С другой стороны, что тут можно поделать? Мне не под силу изменить ситуацию – увы, я просто физически не могла уделить время каждому фолианту, ограничивалась самыми любимыми и необходимыми. К первым относились произведения Остин и Чехова, ко вторым Похлебкина и Белоцерковской.

Не могла я и избавиться от библиотеки. Сами посудите, как это сделать? Сжечь книги? Отдать в дар тем, кто в них нуждается? Покажите мне таких людей – с удовольствием посмотрю на тех, кто кушать не может, так мечтает прочесть полное собрание сочинений Ницше, Канта, Пруста и Кафки. Причем в оригинале. Да и за Достоевским с Толстым, давайте честно, очередь из желающих не выстроится. Районная библиотека попросту не вместит такое количество книг. Площадей не хватит, да и там великие произведения наверняка будут скучать в одиночестве.

Смириться и забить тоже не очень получалось. Я, конечно, задвинула мысли о проблеме на задворки сознания, но все равно, всякий раз, идя мимо книгохранилища, физически ощущаю сжимающееся в тоске сердце. Мне иногда даже слышится укоризненный шелест страниц и перешептывание скучающих без читателя героев.

Но что-то я отвлеклась. Начинала ведь с привычек, которые вторая натура. Так вот. Пожалуй, трудно найти в мире человека, который был бы их бо́льшим рабом, чем я. Несмотря на внешнюю активность, которая так привлекает моих подписчиков. Со стороны жизнь моя – фонтан ярких и непредсказуемых событий. Перелеты, путешествия, переговоры, встречи. Но за всем этим стоит до одури рутинная работа. И, поверьте, бесконечные аэропорты могут выматывать не меньше, если не больше, чем офис с восьми до пяти.

Нет, я не жалуюсь. Как и у моих поклонников, это мой собственный выбор. Но, в отличие от них, я это понимаю, признаю и получаю удовольствие, а не терзаюсь надуманными переживаниями о бесцельно проживаемых годах, не ищу гуру в сети и за ее пределами, не скачу с тренинга на тренинг в надежде обрести смысл существования. Я давно смирилась с его отсутствием и научилась находить удовольствие в простых и понятных вещах: морепродуктах, бокале белого, приятном разговоре с подругой. Кажется, это называется «быть в моменте», находиться здесь и сейчас. По мне же, банальная гармония, понимание временности бытия, быстротечности нашего на Земле существования. Жизнь слишком коротка, чтобы подвергаться меланхолии. Глупо, расточительно и нерационально тратить отпущенный нам срок на поиски несуществующего смысла.

Вместо этого куда лучше бросить в кастрюльку горсть замороженной облепихи, натереть на терке «мизинчик» имбиря, тонко покрошить яблочко, добавить ломтик лимона и пару кружков апельсина, приправить все корицей, подсластить ложкой меда (а лучше двумя), залить водой и отправить на огонь. Довести до кипения, накрыть крышкой и дать фруктам настояться минут пять-десять. За это время они отдадут свой вкус и аромат воде, превратив ее в райскую амброзию. А дальше по обстоятельствам. Если за окном бушует вьюга или льет проливной дождь, надеваем на ноги домашние сапожки или пуховые носки (совсем на крайний случай сойдут махровые), укутываемся в плюшевый плед и пьем облепиховый чай из пузатой кружки, обхватив ее озябшими пальцами. На случай, если в доме тепло, студим предварительно руки, высунув из окна или засунув на пару минут в морозилку. Шутка. А вот совет забраться с ногами на диван или, в идеале, в кресло-качалку с любимым детективом или любовным романом совсем не шуточный. Впрочем, сойдет и Макиавелли, если вы относитесь к его почитателям.

Летом поступаем иначе. Охлаждаем чай до ледяного состояния, наливаем его в большой бокал для красного вина, украшаем листиками мяты и потягиваем через трубочку на балконе или террасе. У кого что под рукой окажется. Все с той же неизменной книжкой в руках. Впрочем, если за окном не дымят заводские трубы, а на лавочке не философствуют любители чего-то покрепче чая, можно обойтись и без детектива. Любоваться пейзажем, ни о чем не думая и наслаждаясь моментом, бесценно.

