Это был поселок, не деревня. Сотня домов на берегу широкой реки. В основном здесь жили ремесленники – ткачи да портные. Потому-то и назывался поселок Хандверкдорф[10]. Местные ткани и платья славились на все королевство. Владел прибыльным местечком сам король.

Впрочем, король Дробенланда был настолько незначительной фигурой, что даже не заслуживает упоминания. Такой же феодал, как и другие, просто по традиции носящий номинальный фамильный титул. Людям все равно, а ему приятно.

Солдат и прапорщик изменили планы. Хандверкдорф – это целый городок, одного-двух людей не спросишь. Решили зайти с разных сторон и встретиться в центре, в трактире.

Парень обрадовался свободе. Общество Палваныча его совсем не радовало. «Казалось бы, самый близкий человек в этом мире, земляк, но такой доставала! – думал Коля. – Хоть часок самостоятельно покручусь… Найти бы мага».

Справляясь у прохожих о братике Шлюпфриге, Лавочкин добрался до центра поселка. Дубовых еще не появился. Солдат остановил женщину, несшую кувшин.

– Простите, а нет ли в вашем поселке колдуна?

Женщина шарахнулась от парня, будто от чумного, и скрылась между домами.

Он рискнул задать тот же вопрос еще двум прохожим. Первый, бородатый угрюмец, буркнул что-то злое и обидное. Второй, сухопарый старичок с мутноватым взглядом, проявил большую любезность:

– Зачем тебе колдун, паря?

– Мне нужна помощь. – Коля обрадовался, что с ним заговорили.

– Помощь? – Старик подозрительно сверкнул глазами, но Коля отнес эту странность к общей атмосфере агрессивной скрытности, окружавшей тему магии. – Я как раз к нему иду. Хочешь, провожу?

Солдат обрадовался:

– Буду благодарен! Здорово, что вы мне повстречались! А то все так сразу замыкаются, когда я про колдуна спрашиваю. Обидно.

Старик неспешно зашаркал по пыли, свернув в неприметный переулок между трактиром и выкрашенным в красный цвет домом. Лавочкин двинулся за провожатым.

– Не бери в голову, хе-хе… Это, паря, от дремучести и необразованности народной, – заверил дед. – Сам-то ты не местный, вижу…

– Да уж.

– Один скитаешься?

Коля решил до конца держаться своего плана:

– Один. Заплутал совсем.

– Бедняжка. – Старик покачал головой. – А вот мы и пришли.

За трактиром приютился домик с узкими окнами и ржавой железной дверью. Эдакий каменный скворечник-переросток.

– Заходи, тут никогда не заперто, – сказал седой проводник.

– Спасибо вам, – поблагодарил парень, толкая дверь.

Она со скрипом открылась.

– Винтерфляйшь![11] – напыщенно произнес старик, когда Коля шагнул за порог.

Рядовой хотел обернуться, чтобы узнать, что имел в виду провожатый, но не смог даже шелохнуться. Лавочкин запаниковал: мозг отдавал команды телу двигаться, но оно словно застыло. Даже глаза не дергались.

«Заморозил… колдун!» – догадался солдат.

Он стоял в дверях, подобно манекену из универмага. Хоть в здравом уме остался, и то хлеб…

Старик обхватил Колину грудь, сцепив руки в замок. Наклонил, потащил, кряхтя, в полумрак прихожей.

Прислонив добычу к стене, колдун закрыл дверь. Отдышался. Снова взялся волочь солдата. Только не в комнаты, а к длинной крутой лестнице, сбегающей в подпол.

Лавочкину казалось, от рук старика исходил нестерпимый жар. Очевидно, заклинание в буквальном смысле охладило жертву.

Маг быстро уставал и тащил живого истукана, делая продолжительные перерывы.

«Попался, как последний идиот! – мысленно ругался Коля. – Надо было сразу напрячься. Все избегали разговора о колдуне, а этот развел благотворительность… Эх, Лавочкин, дурак ты, точнее, отморозок».

Когда до конца лестницы оставалось ступенек восемь, между прочим скользких, старик не удержал солдата, и тот бревном слетел вниз. В первый миг он подумал, дескать, кранты, разобьюсь, подобно замороженному Терминатору-два, но тело не рассыпалось, а гулко застучало по ступенькам, пока не остановилось. Главное, не было больно.

