*

Финн спрашивает у всех и каждого, но ни один из одногруппников не готов достаточно, чтобы ответить преподавателю, этой пугающей Холдо. Она может выслушать не перебивая, со сдержанной, заинтересованной улыбкой, а потом влепить неуд, и никто не будет знать, за что.

Он и сам не готов. Но если никто не вызовется, то она начнёт искать жертву по журналу, а от одной мысли об этом у него холодеет между лопаток и на лбу выступает испарина.

Надо было отменить вчерашнюю репетицию, но они с По так классно провели время: поиграли, выпили пива, поболтали о том о сём — красота.

— Эй, Рей, — Финн прибегает к последнему средству.

Да, Рей из тех, кто любит всё делать по правилам. Если её вызовут, она ответит, но если нет, то не будет бросаться грудью на амбразуру, потому что в её представлении это нечестно. Как тогда они все выучат дисциплину, если она будет прикрывать пробелы в их знаниях?

— Попросись, а? — он теребит её за рукав пуловера.

Рей, которая что-то читает не по теме пары, поднимает голову, смотрит на него строго и качает головой.

— Ну будь другом!

— Финн, надо самому учить.

— Я себя плохо чувствовал вчера, башка трещала.

Рей смотрит раздосадованно и — самую капельку — с жалостью.

— Клянусь, — заверяет он её проникновенно.

Её взгляд смягчается.

— Хорошо, но это в последний раз.

Финн поднимает руку в немой клятве, а Рей тянет руку вверх, вырывая у всей группы вздох облегчения.

Обманчиво дружественный взгляд Холдо тут же замечает движение, а то она уже было начала примеряться к журналу.

— А, Рей! Ну что ж… — преподаватель проницательно глядит на притихших как мыши студентов. — Ладно, отвечай ты. И напомни фамилию, пожалуйста.

— Рей П… — подруга запинается, хмурится и прочищает горло, — Рей Платт.

Финн в курсе всей этой темы с её опекуном. Он был жирным, отвратительным ублюдком, заставлявшим своих подопечных подрабатывать с малолетства. Рей была просто счастлива наконец-то словить совершеннолетие и свалить из так называемого «дома». Она признавалась, что хотела бы лучше совсем не иметь фамилии, чем такую. Финн не удивится, если она её всё-таки сменит.

После учёбы у Рей есть полчаса до того, как она помчится на кафедру к старушке Лее, и Финн в благодарность за подвиг решает угостить её какао.

Они переходят через дорогу от универа и заглядывают в небольшую кофейню, открытую как раз с расчётом на плотный поток студентов. Мудрёное название «Кеф-Бир» запомнить не может никто, поэтому все называют это место просто «Кефиром».

— Ей с зефирками, — Финн кивает на Рей.

В кофейне за кассой новая сотрудница, на бейджике которой написано «Джанна».

— Зефирки кончились, — отрезает Джанна.

— Бардак, — цокает Финн и спрашивает у Рей: — Будешь без зефирок?

Подруга кивает.

— Рей заслуживает какао с зефирками.

Финн оборачивается и видит, что к их очереди кое-кто прирос. Высокий — выше него на голову или даже больше — парень в чёрном прикиде, в шапке с помпоном, — это Кайло Рен. Придурок, с которым он однажды чуть не подрался. И с которым сосалась Рей.

— Но у нас нет зефирок, — отчеканивает Джанна.

— Отлично, тогда мы пойдём в другое место.

Кайло берёт Рей за руку, и неизвестно как, но их пальцы переплетаются, хотя у неё на лице возмущения и злости не меньше, чем у Финна.

— Никуда она с тобой не пойдёт!

На его слова Кайло лишь нагло улыбается и ведёт Рей к выходу. Она почему-то не возражает.

Финн кидается следом.

— Нет! — Она решительно останавливает его перед выходом; Кайло по-прежнему держит её за руку. — Пей своё какао. Я разберусь.

— Она со мной разберётся, — напоследок бросает ему козёл Рен, вкладывая вполне недвусмысленную интонацию в свои слова, а после Рей первой выскакивает на улицу, увлекая его за собой.

Финну остаётся только с тревогой выглядывать их в окне, но вскоре они пропадают из виду, свернув за угол дома.

