В тот день мы сидели за разными столами. Я выбрал себе оранжевый горшок и попытался нацарапать на нем свое имя. У меня не получалось. Как бы я ни нажимал, карандаш не оставлял следов на пластике.

Потом я посмотрел на других ребят за моим столом. Они писали свои имена на маленьких наклейках. Я отложил карандаш и попытался закрыть рукавом царапины на своем горшке. Поискал взглядом наклейки, но их нигде не было. И спросить я никого не мог, потому что все уже говорили о чем-то другом. Оставалось только поднять руку, позвать мисс Фарравей и объяснить, почему я все прослушал.

Я не делал это нарочно, но иногда, если кто-то, кроме мамы и Гайи, разговаривал со мной, я будто улетал куда-то далеко-далеко. Голоса становились приглушенными, и я переставал понимать, что мне говорили. Многие учителя злились на меня за это, кричали: «Ты меня не слушаешь!», чтобы привлечь мое внимание. Мисс Фарравей так не делала. Она была гораздо добрее и иногда даже повторяла свои слова несколько раз, специально для меня. Но я все равно иногда отвлекался.

Я уже было поднял руку, но Гайя встретилась со мной взглядом и вздернула брови, будто спрашивая: «Ты в порядке?» Одними губами и как можно четче, чтобы Гайе было проще меня понять, я произнес: «Наклейки». Гайя кивнула, встала с места и подошла к столу мисс Фарравей, где в маленькой зеленой корзинке лежали белые листочки бумаги.

– Гайя, ты же брала одну, – удивилась мисс Фарравей.

– Я сделала ошибку, и мне нужна другая, – ответила Гайя, и мисс Фарравей кивнула и отвернулась.

Возвращаясь на место, Гайя незаметно передала наклейку мне. Я нацарапал на ней свое имя и приклеил на свой горшок, как сделали другие ребята.

– Спасибо, – беззвучно прошептал я Гайе. – Я твой должник.

Она только улыбнулась и вернулась к работе.

Теперь мы наполняли наши горшки землей. Она была липкая и черная и пахла дождем. Мне очень нравилось ее мять. Гайе тоже. Я понял это, увидев, как она возилась с землей. Брала щепотку и растирала между пальцами, чтобы земля падала в горшок, словно снег.

– Мисс Фарравей, Гайя разводит грязь! – крикнул кто-то из ее соседей по столу.

– Садоводство – дело грязное. Придется запачкать руки, – сказала мисс Фарравей. – Но так как мы не на улице, лучше быть поаккуратнее. Хорошо, Гайя? Спасибо.

Гайя кивнула, но по тому, как она сжалась, я понял, что ей немного стыдно.

Затем мы выбирали, какое семечко подсолнуха посадить. Можно было взять только одно. Свое я выбирал долго. У него были толстые полоски посередине и тонкие – у краев. Пальцем я сделал в земле ямку, положил туда семечко и закопал.

Я взглянул на Гайю. Она еще не посадила свое. Она держала семечко в руке и будто шептала ему что-то.

– Мисс Фарравей, Гайя разговаривает с семечком! – крикнула девочка напротив нее.

Весь класс рассмеялся. Мисс Фарравей успокаивала их несколько минут. К тому времени Гайя уже засунула семечко в горшок и сидела, уставившись в коленки, чтобы я не видел ее лицо.

Вскоре после этого мы пошли гулять. Гайя шагала впереди меня. Я хотел ее догнать, но вдруг услышал разговор:

– Ну что, сделала?

– Да, я вошла, и мисс там не было… Она на нас смотрит. Чокнутая Гайя.

Услышав имя, я остановился позади двух девочек.

– Куда ты его дела?

– Выкинула. Теперь она будет говорить с пустым горшком.

– Ха!

– Какая же она ненормальная.

– Ага. Чокнутая.

Они смотрели прямо на нее. Они не знали, что Гайя может понять, о чем они говорят, даже с другого конца площадки. И по выражению ее лица я догадался, что Гайя разобрала все, что они сказали.

Я не знаю, хороший ли я Гайе друг. Я был очень-очень зол, но я не такой человек, который подошел бы к этим девочкам и сказал: «Хватит над ней издеваться!» Другой, может быть, даже ударил бы их. Такие люди есть, но я не из их числа. Я даже не такой друг, который знает, как поднять Гайе настроение. Я не побежал к ней и не сказал ничего хорошего, ничего утешающего.

