Но не успел Элдин отъехать от селения, как раздались крики, и в спину ему вонзилась стрела. Он вскрикнул от боли и от неожиданности и, обернувшись, встретился взглядом с глазами Эдгара. Тот смотрел прямо и не мигая. Взгляд его словно говорил:

– Я не мог поступить иначе!

Он понял, кто мог наблюдать вчера за ним. Эдгар единственный, кто раньше вблизи мог видеть его лицо.

«Эдгар, – подумал он в эти несколько секунд, пока смотрел в глаза Эдгара

Не думал я, что ты сыграешь для меня роковую роль. А он, наверное, прав. Я враг его отечества, его родины. И, странно, жизнь учила меня не верить людям, но я всё равно верю. Пора было бы уже и запомнить науку. У тебя была хорошая возможность убить меня тогда, в открытом бою. Не думал я, что ты сможешь ударить в спину».

Но вот подбежали трое других стражей и схватили лошадь Элдина под уздцы.

– Ну, что попался, лазутчик! – хохоча, вскричал один из стражников.

Элдин соскочил с седла и, сорвав с пояса кинжал, ударил одного из них по руке. Но стрела, вонзившаяся ему в спину, хоть и не причинила особого вреда, видимо была отравлена. Движения Элдина стали какими-то вялыми. Стражники нанесли ему несколько ударов меча по лицу, один из них попал в шею. Обливаясь кровью, Элдин успел смертельно ранить одного из нападавших прежде, чем почувствовал, что руки ему связывают за спиной. Потом он почувствовал, что падает, что его подхватили и куда-то тащат. Но вдруг сквозь туман, застлавший ему глаза, он увидел, что к ним бежит небольшая группка крестьян, вооружённых вилами и топорами. Впереди бежал Хенрик, размахивающий длинным кухонным ножом. Элдин почувствовал благодарность этому человеку, ведь никто не обязывал Хенрика броситься на помощь незнакомому ему человеку и при этом рисковать своей жизнью и жизнью односельчан. А эти люди? Они ведь даже не видели его… Но мозг отказывался ему служить, и он закрыл глаза, решив больше ни о чём не думать. Завязалась драка. Его бросили на землю. Чей-то грубый голос крикнул:

– Всё равно он скоро умрёт!

И всё стихло.

Очнулся он оттого, что в лицо ему плеснули холодной водой. Открыв глаза, он увидел перед собой лицо Марты, которая заботливо стирала с его лица кровь.

– Спасибо вам за всё, – прошептал он пересохшими губами, – Не к чему такая забота. Всё равно мне осталось жить не больше часа.

– Нельзя так говорить, Элдин, – испуганно сказала хозяйка дома.

Элдин, видя её испуг, чуть улыбнулся.

– Худо тебе, – заботливо спросил Хенрик, подходя к нему.

Элдину не хотелось огорчать этих добрых людей, и поэтому он ответил:

– Нет, уже лучше. Спасибо.

Но все отлично понимали, что это не так. Он уже умирал.

– Сколько раз я смотрел в глаза смерти, и всегда мне удавалось выжить. И не думал я, что умру такой нелепой смертью. Я не жалею о том, что случилось, но жаль мне только, что умираю я не в родном доме, что нет со мной рядом моих друзей.

Элдин говорил, не обращаясь ни к тем, кто окружал его, а к кому-то незримому, словно, тот мог услышать его. Ему вспомнились слова мэреина: «Знай, что и твоя роковая судьба не дремлет». И он, наконец, понял их. О, как горько было это знание!

Перед ним, словно живые возникли лица друзей. Вся его жизнь прошла перед его внутренним взором. Сейчас он мысленно прощался со всем, что было ему дорого, но смерть не страшила его… У него нет семьи, нет друзей на родине. Что могло ждать его впереди? Что ждёт его, бездомного бродягу? И кто ждёт его там, дома? Он знал ответ – никто. Элдин спрашивал себя – зачем он покинул страну Мечтаний. Неужели мало ему дорожных горестей и лишений?..

И он засмеялся тихим дробным безудержным смехом, словно одержимый. Этот тихий резкий отрывистый безрадостный и горький жалостный смех был куда страшнее и безжалостнее, чем многочисленные раны на теле бедного прайденца. Хенрик с женой беспокойно переглянулись и воздели руки к торфяному потолку, шепча молитвы.

