ну как же? Первое появление огней случилось в тот день, когда произошло убийство.

Брюнет задумался. Почесал затылок. Посмотрел в лишенное штор, жалюзи и тюля окно. Перевел взгляд на стол.

– Да нет. Огней этих еще не было.

– Как не было?! – удивилась я. Хозяин гостиницы сказал, это произошло одновременно. Кто-то из них путает. – Когда произошло убийство?

Парень с каким-то потаенным весельем оглядел меня всю, с головы до ног, и заявил:

– Так как вам позарез нужна от меня информация, я требую за нее награду.

Я на миг растерялась, и спутница этим мигом тут же воспользовалась:

– Ага, щас! На бутылку тебе давать? Нашел дурочек. Пошли, Юлька! – Однако со стула подняться не потрудилась.

– Зачем на бутылку? Я уже полгода в завязке!

– А че опухший такой?

– Таня!

Прохор все же удовлетворил любопытство невоспитанных гостей:

– Болею я. Пил много чая с малиной, температуру сбить. Припухлость – от воды!

– Все равно не дадим денег!

– Да не нужны мне деньги! – возмутился хозяин.

– А что же? – спросили мы уже хором.

Ответ меня ошеломил:

– Свидание с вами.

Я повторно растерялась, и на сей раз надолго, так как Семашко смотрел именно на меня, говоря эти слова, а Татьяна сызнова влезла:

– С нами?

– Да нет же! С ней, – ткнули в меня пальцем, чтобы даже до недалеких дошло.