‒ Маркус, Маркус Хант.

‒ Сколько Вам лет? ‒ Очки Берховица блеснули.

‒ Мне тридцать, ‒ отвечаю я, и меня уже тянет зевать.

‒ Чем Вы занимаетесь?

‒ Прохожу обследование в Вашей клинике.

‒ Да, да, но чем Вы занимались до этого?

‒ Я адвокат.

‒ Что Вас беспокоит?

‒ Бессонница, доктор.

‒ Что ж, мы закончили на сегодня. Можете идти домой.

‒ Точнее, в гостиницу. Я специально приехал, чтобы избавиться от чертовой бессонницы. ‒ Смотрю на портрет над креслом. ‒ Это Фрейд.

‒ О да, Вы правы ‒ это Зигмунд Фрейд собственной персоной.

‒ Он ваш кумир, док?

‒ Нет, он мой учитель.

‒ Как Вы сегодня себя чувствуете? ‒ спросил доктор с белой бородой. ‒ Как Вы спали?

‒ Никак, и Вы это прекрасно знаете. Ночью я просто лежал на кровати и глядел в потолок.

‒ А когда началось? – поинтересовался доктор.

‒ Три-четыре месяца назад, и с каждым днем все хуже.

‒ Вы не спите вовсе или… ‒ протянул Берховиц.

‒ Нет, когда я пытаюсь уснуть, меня мучают кошмары, не смейтесь только.

‒ А я и не смеюсь, ‒ Берховиц впился в меня взглядом.

‒ Все мы иногда плохо спим, ‒отмахнулся я.

‒ Тогда почему Вы здесь? ‒ возразил доктор. ‒ Три-четыре месяца без здорового сна ‒ это ненормально. Увы, Маркус, это не просто бессонница. Расскажите, что Вам снилось, а я постараюсь Вам помочь, ‒ снова улыбка Санта Клауса. ‒ Мне, например, ничего не снится, точнее, я не помню.

‒ Завидую Вам, доктор, ‒ ответил я.

Здесь, в этом кабинете, даже пол белый, как лед…

Мне снится, что я иду по гладкой белой поверхности во мраке. Я ничего не вижу. Только слышу скрип под ногами. Скрип постепенно становится все громче с каждым шагом. Я не вижу, куда иду, все как будто в пелене или в тумане. Жутко холодно, до дрожи. Потом резкий хруст внизу, и я проваливаюсь, падаю в темень.

Мрак поглощает меня. Кажется, что я тону в ледяной воде. Я барахтаюсь, размахиваю руками, отталкиваюсь ногами, но тщетно.

Я все глубже проваливаюсь. Хочу закричать, позвать на помощь, но не могу. Мой рот застывает в немом крике. Надо мной дымка света, но она очень мала и тает с каждой секундой, как уголек. А потом все ‒ я захлебываюсь и растворяюсь во тьме. Я пытаюсь выбраться из последних сил, делаю рывок наверх, но упираюсь как будто в стену и тону. А потом просыпаюсь в холодном поту и не могу уснуть.

‒ Вы упомянули немой крик, ‒ Берховиц задумался.

‒ Да, а что?

‒ Ничего, просто есть знаменитая картина ‒ «Крик».

‒ Сны ‒ это просто сны, верно, док?

‒ Как сказать… Что более реально ‒ сны или действительность? Зависит от того, во что Вы верите, ‒ задумчиво протянул психотерапевт.

‒ Это Фрейд? ‒ предположил я.

‒ Нет, это я. Вы читали мою книгу, Маркус?

‒ Нет, не читал.

‒ Хорошо, на сегодня мы закончили, ‒ доктор вздохнул.

‒ Будете кофе? ‒ предложил доктор. ‒ Знаете, я жить не могу без кофе. Можно сказать, что я даже несколько помешан на кофе, ‒ снова улыбка доброго старика.

‒ Я не пью кофе, ‒ ответил я. ‒ Давайте сразу к делу, док.

‒ Сегодня мы поговорим о Вашей семье, Маркус, о Вашем детстве. Вы сказали, что Вы адвокат. Вы довольны своей профессией?

‒ Не очень.

‒ Почему? ‒ медленно потянул доктор.

‒ Закон и справедливость ‒ разные вещи, док. Зачастую исход дела решают деньги и связи. Фемида действительно слепа, ‒ я кисло улыбнулся.

‒ Вам приходилось защищать убийц, негодяев, злодеев? ‒ доктор и его очки впились в меня, как в мишень.

‒ Да, бывало, ‒ ответил я и помрачнел больше обычного.

