Совсем близко послышалось пение – не слишком чистое, если сказать правду. Магистр ухмыльнулся, толкнул неприметную дверь и оказался в светлой гостиной. Огромные окна в обрамлении тяжелых штор, пышный ковер ягодного цвета, диваны и кресла с гнутыми ножками. В центре ковра громоздилась заколоченная коробка в человеческий рост. Повсюду лежали книги и журналы: «Подробнейшее руководство к разностной машине Бэббиджа», «Магазин натуральной истории, физики и химии», тома «Циклопедии».

– Господин наставник! Я уже собирался явиться к вам сам!

На портретах Императора Павлентия Первого изображали напыщенным усатым молодцем в орденах и аксельбантах. Но те, кто видел его настоящего, не могли поверить, что этому румяному златокудрому мальчишке скоро исполнится двадцать пять и что он – правитель Гардарики.

– Механическая опера! – Император едва не приплясывал от нетерпения. – Это чудо что такое! Все эти механоиды – они ну просто как живые, с десяти шагов от нас с вами не отличишь! Как бы ни брюзжали консерваторы, за таким театром – будущее!

– Я знал, что вам понравится, Государь, – Магистр снисходительно улыбнулся и сел в глубокое кресло. – А что ваша прелестная супруга?

– О, Маринетта под большим впечатлением, – Павлентий разрумянился сильнее обычного. – Какое же все-таки чудо эта опера! Я непременно хочу поехать еще раз!

– Если это ваша царская воля, кто я такой, чтобы спорить?

– Вы опять смеетесь надо мной! – смутился Павлентий. – Только умоляю, не говорите, что пришли ко мне с какими-нибудь скучными отчетами и донесениями! Я слишком воодушевлен, чтобы возиться с этими бумажками. – На лице Императора появилось по-детски жалобное выражение.

– Можете быть спокойны, Ваше Величество, никаких бумажек при мне нет.

– Вы меня осчастливили! Я как раз собирался осмотреть новый автоматон! – Павлентий шагнул к стоявшему посреди гостиной ящику. – Прислали сегодня утром. Это мальчик-художник, который после полного завода рисует мой портрет! Вы только вообразите!

– Вот как!

– Скажу вам по секрету, – Павлентий рухнул в соседнее кресло и наклонился к Магистру: – В моих планах усовершенствовать его. Сегодня он может рисовать картинки, а завтра – почему бы и нет – работать на конвейере!

Магистр громко расхохотался, запрокинув голову.

– Я знаю, знаю, – Император заерзал в кресле.

– Ваше Величество, я не раз объяснял вам, что ваши идеи утопичны и, хуже того, опасны. Что станут делать фабричные рабочие, если вы замените их машинами? Неужели вы думаете, они скажут вам спасибо?

– Они смогут пойти учиться, – Император упрямо вскинул голову. – На инженеров, наладчиков, механиков. Кто-то ведь должен обслуживать машины, и эта работа куда сложнее и почетнее…

– Вы ошибаетесь, Государь. Оказавшись на улице, они станут сбиваться в стаи. Будут глотать спирт и звереть. Затем начнутся грабежи, беспорядки, убийства. И наконец, – он сделал длинную паузу: – Восстание.

Павлентий нахмурился и ненадолго замолчал.

– Но послушайте! – Он вскочил и прошелся по комнате. – Почему вы так не верите в людей? С какой стати им грабить и пьянствовать? Разве вы не хотите увидеть общество, в котором каждый будет образован, накормлен и снабжен всем необходимым? Общество, в котором машина выполняет тяжелую работу, а человек занимается тем, для чего был рожден, – умственным трудом?

– Поймите, – в голосе Магистра прозвучала нежность почти отеческая. – Общество не готово к таким переменам. Для этого необходима, может быть, сотня лет.

– Но…

– Какой же вы, в сущности, идеалист! Совсем как ваш отец… – Магистр взглядом указал на портрет покойного Императора, висевший напротив. – Самое важное – это выбрать, кому вы будете верить. Государь допустил слишком страшную ошибку…

Павлентий посмотрел на картину и сник, в одно мгновение растеряв всю восторженность.

– Я многого не понимаю, – пробормотал он, потирая лоб. – Должно быть, мелю чушь…

– Вы просто слишком чисты! Слишком болезненно воспринимаете все несовершенства мира. – Магистр усадил Павлентия обратно в кресло. – Не тревожьтесь, пощадите себя. Оставьте мне ваши заботы.

