Многие государства прекратили своё существование. Анклавы здоровых людей, потерпели сокрушительное поражение, одна их часть была уничтожена, другая порабощена.

Власти новообразованных государств обвинили в случившейся беде тех, кто остался здоров, уцелел. Уцелевшие понесли наказание якобы за то, что были лояльны к власти, которая травила население и сделала людей инвалидами. Новые правители лишили уцелевших ключевых прав и свобод и арестовали. Создание Совершенного лекарства – главное условие их амнистии.

В страхе оказаться пойманным и потерять всё, многие уцелевшие начали употреблять афиросодержащие напитки и превратились в Аомби.

Стабилизировать ситуацию не удалось. В мире царит хаос.

Сейчас уцелевшие производят основные товары, оказывают главные услуги, гибнут от тяжёлого труда. На войне уцелевшие вынуждены помогать Аомби обороняться друг от друга. Заболевшие жители городов занимаются пустым делом, контролируют уцелевших и создают Поколение – новый человеческий вид, который нельзя вылечить.

Для нас – уцелевших очевидно: если срочно ничего не предпринять, через несколько поколений мы – люди вернёмся к первобытному состоянию или просто вымрем.

Я следил за деградацией общества в небольшом городе. Мальчишкой наблюдал, как боксирует отец. Он много пропускал не только на ринге, но и в баре. Отец заболел одним из первых. Я перестал видеть его дома. Затем была первая Профилактика. Власти сформулировали законы в отношении уцелевших людей, принудив их работать по 12 часов в день без выходных. Детей поначалу не трогали, но к 15 годам я столкнулся с выбором, отправиться на фронт или работать на полуразрушенной фабрике, которую вскоре окончательно разбомбили. Безопасно не было нигде. Я угадал с выбором.

После месячного обучения военному делу меня посадили в окоп с пристреленным пулемётом (главные линии обороны состоят из уцелевших, потому что патроны на вес золота). На наши позиции обрушивали артиллерию, затем посылали солдат (Аомби). Крепко удерживая оружие, я нажимал курок, враги падали, будто спотыкаясь, и после не вставали. В 19 лет меня переопределили в разведку, захватывать офицеров, которые из-за болезни потеряли чувство собственной опасности. Они разъезжали вдоль линии фронта на бронированных машинах.

На военной базе я познакомился с Кэт. Она, как и я, была здорова, работала медсестрой, помогала врачам выполнять сложные хирургические операции. Её жених Майк был из заболевших. Он служил вместе со мной в разведывательном отряде. Со второго задания я вернулся на трофейном броневике. В обстрелянной разбитой машине было три смертельно раненных человека: я, Майк и вражеский офицер. Салон был залит кровью, будто мы проехали через реку крови. Мы не были готовы к тому, что офицера будут охранять уцелевшие.

Врачи сумели спасти только меня. Спустя две недели я очнулся в мире, претерпевшем серьёзные изменения, в мире, в котором больше не существовало моего города. Кэт вела трофейный броневик в неизвестном направлении и была так рада, когда я вышел из комы…

Машина с проектором долго сигналит, чтобы проехать сквозь толпу Аомби. Жители не расходятся, будут шуметь до утра. Мы возвращаемся с балкона в комнату. Кэт отпускает мою руку. Лицо девушки залил румянец.

– Вы заметили? – спрашивает Лео.

– Во время речи у Мёрфи шёл пар изо рта, значит, проекция записана два дня назад, когда были заморозки, – говорит Егерь.

Получается, Лидер знал, что в торговом центре готовилась диверсия, но не предотвратил, или вовсе сам причастен ко взрыву. Почему он так сделал?

Пит настраивает телевизор. По единственному каналу в студии Центра обсуждают фронтовые сводки, подробности диверсии и начало Профилактического режима. Высокопоставленный гость – начальник Погонной службы докладывает об успехах новой методики ловли уцелевших. Одновременно во всех супермаркетах города был ужесточён способ продажи товаров. Покупатели на кассе подвергались тесту «инновационного» устройства и, если проваливали его, то продавец экстренной кнопкой вызывал отряд Погонщиков, который задерживал подозреваемых и доставлял в вытрезвитель. Кто из подозреваемых протрезвеет к утру, тот уцелевший, его ждёт суровое наказание (рабский труд), кто не протрезвеет, того отпустят. Продавцы супермаркетов задействовали экстренную кнопку и в тех случаях, если считали, что покупатель перед ними – уцелевший, имитирующий симптомы болезни. Начальник Погонной службы призывает жителей быть бдительными и сообщать обо всех подозрительно-адекватных личностях.