Я подумал немного и решил, что мне нужно сделать.

Я вернулся в класс. Мисс Фарравей еще отсутствовала, но мне все равно нужно было торопиться. Я подошел к своему горшку и раскопал семечко. Затем я нашел горшок Гайи с ее аккуратно выведенной витиеватой подписью и закопал семечко в нем.

В конце концов, я был не один такой с пустым горшком. Было еще несколько ребят, у которых ничего не взошло.

Только не у Гайи. Ее подсолнух вырос выше остальных.

На следующий день обвалились еще два здания: мебельная мастерская и чей-то дом. Один из тех маленьких домиков, что стояли рядком, прижавшись друг к другу. Мы проходили мимо него по пути в школу. Выглядело все так, будто кто-то вырезал дом, как кусок пирога.

Я спросил маму Майкла, кто жил там раньше, но она только шикнула на меня. Она не хотела об этом говорить.

– Слышала о рухнувших домах? – спросил я Гайю.

«За кого ты меня принимаешь?» – говорил ее взгляд.

– Конечно, слышала, Адеола. Все об этом говорят.

– Прости. Я помню. Просто мама ничего мне не говорила, и я не знал… – Я затих. «Я не знал, насколько все серьезно». Наверно, это звучит немножко глупо, но иногда тяжело понять, насколько велика проблема, пока не поговоришь о ней с кем-нибудь.

Гайя взглянула на меня ласково:

– Все довольно плохо, Ади. Никто не знает, отчего это происходит. Люди боятся.

Я отвел взгляд.

– Нам нужно просто проснуться и услышать, что за ночь ничего не рухнуло, – продолжила она. – Тогда, мне кажется, все успокоятся. Слышал о домике с бабушкой?

Я покачал головой.

– Дом, в котором она жила, рухнул недавно. Ее тело нашли под завалами.

Несколько мгновений мы оба молчали.

– Знаешь, что странно? – спросила Гайя. – От дома осталось очень мало кирпичей. Должно было быть намного-намного больше. То же самое было с пабом, и со складом, и с тем, другим домом.

– С мастерской, – подсказал я.

– Что?

– Это была мебельная мастерская.

– Точно, мастерская. Так вот, мне кажется, что кирпичи кто-то ворует.

– Думаешь, кто-то специально разрушает дома? – спросил я. – Чтобы украсть кирпичи?

– Я не знаю, – сказала Гайя. – Но как еще это можно объяснить? Вот ты как думаешь, почему они разваливаются?

– Не знаю. Я думал, может, с домами было что-то не так.

– Но почему конкретно они? И почему так внезапно? Все в одно время!

– А почему кто-то ворует кирпичи именно так?

– Я не знаю, – сказала Гайя. – Может… может… потому что это монстр… которому нравится кушать кирпичи из Камбервелла?

– Точно! – воскликнул я. Мне понравилась эта идея. – И он терпеть не может кирпичи из других районов.

– Ага, он попробовал кирпичи в Элефант-энд-Касл и выплюнул их обратно!

– А в Пекхэме они просто ужасные – слишком соленые.

– И он приходит по ночам, потому что стесняется есть на людях.

Мы рассмеялись.

– Он никому не желает зла, – продолжил я. – На самом деле он добрый монстр. Ему очень жаль, что та бабушка умерла.

Улыбки быстро исчезли с наших лиц. Это уже была не шутка, это было на самом деле. Однажды ночью кто-то заснул, думая, что все в порядке, а на следующее утро не проснулся, потому что оказался под обломками собственного дома.

– Что же на самом деле происходит? – задумалась Гайя. – И когда это закончится?

Я промолчал, хотя в голове у меня тоже вертелся вопрос: сколько еще людей пострадает?

Оказалось, я переживал не зря.

В тот вечер нашу школу показывали по телевизору. Репортер стоял у входных дверей, прямо там, где мы ходили каждый день. Было видно табличку с крупной надписью «Мальчики» над входом, которая висела еще с давних времен, когда мальчишки и девчонки заходили через разные двери. Репортер говорил что-то о том, нужно ли закрывать нашу школу или нет.