К концу третьего дня несколько сотен объявило, что они не в силах тронуться с места. Остановка всей армии была бы предтечею голодной смерти. Надо было во что бы то ни стало двигаться вперед, как можно скорее выбраться из горной снеговой пустыни, где не было ни людей, ни хлеба.

Утомленные сотни не в силах были идти. Они остались, оставив себе часть провианта, и товарищи их уже более не виделись с ними.

А впереди были все еще только горы да горы. С каждым переходом армия крестоносцев таяла и убывала.

Наконец и последний перевал, а за ним, по уверениям проводников, богатая страна, в которой есть и деревни, и города, и хлеб, и люди.

Николай перебрался через этот перевал и увидал эту новую обетованную страну, но с ним перевалила через горы только половина его прежнего войска, т. е. пять с небольшим тысяч человек.

Храбрая Амалия одною из последних спустилась в долину. Ей, как отличившейся, поручено было командование арьергардом.

Снова наступили золотые дни для детей-крестоносцев. Слух о крестовом походе детей не проникал еще через горы. Ни в одном городе, ни в одном селении не ожидали еще их прихода, не готовили им торжественной встречи. Первые попавшиеся на пути пешеходы обращались к ним на чуждом, непонятном для них Французском языке и не понимали их речи. Они были уже во Франции. Тем не менее вид развивающихся знамен с красными крестами производил на всех магическое действие. Встречные смотрели на них как на своего рода чудо. Многие сознавались впоследствии, что приняли бы их за спустившихся с неба ангелов, если бы следы голода и утомления не виднелись на бледных, изнуренных лицах.

Тотчас по вступлении в долину Николай привел в порядок остатки своей дружины и двинулся дальше, во-первых, к Иерусалиму, а во-вторых, к людям и к хлебу.

В первом же селении детей-крестоносцев приняли с ласкою и любовью. Деревня была небольшая, а потому не могла накормить пять тысяч детей, но при помощи одного из швейцарцев, оказавшегося довольно сносным переводчиком, им предложено было остановиться станом на большой луговине. К вечеру же подвезли и хлеба и всяких продуктов из других деревень, и войско Николая получило прежнюю бодрость и отвагу. Воинов интересовала только судьба товарищей, оставивших их за горами или в горах.

— Доберутся ли они до родины и доберутся ли вообще куда-нибудь до человеческого жилья. Ведь, пожалуй, многим придется погибнуть в горах.

Два дня отдыхало войско, а на третий, распустив свои знамена, двинулось дальше, по предполагаемому пути в Иерусалим. На первом же привале к ним присоединился отряд соблазнившихся их примером Французских детей, тоже вооружившихся чем попало и тоже нашивших красные кресты себе на одежды.

Так, постепенно увеличивая ряды свои, прошло воинство крестоносцев без особенных приключений добрую половину Франции. Население снова уже заранее узнавало об их приходе и встречало их с заготовленными уже продуктами. Войско снова обогатилось и провиантом, и оружием, и конями. На пути им снова приходилось переходить через горы; но что были эти горы в сравнении с Альпами, через которые они уже победоносно перебрались. Тем не менее в этих горах случилось одно происшествие, о котором мы считаем необходимым упомянуть.

Если слух о шествовании детей-крестоносцев широкою волною разносился по стране то не менее широкою волною разносился и слух о корзине с богатой казною, которую несли за Николаем, а также и о богатом обозе с провизией и всяким добром, следовавшим за молодою дружиной. Этот слух не мог не достигнуть до падкого до грабежа сброда, которого в это время было не мало в горах. Сначала разбойники намеревались ограничиться простым воровством и просто-напросто украсть прельщающую их и плохо охраняемую казну. С этою целью несколько человек, по наружности и по одежде весьма похожих на цыган, присоединились к дружине в качестве будто бы опытных и хорошо знающих горную местность проводников. Но на первом же привале в них узнали людей подозрительных. Крестоносцы были предупреждены, и разбойники стушевались. Николай поместил казну в самую середину дружины и велел принять всякие меры предосторожности.

