— Я не забуду... — прошептала Люта, глядя в мутное окошко, как он уходит.
Отец научил — разобрать механизм проще некуда. Протереть, смазать. И патроны. Патронов осталось мало — тех, что на крупную дичь. На мелкую хватает, но если какому-нибудь безобразнику еще можно всадить заряд дроби в задницу, волка вроде того самого это не напугает, только разозлит.
Люта весь день сидела и считала — сколько чего осталось и сколько ей нужно на зиму. Одной, без отца — так странно было об этом думать. Она ела меньше, да и в лесу могла поживиться, хотя всегда приносила Тану зайцев и куропаток, он так вкусно их готовил...
«Выть будешь под луной», — сказала она себе, когда слезинка капнула на обрывок бумаги. Выходило, не так уж много ей нужно, но вот чтобы затащить все это наверх, придется кого-то нанять. Нельзя показывать, что она сама может нести мешок муки и не запыхаться.
Отец говорил — тут любят девиц в теле. И хорошо, может, не польстятся. Тем более, лицо...
«Выть будешь под луной, — повторила себе Люта. — И по отцу, и от обиды. Пока надо найти приличную одежду... Ай, одежду забыла вписать! И порох, и...»
Только через неделю она отважилась спуститься в деревню. На нее косились и показывали пальцами, но только из-за спины, потому что за плечом у нее висела двустволка Тана.
Люта всю неделю уходила подальше в лощину, где выстрел не слышен от деревни — это они проверяли с отцом, — и упражнялась. Айлан все-таки был прав — отдачей ее сносило в кусты и синяк на плече болел, но в цель она неизменно попадала. А раз так — какая разница?
Потому она и зашла первым делом в оружейную лавку. Тан описал ее достаточно подробно, поэтому Люта сразу свернула туда, но поняла, что ее там не ждут. Торговец обсуждал что-то с незнакомым бородачом, а на ее робкое «Скажите...» отмахнулся:
— Девочка, за булавками — вон туда! Не мешай!
Люта могла бы отвлечь их, но не стала.
«Лавочница Трюдда, — вспомнила она. — Где ее искать?»
Спрашивать у оружейника она не рискнула, но первый же попавшийся мальчишка указал на островерхую крышу, вызывающе зеленую среди унылых черепичных-красных.
— А вы кто, госпожа? — жадно расспрашивал он, шлепая рядом по лужам. — Охотница на оборотней? У нас тут был один недавно — ух, какую шкуру принес! А у вас есть что? А...
— Замолчи, — тихо сказала Люта, — не то услышат и придут за тобой.
Нехорошо обманывать детей, но ей уже было плохо в этом шумном месте, а мальчишка трещал хуже сороки...
В лавке было тихо и темно, окликнуть Люта не решалась, да так бы и ушла ни с чем, но тут в углу кто-то зашевелился, и к прилавку вышла хозяйка.
Роста в ней было с две Люты. Ну ладно, полторы.
— Чего? — зевнула она.
— Я дочь Тана, — ответила Люта. Внутри у нее все оцепенело от ужаса — много лет ей не приходилось говорить с людьми... или не совсем людьми. — Айлан сказал, что оставил мою долю у вас.
— А если он солгал?
— Догоню и убью, — сказала девушка. Придется подождать, конечно, но ни один человек не уйдет от оборотня.
— А если солгу я? — Трюдда навалилась грудью на прилавок, и он затрещал.
— Тебя труднее убить. Но не невозможно, — сказала Люта.
Похоже, в жилах лавочницы течет кровь великанов, а их зубами не взять. Так на что ружье дано!
— Тан сказал точно так же... Значит, тот захожий парень не солгал, и Тана больше нет?
Люта помотала головой.
— Я теперь вместо него, — сказала она. — Мне нужны припасы и деньги, а то из оружейной лавки меня выгнали.
— Сама справишься? — спросила Трюдда.
— Да. Только если деньги будут. В патронташе-то... мало уже.
— Э, только ты без грабежа! — гулко расхохоталась лавочница. — Вылитый папаша... А лицо... это они тебя?..
— Если б они, я б на четырех лапах бегала, — фыркнула Люта. Так они условились говорить с отцом. — Веткой хлестнуло, спасибо, глаз цел. Я тогда совсем маленькая была.
— А чего никогда к нам не выходила? Отец не велел?
— Не велел. Теперь пришлось.
Трюдда помолчала, потом заворочалась за прилавком, вышла на свет — громадная, но соразмерная женщина, взяла Люту за подбородок и повернула к пыльному окошку.