*

Сегодня ей приснилось такое — просто ужас…

Рей приснилось, что она надела откровенный тёмный топ на тонких бретелях, черные кожаные штаны-трубочки, чокер; кто-то очень умелый, оставшись «за кадром», накрасил её так, как она в жизни бы не сумела, и этот тяжёлый, броский макияж превратил её в кого-то другого. Сборы во сне были очень детальными, и она кайфовала, когда застегивала на ноге тонкий ремешок туфель на высокой шпильке.

А потом, продравшись сквозь сюрреалистичный сумбур сна, где она что-то доказывала Лее, где внезапно объявившийся родич оставил на её щеке сухой поцелуй, сунул денег и сказал: «Ни в чем себе не отказывай, деточка», Рей оказалась в помещении с интимно приглушенным светом и на кожаном диване.

Про кожу она помнит точно, потому что та холодила голые плечи, пока Кайло стягивал с неё и так ничего не значащие бретели и тянул топ ниже. Вдалеке шумела музыка, доносился шум безудержного веселья, беснующиеся выкрики. Но там, где оказались они, не было больше никого, и чёрные стены глушили звук. Остальные подробности размыл сон.

Кайло впал в сладостное бешенство, но ей вовсе не хотелось его остановить или хотя бы притормозить. Рей из её сна ликовала от происходящего. Она никогда не чувствовала себя настолько расслабленной, как в том сне. Само ощущение того, что можно просто отдаться стихии и позволить и ему и себе всё что угодно. Что это дозволено, это безопасно, это уместно — и этому нет предела.

Ничего такого в её сне они не успели. Просто потому что Рей пока смутно представляет, как именно это будет. То самое. Но в остальном…

Рей проснулась, кончая, со слезами, собравшимися в уголках глаз.

Поэтому видеть его именно сегодня для неё немыслимое испытание. Она так и сгорела от фантомных воспоминаний, когда заметила, что он ввалился за ней и Финном в кофейню. Поняла, что опять караулил у универа.

Поэтому она тащит его поскорее прочь от Финна и, возможно, от взглядов других её однокурсников, затесавшихся среди посетителей.

Кайло воспринимает эту податливость как согласие или как слабость. Он, стоит им свернуть за угол, втаскивает её во двор-колодец и прямо там, под аркой, набрасывается на неё, словно его не кормили неделю, а она съедобная.

Их поцелуй не оставляет ей воздуха — Кайло буквально душит её в объятиях. Он такой высокий, крупный, хоть и не грузный. Его плечи и руки велики по сравнению с её собственными. Короче, они из разных весовых категорий.

А она уже привыкла к его вкусу… Но ей нужно освободиться!

В отчаянной попытке вырваться без шума Рей по-настоящему кусает его нижнюю губу. Он охает и громко, почти неприлично стонет ей в губы, к поцелую примешивается солоноватый вкус крови. На мгновение Кайло даже приоткрывает глаза, и в них Рей не видит ничего, кроме себя. А поцелуй продолжается.

Его реакция заводит и её. Они — напротив универа, мимо арки спешат по делам прохожие — на улицах час пик, её свободное время на исходе, но в голове вдруг становится восхитительно пусто, прямо как на той вечеринке.

Океан по имени Кайло снова накатывает на неё, и, хоть шторм остался позади, волны всё никак не улягутся. Он стягивает с неё шарф и лижет шею, и у него это выходит вовсе не мерзко, а приятно в абсолютно извращённой манере. Немедля хочется позволить ему вылизать себя всю.

Если сейчас он позовёт её к себе, она согласится. Она точно согласится.

И от этой простой мысли, озвученной в голове как сладкий приговор, Рей ощущает себя насквозь влажной: ото рта до промежности. Снег вокруг ещё лежит в ожидании весны, а она уже растаяла. Она готова, её можно брать тёпленькой, как утренний тост. И Кайло это знает и точно воспользуется, подлец. Мерзавец.

Рей уже не тлеет — она горит изнутри. Сейчас она сама всё скажет вслух. Пусть ведёт её к себе. Пусть уже трахнет.

— Молодые люди!

Резкий окрик гуляет эхом по арке, прежде чем стихнуть. Рей приподнимает запрокинутую голову, Кайло отрывается от неё с видом заправского вампира, и оба они смотрят на Лею, видимо, пробегавшую мимо по тротуару да так и замеревшую при виде столь сочной картины. Она даже выудила очки и теперь глядит на них, выставив те перед глазами.