Разбойники решились напасть в горах и всею вооруженною шайкою засели в горном ущелье, через которое крестоносцы непременно должны были проходить. Но случай опять явился спасителем. Молодое воинство сбилось с пути и спустилось в долину совершенно невозможною, утомительною, но тем не менее безопасною в данном случае дорогой.

Боясь, чтобы жертва не ускользнула, разбойники решились произвести нападение в открытом поле, благо ближайшие селения находились еще довольно далеко. Едва только начали сгущаться сумерки, как Николай, ехавший впереди всего войска, увидал в недалеком расстоянии кучку, состоящую из двадцати или тридцати всадников. Николай знал, что нападение произведено будет только на авангард, в котором предполагалась казна и на арьергард, охранявший обоз.

— Слушай Ганс! — сказал он, обращаясь к своему старому другу, — скачи, как можно скорее к обозу и вели четырем или пяти последним сотням, как можно теснее сплотиться около него.

Ганс поскакал исполнять возложенное на него поручение, а тем временем Николай отдавал еще кое-какие приказания, и несколько человек из его свиты понеслось с поручениями к передним сотням.

Разбойники очевидно считали детей неспособными к какому бы то ни было сопротивлению. Они полагали, что достаточно будет напасть и прикрикнуть — и казна с обозом будут находиться уже в их руках. Увидав в не перестающей двигаться вперед дружине движение и тревогу, они разделились на два отряда и поскакали, пришпорив коней, к голове и к хвосту дружины, считая нападение на середину совершенно излишним.

— Эх, успеет ли Ганс доскакать и сделать все нужные распоряжения, — крикнул Николай в отчаянии своим товарищам.

Но в арьергарде уже командовала Амалия, достойная соперница Николая.

Тем временем первый отряд разбойников уже несся прямо на Николая, он поднял кверху меч и громко крикнул.

Четыре передовые сотни мигом поравнялись с ним и вытянулись в боевую линию. Расскакавшиеся разбойники не успели ни удержать, ни поворотить своих коней… Николай крикнул снова; линия сомкнулась и разбойники очутились в середине сплошного, вооруженного кольца детей, напиравших на них с сверкающими мечами. Разбойники почти не могли сопротивляться. Поранив двух или трех детей, убив одного и потеряв пятерых своих товарищей, они принуждены были сдаться и просили пощады. Их перевязали для того, чтобы сдать их в первом же попавшемся городке.

В арьергарде дело не обошлось также без кровопролития. Амалия оказалась опытным тактиком и пожелала воспользоваться всеми выгодами каменистой местности, на которой в та время находился обоз. Бешено несущиеся разбойники думали встретить только оставленные телеги и спрятавшихся трусов-детей. Но подпустив их на самое близкое расстояние, Амалия свистнула — и сотни крупных камней полетели им в головы. Трое разбойников тотчас упали с коней, а каменный дождь не прекращался. Пораженные кони сбрасывали с себя седоков и с ревом и ржанием мчались в поле. А импровизованная артиллерия продолжала действовать с страшной силой. Двое только разбойников были унесены своими рассвирепевшими конями; остальные валялись на земле мертвые, раненые или пришибленные падением.

Тем временем подоспел Ганс с своими сотнями. Раненые были перевязаны и положены на телегу; ограничившиеся падением должны были с связанными руками шествовать за дружиной.

Такова была первая победа крестоносцев. С той поры разбойники их уже не трогали.

Светлы южные ночи и жарки; до невыносимости жарки южные, летние дни. Крестоносцы находились уже далеко на юге. С каждым днем все сильнее и сильнее сказывалась перемена климата; с каждым днем изменялся все более и более характер всей окружающей путников природы. Дети не могли нарадоваться этой живо ощущаемой ими перемене. Они чувствовали, что совершили уже значительную часть своего пути, что с каждым днем они приближаются все более и более к цели своего похода. По временам им казалось, что они находятся уже недалеко от этой излюбленной цели, что Иерусалим скоро откроется перед ними.