Одно радовало: что не напрасно он погиб и что смог всё же совершить хоть что-то стоящее, и что всё же есть те, кому он был нужен, по-настоящему нужен, как не был нужен никому десять долгих мучительных лет.

– У вас нет бумаги и чернил? – спросил он, приподнимая голову.

– Бумага-то у нас есть, а вот чернил нету. Чернила есть только у нашего жреца. Сходить к нему?

– Нет, не надо, – прошептал Элдин, – А уголь у вас есть?

– У нас есть карандаш, – ответил Хенрик, и, порывшись на полках, он протянул Элдину крохотный обломок карандаша.

– Спасибо, – прошептал тот, принимая из рук Хенрика карандаш, а из рук Марты лист бумаги.

– И ещё я хотел попросить вас. Напишите за меня два письма, извещая о моей смерти. Отправьте одно в местечко Винер на мою родину. Может быть, там ещё кто-нибудь помнит меня. Хотя нет, не надо. Напишите одно письмо и отправьте его на юг – в страну Мечтаний, королеве Лебелии, сказал он, махнув рукой на юг. – Я видел у вас почтовых голубей… Они найдут дорогу…

Потом он дрожащей рукой расправил на груди листок бумаги и стал медленно выводить буквы, дрожащей рукой.

Вот, что он написал:

«Друзья мои, я умираю, но не жалею об этом. Время, проведённое с вами, было для меня самым лучшим. Я прошу вас – не забывайте странника, Элдина».

Он хотел ещё что-то написать, но тут рука его дрогнула, и карандаш выпал из ослабевших пальцев.

– Простите, что я доставил вам столько хлопот, – прошептал он, и закрыл глаза.

Похоронили Элдина на деревенском кладбище. На его могиле стоит памятник из белого мрамора, который был поставлен полгода спустя по приказу королевы Лебелии. На нём высечены слова: «Здесь покоится человек, чей великий вклад в победу, был неоценим. Благодаря ему стало известно об опасных противниках. Твоё имя войдёт в историю страны Мечтаний и её соседей. Ты навсегда останешься в памяти народов южных стран. Покойся с миром, Элдин, сын севера!»

***

Прошло почти полгода после отъезда Элдина, когда герольд увидел белого почтового голубя на вершине одной из башен дворца.

– Это, наверное, письмо от Элдина, – с волнением произнесла Лебелия, беря из рук стражника свёрнутый вчетверо лист бумаги.

– Читай быстрее! – торопила сестру Элона.

Они находились в небольшой прямоугольной комнате. Здесь повсюду были развешены ковры, и обстановка была самой подходящей для дружественных бесед, а ни для приёмов и совещаний. Сюда никому, кроме членов королевской семьи и Бернара, не разрешалось входить без разрешения королевы или без особой на то причины. Эту уютную комнату они обычно называли «семейной», хотя Бернар не имел никакого отношения к их королевской семье. Они сидели в бархатных креслах вокруг круглого стола за утренним чаем, когда герольд передал Лебелии письмо.

– Читай быстрее! – повторила Элона.

Но Лебелия медленно развернула письмо, и оттуда на стол вдруг выпал ещё один листок бумаги. Она вопреки просьбам сестры прочитала письмо про себя, а затем взяла в руки второй листок. На нём было немного. И написано, в отличие от письма карандашом. Почерк был нечёткий, видно было, что писал человек, либо очень поспешно, либо ему было очень трудно держать карандаш в руке.

– Что там? – спросил Бернар.

– Элдин умер, – бесцветным голосом проговорила Лебелия.

Все застыли, как громом поражённые. Лебелия молча протянула письмо и записку, стоявшему рядом Бернару. Письмо было длинным. В нём подробно рассказывалось, как деревенский ремесленник приютил странника, как на того напали чёрные стражники, и как ремесленник с женой ухаживали за ним, пытаясь спасти его от смерти.

Когда Бернар поднял голову от письма, его смуглое лицо помрачнело, а между густыми бровями пролегла горестная складка. Он взял в руки записку, написанную Элдином. Написано в ней было всего несколько слов. Элдин извещал друзей о своей смерти и просил, не забывать о нём. Бернар прижал к груди записку и отвернулся, чтобы друзья не видели, что его глаза блестят от слёз. Посторонних глаз он мог не бояться.