«Мы ушли туда, где много одуванчиков». Надпись на заборе из моего детства. Нас никогда не могли найти. Свободные и беззаботные, не пуганные маньяками, не опекаемые бабушками, няньками и неработающими «яжематерями» (тогда и понятия такого не существовало), мы гуляли, где хотели, сами носили свои тяжеленные рюкзаки, разбивали колени и носы и были бесконечно счастливы отсутствием контроля.

Современным детям не понять, но наше поколение имело здоровый цвет лица, и, если у кого и были синяки под глазами, то только из-за драки с соседским пацаном, а не от истощения кружками и секциями. Да, у нас не было гамбургеров и картошки фри, шоколад мы видели исключительно в новогодних подарках, а жвачку жевали месяцами и всем двором по очереди, но зато в нашем детстве были одуванчики. Целые поля сначала желтых, а затем белых пушисто-щекастых одуванчиков.

Где они сейчас? Кто знает. А тогда, предупреждая родителей о своем отсутствии, мы писали на воротах деревенского дома «мы ушли туда, где много одуванчиков». У меня даже фотография есть, где я стою на фоне этого забора чумазая и растрепанная, но бесконечно счастливая.

В ту ночь мне приснилось это поле. Мягкий желто-зеленый ковер гостеприимно принял меня в свои объятия. Раскинув руки, лежала я среди цветов и, как когда-то в детстве, рассматривала облака, размышляя, на что они похожи. Вот по чистому-чистому, девственно голубому небу проплыл огромный кит, следом, горделиво задрав длиннющую шею, прошел жираф, за которым гналась акула с разинутой клыкастой пастью. Но что это? Одно облако вдруг окрасилось черным цветом, приобрело отчетливые человеческие очертания, вытянуло вперед руку и шарахнуло молнией прямо мне в лоб. Я вскрикнула и проснулась.

Странное дело – шарахнуло меня во сне, а боль оказалась вполне реальной. В голове словно забытая в морозилке бутылка шампанского взорвалась, разметав осколки по всей черепушке. Каждое движение давалось с трудом.

– М-м-м, – промычала я, не в силах разомкнуть губы. Вроде не пила, откуда такое похмелье?

– М-м-м, – слабая попытка произнести «открыто» в ответ на настойчивый стук в дверь. Интересно, кто это может быть? Если Алена, так она на правах своей в комнату вламывается без предупреждения. А посторонним в доме взяться неоткуда.

– Арина! – Аленин голос. – Арина, открывай. Тут полиция. Подождите, – куда-то в сторону, – что значит ломать? А ордер у вас есть? Как это не нужен? Что значит подозрение на совершение преступления?

Слова звучали глухо, очень издалека. Да и в целом складывалось впечатление, будто комната как есть погрузилась под воду. Наверное, так чувствует себя рыба, которая слушает, как люди на берегу строят планы по ее поимке.

Попытка принять вертикальное положение не увенчалась успехом. Силы окончательно покинули меня, и я снова погрузилась в тяжелый сон. На этот раз без сновидений.

– Слушай, чувствую себя мисс Джеком-потрошителем.

– Расслабься, – усмехнулась Алена. – До английского маньяка тебе далеко. Всего-то на счету два убийства.

Недовольная гримаса исказила мое лицо, и помощница поспешила исправиться:

– Прости. Неудачная шутка. Просто пытаюсь разрядить обстановку.

– Будто это возможно в сложившейся ситуации, – я кивнула на стянувший щиколотку полицейский браслет. – Впрочем, ты права, во всем нужно искать позитив. Могло быть и хуже. Всего-то три дня в СИЗО, залог три миллиона, домашний арест и запрет на любые контакты с внешним миром, исключая экстренные. А, да… Еще труп мужчины с пониженной социальной ответственностью в моей кровати, торжество свекрови и следователь-бульдог, мертвой хваткой вцепившийся в дело и убежденный в моей виновности.

– Да брось. Согласна, ситуация не из приятных, но ведь тебе не впервой. Выкрутилась тогда, выкрутишься и сейчас.

– Не знаю, не знаю. Теперь все иначе. Я ведь и сама ничего не понимаю. Как этот Краснопольский оказался в моей постели? Почему дверь оказалась запертой? И главное – кому это все понадобилось и зачем? Впрочем, тут, конечно, масса вариантов. Начиная с моей свекрови и заканчивая Агентом 007, или как его там. Только все это ерунда, ведь у следователя уже есть подозреваемый, и благодаря этому, – я дернула закованной в браслет ногой, – я ничего не могу предпринять. Даже из дома выйти не могу.