Колдун выругался. Медленно спустился в подпол, наклонился над «отморозком». Перевернул на спину.

– Что, паря, не расшибся? Не дрейфь, хе-хе, зато расколешься.

Старик вцепился в Колины ноги, заволок его в грязную комнату. Обстановку солдат не рассмотрел. Его взгляд не двигался и выхватывал лишь то, что позволяло периферическое зрение. Потолок был ужасен – сер и весь в паутине. У потолка горели тусклые магические светильники. Чем их заляпали, узнавать совсем не хотелось.

Дотащив пленника до дальней стены, колдун замкнул на его запястьях и щиколотках тесные браслеты. От браслетов к стене тянулись ржавые толстые цепи. Маг подергал оковы, удовлетворенно угукнул. Отошел от Лавочкина, прошептал размораживающее заклинание.

Коля мгновенно превратился из твердой статуи в расслабленного юношу. Звякнули цепи.

Было приятно почувствовать спиной холодный пол. «Винтерфляйшь» оставил ощущение жара с зудом. Коля порозовел, зачесал щеки и шею. Во рту стало необычайно сухо.

Колдун, грозно тряся седыми патлами, спросил:

– Итак, мерзкий лазутчик, зачем ты искал встречи с Юберцауберером?[12]

– Да не с Юберцауберером, а просто с цауберером, – хрипло ответил парень и осекся.

Неприятный получился каламбур: солдат как бы разжаловал Суперколдуна до заурядного мага. Не лучший способ завоевать расположение коварного старикашки.

Лавочкин сделал вид, что закашлялся, и медленно сел, выкраивая время на корректировку поведения.

– Послушайте, – начал он, – мне действительно нужна помощь. У меня есть хороший товарищ в королевстве Вальденрайх. Я ищу способ связаться.

– А при чем тут я? – настороженно проговорил Юберцауберер.

– Мой товарищ – придворный волшебник. У вас, магов, есть свои способы связи. Если бы вы…

– Стой, лазутчик! – прервал колдун. – Тебе не больше двадцати лет, и ты смеешь утверждать, что Всезнайгель твой товарищ?! Не слишком ли ты заврался?

– Да, Тиллю Всезнайгелю сто пятьдесят два года, и он сам выбирает, с кем дружить, а с кем нет. Нет ничего странного: мы оказали друг другу пару услуг…

– Значит, ты его прихвостень или выдаешь себя за такового. Ладно, вернемся к главному. Ты – чужестранное существо из замирья. Чужак, просочившийся в мое королевство. Вижу, ты не силен в магии. Хорошо… Так зачем ты искал меня? И будь любезен, паря, придумай историю поправдивее родственных связей с ненавистным мне вальденрайхским волшебником.

– Я не называл нас родственниками! – прохрипел Коля. – Он мой товарищ, человек, который помог сориентироваться в вашем мире!..

– Не убедительно.

– Как я вам это докажу?.. И черт меня дернул просить помощи у мага… – удрученно закончил солдат.

– Черт? – вскинулся Юберцауберер.

От властного колдуна не осталось и следа. Перед Лавочкиным мялся неуверенный в себе суетливый старичок. Он переступил несколько раз с ноги на ногу, отбивая вялую чечетку на деревянной крышке (скорее всего, внизу было следующее подземелье). Юберцауберер стрелял взглядом то в пленника, то куда-то в стороны, нервно потирая ладонь о бедро. Впрочем, он справился с этой минутной слабостью, посуровел.

– Нет, этого не может быть… Ты из Пекла, да?

Сначала солдат хотел рассказать про чертову бабушку, но решил не играть на страхах своего похитителя.

– Конечно, не из Пекла. Из другого мира. Там так же светит свет, растут растения и живут животные. – Коля подбирал максимально глупые и простые слова.

– Не верю ни на миг! – Старик сорвался на истерику. – Ты явный посланник смерти… Ты ангел Преисподней, даденный мне в возмездие… Ты деготь, коим вымазаны ворота моего спокойствия, причем с внутренней стороны… Ты камень, брошенный в тихую гладь моего духовного озера, звенящую синим расколотым зеркалом из-за твоего меткого попадания… Я предан и растоптан! Вы все хотите лишь одного, но дудки! Окаянные… Не на того напали, ибо упрятался я со всем должным тщанием. Слышишь ли ты меня, дух зла?