– Пожалуй, вы правы, – Император слабо улыбнулся.

– Возвращайтесь к своим занятиям, – Магистр кивнул на стопки книг и коробку с автоматоном-художником. – А я, с вашего разрешения, удалюсь и не буду больше вас беспокоить.

– Спасибо вам, наставник! – К Павлентию начала возвращаться прежняя беззаботность. – Без вас я бы пропал!

Магистр улыбнулся одним уголком губ, надавил на стенную панель, и та, скользнув в сторону, открыла проход к винтовой лестнице.

– Постойте! – воскликнул Император. – Нет ли важных известий? Я слышал, утром на мосту была стрельба…

– Ничего, что стоило бы вашего внимания, Государь. Городовая служба проводила регулярные учения. Все завершилось благополучно. – Магистр почтительно поклонился и исчез в потайном проходе.

– Вы хоть понимаете, что натворили?! Чудовищная безответственность! Вы вдвоем подвергли риску нас всех. Весь город!

Мужской голос рвался из-за закрытых створчатых дверей, гневными волнами растекаясь по коридору. Девушка – высокая, тонкая, с темно-карими глазами и медно-рыжими косами, затейливо уложенными вокруг головы, – прижалась спиной к стене, стараясь не пропустить ни слова.

– Позвольте нам объяснить… – возразил второй голос – звонкий, девчоночий. – Мы…

– Не позволю, Ксандра! – отрезал скрытый за дверью мужчина. – Вы совершили преступление. Без позволения, обманом покинули город. И отправились – куда? Прямиком в Цареград, в лапы Магистру. Вы осознаете, что могли погибнуть? Или, хуже того, попасть в казематы. Уж ты-то, Дарий, лучше других должен понимать, что это значит для любого из Мастеров. И особенно для тебя и твоей сестры. Прости, что приходится говорить об этом, но я, честное слово, не знаю, какими еще словами могу на тебя повлиять.

Рыжеволосая девушка за дверью подобралась, сощурила глаза и вытянула вперед заостренное лицо, боясь упустить хотя бы слово. Она стала похожа на притаившегося в траве хорька.

– Но мы ведь здесь, – голос Дария дрожал от волнения. – Мы целы. За нами даже не было погони…

– Даже?! – рявкнул мужчина. – Даже не было погони?! Нет, я отказываюсь верить, что у вас хватает глупости такое говорить. Я всегда знал, что вы своенравны и неуправляемы, но сегодняшнее происшествие… Объясните хотя бы зачем? Что вы хотели найти в Оплоте?

– Мы хотели освободить… – после паузы начала Ксандра. Но голос ее зазвучал глухо, словно сквозь толстое стекло.

Девушка в коридоре нахмурилась и нетерпеливо пошевелила пальцами. На долю мгновения в ее руке засеребрилась – и тут же исчезла – тонкая полоса.

– …по нашим расчетам, его держат в Оплоте, но…

Теперь до рыжеволосой доносились только обрывки фраз – неясные, далекие. Она тряхнула головой и шагнула поближе к дверям, но снова отступила в тень. Нет, нельзя. Вон как дрожит Основа – вход в зал наверняка исчерчен охранными формулами. Ступишь чуть ближе – и сразу выдашь себя с головой. Хватит того, что Дария наверняка посадят под замок или даже заберут остограф. Как бы все-таки узнать, о чем они там говорят?

– Заходи, Дара. Нечего прятаться, – густой низкий голос заставил девушку вздрогнуть и покраснеть. – Я же вижу, ты очень хочешь послушать. К тому же я уверен, без тебя эта выходка не обошлась.

Высокая расписная дверь щелкнула, приотворилась, и Дара, глубоко вздохнув, боком просочилась внутрь.

В кабинете – обычно ярко освещенном – теперь мерцали несколько лучезаров. В их свете гостья увидела медноволосого – такого же, как и она сама, – худого юношу. Девушка рядом с ним – темноглазая, взволнованная – щетинилась торчащими во все стороны черными прядками. Они вымученно кивнули Даре и снова повернули бледные лица к высокому молодому мужчине с ярко-голубыми глазами. Он стоял, опершись на большой письменный стол и сложив руки на груди. Очень светлые, почти белые, волосы мужчины волнами лежали на его плечах; пурпурный, расшитый золотом камзол бросал на строгое лицо красные отсветы.