Дафна взяла небольшую щетинистую кисть и, нагнувшись, смочила ее в ведре воды под столом.

– Какие еще могут быть причины для брака? – спросила она, проводя кистью по мозаике, чтобы снять остатки грязи, въевшейся в щелки между кусочками.

– Дети – отличная причина.

– Неужели? – Дафна на мгновение замолчала. Она не могла удержаться от притворно изумленного взгляда поверх очков. – Я и не думала, что необходимы клятвы и церемонии, чтобы начали появляться дети.

Виола подавила легкий смешок.

– Какое безнравственное замечание, мисс Уэйд. Скажи вы такое в свете, все бы подумали, что вы совершенно возмутительны.

– Возможно, и безнравственное, но при этом вполне разумное. Если главное – дети, то любовь между родителями лишь обеспечит их во множестве.

К удивлению Дафны улыбка виконтессы увяла, а лицо ее омрачилось почти тоскливым выражением.

– Наверное, так и будет, – согласилась она, а затем качнула головой. – Но давайте продолжим наш разговор о браке. Помимо детей, есть и иные практические соображения, так ведь? Семейные связи. Преумножение богатства. Улучшение положения и влияния в обществе. Для многих эти причины более важны при заключении брачного союза, чем любовь.

– К чему все эти соображения, если нет счастья? Полагаю, женитьба без любви ведет к жизни, полной страдания.

Виола со свистом втянула в себя воздух, чем аж напугала Дафну. Девушка подняла глаза:

– Леди Хэммонд, вам нездоровится?

– Нет, нет, – успокаивающе подняла руку виконтесса. – Я совершенно здорова. Вот только любовь и сама может причинить немало страданий, мисс Уэйд.

Дафна помедлила. Сжав крепче кисть, она посмотрела Виоле в глаза.

– Да, – признала она. – Полагаю, бывает и так, если любовь не находит ответа. Вот только счастье испытать это чувство стоит боли.

– Так ли это? – скривив губы в насмешливой полуулыбке, пробормотала виконтесса. Ее взгляд переместился за спину Дафны, будто она рассматривала что-то вдалеке. – Сомневаюсь.

– Я тоже, – согласилась Дафна. Внезапно ей стало жаль Виолу. – Но прозвучало это весьма величественно и поэтично.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Уже при знакомстве я сразу поняла, что вы мне понравитесь, – продолжая смеяться, воскликнула Виола. – Мы должны стать подругами.

Дафна, обрадованная и тронутая предложением, улыбнулась.

– Я была бы рада, леди Хэммонд. Из-за постоянных переездов мне не довелось завести друзей.

– Вам следует называть меня Виола, а я в свою очередь буду звать вас Дафной. Цветочные имена, вы заметили? У нас уже есть что-то общее!

– Но не любовь к глиняным горшкам.

– Нет! Здесь вы больше схожи с Энтони, хотя мне никогда не понять, что такого интересного вы находите в керамических черепках.

– Ну, именно керамика в полной мере раскрывает историю…

– Хватит! – Виола остановила ее взмахом руки. – Я все это уже слышала. Я ведь только что сбежала от подобной лекции, не забыли?

– Точно. Хорошо, тогда я не стану втягивать вас в обсуждение шомронской утвари (2), краснофигурной посуды (3) и светлой керамики династии Омейядов (4).

– Отлично, ибо я с гораздо большим удовольствием послушала бы о вас. Сэр Эдвард упоминал, что родились вы на острове Крит.

Дафна была польщена, ведь она не часто вызывала у кого-либо интерес.

– Это правда. Папа занимался раскопками Кносского дворца (5). Я мало помню о самих раскопках, лишь то, как там было жарко и сухо. Тамошнее пекло не забыть. А мама часто рассказывала мне о лугах и рощах Англии. Для меня это звучало словно сказка.

– Ваши родители – англичане?

– О да. Они встретились, когда папа приехал в Англию – чтобы рассказать о своих находках во дворце и пройти посвящение в рыцари Ордена Бани (6). После стремительного ухаживания родители тайно сбежали и вместе вернулись на Крит.

– А остальная семья?

– Я… – Дафна чуть замешкалась. – Мой отец был сиротой.

– А родные со стороны вашей матушки?

Дафна замерла. Кисточка в ее руке с такой силой оказалась прижата к мозаике, что щетинки кругом легли на поверхность. Вопрос о семье матери воскресил в памяти тот ужасный день в Танжере (7) и письмо, которое она получила от лондонского поверенного через два месяца после смерти отца.

Благодарю Вас за Ваш запрос лорду Дюранду касаемо некой леди Уэйд, которая, по Вашему заявлению, являлась женою сэра Генри Уэйда и в девичестве мисс Джейн Дюранд, дочерью его светлости. Ваше утверждение ложно по причине того, что достопочтенная мисс Уэйд оставалась незамужней до самой своей смерти в 1805 году в возрасте двадцати лет. Случилось это в поместье ее отца в графстве Дарем. Решительно невозможно, чтобы она приходилась вам матерью. Лорд Дюранд сожалеет, что не может посодействовать Вам в этом вопросе. Любые дальнейшие попытки получить финансовую помощь или заручиться поддержкой его светлости заведомо ни к чему не приведут.

Воспоминание о письме возродило весь пережитый ею тогда ужас и тот болезненный узел страха, что появился в желудке, стоило Дафне осознать, что она одна-одинешенька, деньги подходят к концу, и нет никого, кто бы ей помог, и ничего, что можно было бы продать. Ничего, кроме оплаченной дороги в Англию.

Дафна постаралась выбросить из головы все мысли о том далеком дне в Танжере. Она не хотела обсуждать семью матери или свой стыд от того, что родные не признают ее и даже знаться с ней не желают.

– Мама никогда не говорила о своей семье.

– Но ведь она должна была рассказать хоть что-нибудь.

Не устояв пред таким напором, Дафна призналась: