Ноющее чувство не проходило, но желание жить, желание вернуться на тот свет, вернулось к нему.
— Милый, вдохни глубже, — тепло сказала ему Атропа и спрятала ножницы. Румпель послушно втянул воздух открытым ртом, наполняя легкие воздухом. Нить выскользнула из рук сестер и вернулась в его грудь. Стало легче дышать. Сердце на мгновение перестало напоминать о себе.
— Вот так, ты справился, — улыбнулась Клото.
— Не смотря на все препятствия, не смотря на то, что я всегда буду рядом, ты все равно сам вправе решать свою судьбу, — Лахеса улыбнулась все еще потерянному мужчине.
— Ну хватит! — Темный спрыгнул с балки и приземлился перед ними. — Мы заключили сделку! Свои условия я выполнил!
— Это так ты не трогал его? Мы не о том договаривались, — Клото осуждающе покачала головой.
— Вы хотите, чтобы я действительно нарушил свою сделку? — он смешливо приподнял бровь и протянул свою смолянистую руку к шее Румпеля.
— Нет, не стоит, — спохватилась Лахеса. — Мы скажем тебе то, что ты хочешь узнать.
Румпельштильцхен смотрел, как Темный отошел чуть в сторону, бросая презрительные взгляды на перешептывающихся тетушек, и полный злости и отчаяния взгляд на мужчину. Захотелось рассмеяться, но в горле было слишком сухо.
Тетушки спорили, решая кому подойти к Темному: Клото — сказать, как долго ему существовать в этом мире, Лахесе — поведать ему судьбу, что ждет его впереди или Атропе — предсказать ему час его смерти.
Атропа, недовольно поджав губы, поковыляла к Темному, что напряженно следил за нею. Румпельштильцхен наблюдал за тем, как старушка что-то шепнула Темному и он, взвыв, стал проклинать сестер. Атропа что-то фыркнула ему в ответ, а Клото с Лахесой гаденько захихикали.
Румпель наблюдал, как Темный протянул когтистую руку к шеи Атропы и что-то зашипел ей в лицо. Старушка лишь пожала плечами, а ее сестры безучастно наблюдали за этой картиной.
Рыкнув, Темный исчез, забирая с собой сестер.
Комментарий к Круг третий. Третий день.
https://pp.vk.me/c622825/v622825220/4cb5f/8hmLeHIRCoA.jpg
Д-Депрессия.
Дальше лу..хуже!)
========== Круг четвертый. Четвертый день. ==========
Сны. Беспокойные. Мрачные. Живущие в твоем сознании, проникающие в каждую клеточку твоего тела. Выворачивающие на изнанку. Тело содрогается, как спущенная тетива, что с жалобным стоном не выдерживает напряжения. Румпельштильцхен подскакивает на месте и, сонно осматриваясь, рассматривает опустошенный корабль. Мужчина хмурится и качает головой, желая отделаться от противного ощущения безысходности и подкатывающего, лижущего пятки, страха. Мужчина повел плечами, сгоняя сонливость, разминая затекшие мышцы от неудобного лежания на деревянных досках. Он пятерней проводит по волосам, то ли взъерошивая их, то ли пытаясь пригладить непослушные пряди и морщится от неприятного чувства тревоги.
На корабле никого нет. Волны бьются о корму корабля, желая избавиться от инородного предмета в их океане тишины. Спокойствия в беспокойном бушующем море. Чайки жалобно кричат, и ты не понимаешь, откуда в этом мире чистое, голубое небо. Тут нет живых, лишь осколки твоей раненной души. Ты уже никто, ты просто потерян среди всех этих неодушевленных предметов. Никто не поднимет тебя на ноги, не подтолкнет к выходу. Впереди еще полпути, а ты уже сидишь опустив руки и думаешь, как бы получить отдых. Сил нет для сражений, есть храбрость для слабости.
В груди неприятно заныло, напоминая о цели, о его миссии. Он не должен останавливаться. Там, за чертой, его обязательно кто-то ждет. Белль? Она не простила, он знал это, он чувствовал. Кто еще? Кто остался на той стороне, кто посмотрит на него, как на человека, прошедшего свой ад заново, кто не будет видеть былое чудовище под маской человеческой кожи?
Севшая на палубу чайка, вцепилась клювом в штанину мужчины и потянула на себя.
— Уйди! — охнул он, испуганно отползая на несколько шагов. Грязно-кровавые перья, сломанное крыло и вывихнутая лапа. Единственный, остекленевший глаз с любопытством рассматривает незнакомца, в то время, как во второй глазнице просто пустота.
— Я то уже подумал, то ты не проснешься сегодня, — темнота лениво подошла к бортику и облокотилась.
— Еще не время, — внутри разрывали противоречащие чувства. Хотелось опустить руки, развернуться и уйти. Забиться в угол и обняв колени сидеть и безучастно смотреть перед собой. С другой стороны, хотелось вцепиться этими голыми руками в смолянистую глотку этого монстра. Задушить его и покинуть это адское место. Вернуться к тем, кто тебя не ждет.
Но почувствовать спустя триста лет себя человеком. Понять, что может чувствовать человек, чье сердце чистый лист, не оскверненное тьмой. Очищенное от нее. Получится ли вздохнуть. Получится ли сделать вдох, не задумываясь о том грузе, что давил на плечи в течение стольких столетий. Придавливая тебя к земле. Словно вбивая последний гвоздь в крышку твоего гроба. Вгоняя твои жалкие остатки души в землю, в тот личный ад, который ты снова должен пройти.
— Прекрати так много думать, — Темный устало поморщился. — У меня начинает раскалываться голова… дорогуша…
— Что такое? — Румпель приподнял одну бровь. — Ты себя плохо чувствуешь? Такого никогда еще на моей памяти не было. Это тебя мои успехи так удручают?
— Сложно назвать успехами решение проблем благодаря родственникам, — тьма отмахнулась и прошлась вдоль бортика.
— Ты сам позволил им это сделать, — заметил мужчина, поднимаясь с пола.
— На это были причины, — задумчиво пробормотала тьма, вглядываясь в горизонт. Румпель перевел взгляд, уныло наблюдая за тем, как голубое небо стала затягивать кроваво-черная пелена.
— Ну что же, я могу считать, что новый день начался? — Темный развернулся и пристально посмотрел на Румпельштильцхена.
Он подошел вплотную, мысленно усмехаясь тому, как Румпель боролся с желанием отступить от него на шаг. Они были одного роста, одинаковые лица. Лишь одно было обтянуто кожей, а второе соткано из тьмы. Тьма медленно открыла рот и дыхнула на Румпельштильцхена зеленовато-желтым дымом.
— А вот теперь можешь, — радостно провозгласил он и, одобряюще похлопав ладонью по щеке Румпеля, растворился.
Румпельштильцхен закашлялся, дым проник в легкие, окутывая его тело изнутри. Глаза заслезились, а боль сердца усилилась.
Тук. Тук-тук-тук.
Мужчина чувствовал, как реальность ускользает от него. Любые ниточки, связывающие его с этим и тем миром, рвутся.
Он ничего не чувствует, кроме заполняющего его страха, агрессии, тревоги и паранойи.
— Что ты здесь делаешь? — знакомый голос, отравляет его последние остатки разума. Пелена ярости застилает его глаза. Все, что он видит, тонет в кроваво-красной дымке, оставляя за собой лишь пульсирующие, с каждым болезненным ударом его сердца, очертания предметов. Он резко оборачивается на звук, и картина мажется. Но яркость красок не отступает. Черты становятся ярче, и его внимание приковывает лишь один предмет, с неприязнью изучающий его. Мила. Снова Мила. Опять Мила. Сколько можно! Она будет преследовать его из года в год. Будет отравлять его память. Будет напоминать с каждым вздохом с каждым словом, насколько он был беспомощен, беден и труслив. Каким он был дураком, поверившим, что она любила его. И сейчас эта женщина, с такой же неприязнью, как и десять лет назад смотрит на него.
— Убей ее! Вырви ее сердце! Ты так делал множество раз! Сердцем больше, сердцем меньше! Не медли, — над кораблем парит. Красная дымка становиться бледнее, а воздух принимает зеленовато-желтый оттенок. Болезненно отравляющий, подталкивающий к действиям. Рука сама, непроизвольно взлетает к изменщице, вырывая ее сердце. Он не слышит сказанных ею слов, не обращает внимания на тень пирата, маячащую позади нее. Он получает от этого наслаждение. С каждым граммом ее боли, его боль, сковывающая его память и сердце, отступает.
Тук. Тук-тук-тук.
Сердечная боль пронзает грудную клетку, и рука Румпельштильцхена вздрагивает. Он должен ее убить не смотря на боль.