— На него похожа, — заключила она и вдруг сменила тему: — А тот мальчишка-то не соврал? Он черного оборотня положил?
— Выследил его — отец. Добил — чужак, — коротко ответила Люта. — Отец... не успел уже...
— А ты где была?!
— Меня он на такую охоту не брал. Говорил, рано еще, — если говорить коротко и отрывисто, то не расплачешься.
— Ох, глупые оба... — Трюдда сгребла ее в охапку с ружьем вместе, прижала к необъятной груди. — Ну, поплачь, поплачь, полегчает...
Тщетно — глаза у Люты были сухими, ни слезинки не удалось выдавить.
«Запах... — трудно его не ощутить, когда тебя вдавливают носом в чужое тело. — Я знаю этот запах!»
Сладковатый, но не приторный, — так пахнут летние цветы на жарком солнце. И вроде бы пудра и помада — у мамы было немножко для самых важных праздников, и Люта запомнила запах. И еще что-то...
От отца пахло вот так, когда он возвращался из деревни. Не всякий раз, но случалось. Он говорил: «Хватит меня обнюхивать, просто зашел позабавиться!» Вот, значит, где и с кем он забавлялся...
— Я соберу, что обычно твой отец на зиму брал, — сказала наконец лавочница и отстранилась.
Зря — так забавно было слышать, как слова отдаются в ее груди, будто в гигантской бочке.
— Мне не надо, что отец брал. Я такое почти не ем. Лучше я другое возьму, — осмелилась наконец выговорить Люта.
— Ну так говори, что тебе надо!
— Так откуда мне знать, что у вас есть? Вот. Я написала, сколько нужно, — Люта протянула бумажку.
— Ты тоже грамотная? Надо же... — Трюдда вздохнула и уставилась на ровные буквы. Чему удивилась-то? Чем еще заниматься, пока отца нет, а по дому все переделано? Только прописи выводить. — Н-да... тебе меньше надо, ясное дело, но запас карман не тянет. Вдруг снегопад? Не спустишься...
— Хорошо, можно побольше, — согласилась Люта и деланно спохватилась: — А донести как? Отец сам таскал, а я...
— Осла дам. Если не враз, то в два уж точно довезешь, — подумав, ответила Трюдда.
— Спасибо, госпожа Трюдда... — пониже поклонилась Люта.
Спина не переломится, говорил отец, а относиться станут лучше.
— Ладно, — лавочница достала из-под прилавка засаленные листки и грифель. — Сейчас посмотрим, на сколько это потянет... Ты на всю зиму посчитала, уверена? Тан спускался в любую метель, а сможешь ли ты, не знаю...
— Смогу, — сквозь зубы ответила Люта.
Вышло как-то... Немного. А много ей и не надо, она охотой проживет. Вот овощей в погреб кинуть — это хорошо, но не мешками же! Следи еще за ними, перебирай! Молоко она терпеть не может, без сметаны потерпит до весны, сыр... тоже хорошо хранится, что уж там о всякой крупе говорить. Овес, положим, Люта не любила, но отец сказал, чтоб ела хоть раз в неделю, значит, надо. Но есть и кое-что повкуснее... И соль не забыть!
— Да тут и одного осла много будет, — сказала Трюдда, подсчитав. — А... Ты ж еще оружейную лавку ограбишь, а там всяко-разно тяжелое. В самый раз. Вот, держи сдачу.
— Мне бы еще ткани, — Люта дернула себя за кривобокую юбку. — Так по лесу не находишься...
— А сшить?
— Я и сшила...
— Гм... да, понимаю, — Трюдда деликатно отвела глаза. — Иди пока за... чем тебе надо, а я пока позову вдову Эльви. Она шьет хорошо и берет недорого.
— А ткань? — упрямо спросила Люта.
— Всё вместе посчитаем, — ответила лавочница и чуть не силой вытолкала ее на улицу.
Люта посмотрела по сторонам. Вот, значит, как живут люди... Нет, лучше уж на горе — там чисто. Только никто не живет, и мальчишки не бегают стайками, не запускают кораблики в лужах нечистот...
Она поправила двустволку за плечом и направилась обратно в оружейную лавку. И огорошила хозяина словами:
— Я принесла деньги! Дай мне дроби, а еще...
Это «а еще» затянулось надолго, но из лавки Люта вышла со всем, что ей было нужно, а еще с хорошим ножом. Хозяин уверял, что это дрянь, а не нож, но разве она не чуяла? Может, некрасивый, корявый какой-то, но он был точно Люте по руке. Глотку перерезать сгодится, все равно, кому, а что еще нужно?
