Кругленький Сэм выкатился за дверь и вскоре вернулся уже с оконной рамой, которую ловко приладил на место своими пухлыми руками.

- Может, что еще нужно? – и Сэм потер сложенные в щепоть пальцы друг об друга, явно намекая на то, что стекла и оконные рамы он делает не из воздуха. – Дрова можно елка, можно береза, эти у тебя сырые совсем. Колбаса хорошая, вино покрепче, девочкам цветы, тебе горячий бадья притащу, помоешься с дороги.

- Окно им вставь, - распорядился Лео, с улыбчивым Сэмом было просто, даже «цветы девочкам» проскочило легко, никак не царапнув.

- Сделал уже, дорогой, - всплеснул руками Сэм. – Ух, лютый мороз сегодня ночью будет! Давай я за дровами, тебе бадью, им бадью, тебе еще вина принесу, - и Сэм оставил на низком столике у камина небольшой листок, он-то уже все подсчитал, сколько за что он хочет, а благородные сэры не торгуются, с ними работать одно удовольствие.

- Вина много не надо, - предупредил Лионель.

- Зачем много? – согласился Сэм. – Пинт шесть, восемь – не надо много, да? Ты подумай, что еще: можем оплечье на панцире подновить, сапоги теплые, плащ такой, что шубы не надо – видел у Джона, да? Все для тебя хоть со дна морского достану, хоть драконье яйцо. Такие они красивые, слушай, глаз радуется.

Санса в этот вечер пришла к Лионелю раньше обычного, и Лионель замер, словно открыв дверь в сказку. Санса была очень красивая и в затертом охотничьем костюме, и в простой рубашке под ним, и без рубашки, но Лионель уже забыл, какой она бывает в платье, а шубку у нее на плечах никогда и не видел. И от ее пушистых распущенных волос он немного отвык, и от яркого света, который все это освещает, - и даже сразу не заметил, что Санса немного смущается и чем-то встревожена.

- Сэм у тебя был уже, - сказала Санса даже не тоном вопроса, потому что комната Лионеля за пару часов стала намного красивее и уютнее. – Это все он достал откуда-то, - и Санса неожиданно покрутилась на одном месте, словно в танце, - можно подумать, ему про нас ворона за месяц прислали.

- Сэм молодец, - улыбнулся Лео, следя за новой веселой Сансой.

- Еще бы не молодец, - согласилась Санса чуть насмешливо. – Арье он продал ножны для ее клинка и какую-то древнюю браавосскую монету, он что угодно продаст.

- А платье он ей тоже продал? – смеясь спросил Лионель, и Санса рассмеялась вместе с ним.

«Продал, - понял Лионель. – Это да, это действительно мастер».

- Лео, - тихо сказала Санса и смущенно отвела глаза. – Мы совсем без денег остались…

- Я тоже ему должен, - признал Лео и подумал, что Сэм все-таки опасный человек.

Утром Лионель разыскал Джона Сноу и расспросил его о Сэме.

- Это он всем говорит, что он Сэм, - объяснил Джон. – А на самом деле он Самвел.

- А какая разница? – не понял Лионель.

- А ты с ним в нарды сыграй, - предложил Джон. – Тогда увидишь, какая разница.

Самвел, конечно, верил в долг, но долг постоянно рос, потому что отказаться от удобства было нелегко, а еще труднее было удержаться от участия в его идеях, не устраивать праздники, не заваливать всех вокруг подарками, как подобает щедрому и доброму государю. Впрочем, от проведения уникального рыцарского турнира у подножия Стены Лионель все же отказался, начиная понимать, каким примерно образом его отец не только промотал всю казну Эйриса, бывшего в сфере государственных финансов совсем не безумным, но и набрал астрономическое количество долга.

Лионель промотал с помощью Самвела на много порядков меньшие суммы, но беда была в том, что Лионель даже не знал имени своего нового мастера над монетой, просить денег через лорда Эддарда не мог никак, чувствуя, что он куда более виноват перед Эддардом, чем тот пока думает, а Санса и Арья могли написать Роббу, но это было почти то же самое, и вдобавок получать деньги через них было еще совестнее. Поэтому юный король решил развязаться с ситуацией одним махом и побился с Самвелом об заклад на всю сумму своего долга.