Дальше следует репортаж из центрального вытрезвителя. Погонщики выводят задержанных из чёрных автомобилей. Я замечаю подростка, которого видел на улице. Он грустно смотрит в камеру держа руки над головой.

Сегодня мне повезло, завтра я тоже могу быть пойман и потерять всё.

Иду в другую комнату, переложить продукты из рюкзака. Чувствую лёгкие шаги за спиной – Кэт.

– Давно свою мать не навещал… и меня… – тихо говорит она, обнимая меня за плечи.

– Прости. Как долго, думаешь, мы продержимся?

– Шон, всё нормально. Мы здоровы и водим их за нос. Переезжай снова ко мне, будет ещё лучше. Тебе очень идёт эта стрижка, как в армии, и густой щетины нет. Тебя теперь даже целовать можно. – Кэт поворачивает меня к себе и пламенно целует. Я чувствую, как в моих руках дрожит её тонкое тело.

– Не связывайся с дочкой Уайта… Шон… не рискуй… не надо… пожалуйста… – с тревогой просит Кэт. Она всегда так волнуется, а я всегда делаю глупости.

– Мы уходим, – бросает Егерь. Похоже, он наблюдал за нами.

Я закрываю за друзьями дверь. Кэт осталась.

– Сходи завтра в лабораторию, посмотри на Временное, убедись, что всё не так плохо, – улыбается Кэт, когда я веду её в спальню.

Девушка жадно целует меня в губы и увлекает за собой на кровать. Я начинаю раздевать Кэт. Она цепляется руками, мешает мне, хотя хочет помочь.

Ночью просыпаюсь, слышу, как Кэт тихо плачет. Вспомнила гибель Майка или из-за меня? Если я шевельнусь или как-то не так вздохну, то Кэт поймёт, что я не сплю, и разрыдается. Она сильная, не хочет, чтобы её видели такой, никто не хочет. Я думаю о том, чтобы не думать, и быстро погружаюсь обратно в сон.

Потягиваюсь, открываю глаза. Кэт ушла на работу и не разбудила. Она зашила мой порез на куртке. При встрече поблагодарю её.

Вода в душе льётся прозрачная, это потому, что гостиница расположена вблизи Центра.

Ем тушёнку с рисом из пакетика, пью 150 граммов виски и спускаюсь на улицу. Прогуляюсь до нашей подпольной лаборатории. Любопытно взглянуть на Временное.

Нам с Кэт было непросто прижиться в новом городе. При общении с Аомби мы совершали ошибки. Нас подозревали в том, что мы здоровы, даже преследовали. Мы бы пропали, если бы не встретили Егеря. Он помог нам адаптироваться к новым условиям существования.

Мимо плетутся хмурые прохожие. Мальчик продаёт старые вещи. Я отсыпаю ему мелочь и беру календарь, которому почти 30 лет. Жаль изображение лагуны на календаре немного выцвело.

Центр каждую неделю вывозит свой мусор на свалки города. Тысячи Аомби распространяют барахло, которое нашли на свалках, это их единственный хлеб.

На улице протест. Местные власти установили алкотестеры во всех вагончиках, которые выдают еду рабочим. Аомби, выпившие спозаранку спиртного, не получили утренний паёк и рассердились.

Есть уцелевшие, которые тайно работают вместе с Аомби, чтобы получать талоны на еду. Акция властей была направлена против них, но привела к всеобщему недовольству.

– Я с детства болен!

– Всё время здесь получаю!

– Можно быстрее!

– Выдавайте!

Возмущаясь, многие Аомби ругаются, возможно, в толпе есть и уцелевшие. Крепыш в рваном пальто не выдерживает и со злостью бьёт кулаком по вагончику, оставляя вмятину. Другие Аомби начинают расшатывать вагончик, пытаются перевернуть. Атакованная машина резко берёт с места, давя толпу.