- Лучше бы в нарды сыграли, - усмехнулся Самвел, услышав, что в ближайшее, уже намеченное, застолье Лионель собирается его перепить. – Кости катятся, фишки щелкают, хоть какой-то шанс есть.

Лионель не стал хвалиться тем, что в их семье Станнис считается малопьющим, хотя пьет как матрос, и штрафная чаша недаром стала называться «адмиральский кубок». Лионель знал свою меру, но представлял себе и последствия, и потому твердо попросил Джона присмотреть за сестрами.

- Не на что им там смотреть, - коротко сказал Лионель. – И учти: когда я пьяный, я буйный. Уберите лучше хлеб из овина – неровен час, подожгу я овин.

Самвел начал застолье тостами и шутками, потом, глядя на Лионеля, посерьезнел, потом все же осоловел, и наконец завалился на стол, попытавшись подняться. Лионель тут же вскочил на ноги на другом конце стола, бледный, быстрый и злой.

- Ты говорил мне, твой дядя пропал за Стеной? – спросил Лионель Джона, и, несмотря на свойственное ему бесстрашие в опасных для жизни дозах, Джон немного вздрогнул.

- Если он мертв, его убийцы пожалеют об этом, - мрачно сказал Лионель, уходя от стола, и через пять минут остающиеся за столом услышали его злой командный голос.

- Поднять ворота! – приказал Лионель. – Живо!

Лионель вернулся через три дня, за которые Джон успел обидеться на сестер за устроенный ему разнос, поутешать их, дать им обещание, что Лео вернется, - и наконец собрать поисковую партию в рекордные для Дозора сроки.

Предварив выход поисковой партии, Лионель проехал через тоннель под Стеной в обратную сторону и пришел к Джону: Джон уже понял, что нетрезвый Лионель бывает жесток, суров и даже страшен, и, почуяв стойкий алкогольный запах, одобрил решение Лионеля не подходить к Сансе и Арье, к которым побежал Самвел, в последние дни немного пристыженный тем, что в результате вышло из-за его удачного барышничества.

Взятый с собой за Стену небольшой бочонок бренди кончился много часов назад, и сейчас Лионель практически не был пьян, но подходил с опасной стороны к проклятой зоне между седьмой и девятой, где мир казался ему мрачным, а совесть была слишком щепетильной и склонной к преувеличениям.

- Ничего я там не видел, - ответил мрачный Лионель на немного тревожный вопрос Джона о том, что с ним случилось за Стеной. – Вчера только зарезал какого-то старика, сам не знаю, за что, мы с ним даже слова не сказали. Сухой он весь был, но удивительно жилистый: я думал, он мне меч сломает, такой у него удар.

- А глаза у него голубые были? – спросил Джон, которого пробрала догадка о том, с кем Лионель встретился за Стеной.

- Да, - припомнил Лионель. – Волосы редкие, длинные и сухие. Лицо в очень глубоких морщинах. Руки без перчаток, ногти длинные очень.

- Как же ты… - пробормотал Джон, настолько точно Лионель описал Иного, от которого, как думал Джон, не было другого спасения, кроме обсидианового оружия Первых Людей.

- Уворачивался, - коротко рассказал Лионель. – Бегал вокруг него. А потом поднырнул под его меч и зарезал его вот этим кинжалом, - Лионель положил на стол кинжал из валирийской стали с рукоятью из драконьей кости. – Видишь, полезная вещь, я его чуть твоему среднему брату не подарил – но все-таки об отце память.

Понурый Лионель пошарил рукой по столу, с которого сразу после его прихода Джон предусмотрительно убрал вино, и посмотрел на Джона скорбными глазами.

- Расскажу тебе, если сохранишь секрет, - пообещал Лионель, и Джон коротко кивнул. – У нас бывали раньше цирки уродцев, потом Джон Аррен их запретил. Знаешь, там были карлики самых разных форм, удивительно гибкие гимнасты, всегда улыбающийся человек или человек, умевший очень, очень похоже кричать петухом. Говорили, что удивительно, как этих уродцев прокляли боги, – а я узнал от мейстера, что все эти уродцы когда-то были детьми, подобранными на улице или купленными у родителей, которым было не по силам прокормить лишний рот. Обычными детьми, которых владельцы цирков для потехи специально сделали уродами.