‒ Но сегодня мы поговорим о другом, ‒ Берховиц положил руки на живот и откинулся в кресле.

‒ Кто были Ваши родители, Маркус? Отец? Мать? Где вы жили? Расслабьтесь и отвечайте.

Мы жили в маленьком, уютном, но престижном пригороде. В Бригстоуне. Мы недавно туда переехали. Отец купил большой, старый, но хороший дом. Мы часто переезжали, отец был военным.

А мать ‒ учительницей. Она учила детей музыке ‒ игре на пианино, у нас в гостиной стояло пианино. Мама хотела, чтобы я научился играть на этой штуке, и даже нашла мне репетитора, потому что сама была занята. Но у меня были кривые и неуклюжие пальцы для пианиста. Моего отца звали майор Артур Хант, а мать звали Лана.

Отец постоянно был на службе. Мать занималась своими учениками. Готовила их к фестивалям и конкурсам. Очень гордилась ими. Так что я оставался с няней, ее звали Маргарет, но я называл ее просто Маргари. ‒ Вы любили свою няню? ‒ Да, а она меня. Она была ласковой и доброй. ‒ В отличие от родителей… ‒ глаза доктора сузились.

‒ Хотите меня поймать, док?

‒ Хорошо, Маркус, продолжим.

‒ Вы чего-то боялись в детстве?

‒ Да, как и все.

Доктор заглянул в анкету.

‒ Итак, Вы боялись воды и собак. Расскажите об этом, Маркус.

‒ Вам нравится копаться в моем прошлом, док?

‒ Я просто делаю свою работу. Вы один из моих лучших клиентов, Маркус. Я хочу Вам помочь.

Я боялся не воды, я боялся утонуть. Меня нельзя было затащить в воду ни под каким предлогом. Поэтому отец однажды просто затащил меня в воду. Мы тогда отдыхали на пляже всей семьей.

И, как ни странно, я не утонул, а наоборот ‒ поплыл, правда, по-собачьи. Чтобы побороть страх, надо встретиться с ним. С тех пор я уже не боялся воды и даже сам научился плавать. А собак я никогда не боялся, просто было два случая. Первый. Когда я был маленьким, моя няня была занята на кухне, и я вышел погулять во дворе. Странно, не помню, как, но я наткнулся на большую черную собаку. Это была овчарка. Тогда она мне показалась огромным черным зверем. Я испугался и побежал, овчарка за мной. Животные чуют страх. К моему ужасу, она меня догнала. Я остановился, буквально оцепенел от страха, но она тоже остановилась. К счастью, у меня за спиной была дверь, и я быстро прошмыгнул внутрь. Что сказать, я тогда был ребенком. И второй. Это случилось уже тогда, когда я вырос и был уже подростком. Тогда мою соседку укусила собака. Моя соседка просто проходила мимо, а хозяин выгуливал своего пса. Но бульдог без причины цапнул ее за бедро. Потом ей пришлось долго лечиться, кучу уколов в живот сделать от бешенства, на всякий случай. Вот и все. ‒ Как Вы учились в школе, Маркус?

‒ Я был середняком, не лучше и не хуже других.

‒ Но был период, когда Вы были на индивидуальном обучении.

‒ Да, но я в тот год сильно заболел. Воспаление легких. Родителям пришлось выбрать эту форму обучения. С детства не отличался здоровьем, много болел.

‒ Не беда, я тоже, ‒ Берховиц лукаво улыбнулся.

‒ А Ваши отношения с одноклассниками?

‒ Они не были гладкими. Моя семья часто переезжала, и я регулярно менял школу. Поэтому нигде особенно не приживался. Вечно новенький. Вы довольны, доктор?

‒ Сегодня вполне, до встречи, Маркус.

‒ Подождите, ‒ я уже открывал прозрачную дверь.

‒ Что еще, док?

‒ У вас есть братья или сестры?

‒ Нет, док, я единственный ребенок в семье. Так что Ваша теория о недолюбленных детях провалилась. Меня скорее перелюбили.

‒ Как Ваши дела, Маркус?

‒ Вам лучше знать, доктор.

‒ Сегодня, Маркус, мы попробуем мое ноу-хау. Шоковая терапия. Я введу Вас в состояние сна и, наконец, выясним корень Ваших проблем. ‒ Берховиц протягивает мне красную пилюлю и стакан воды. ‒ Не волнуйтесь, Вы не отравитесь, ‒ снова улыбка доброго Санты.

‒ Я уже принимал и антидепрессанты, и снотворное. Но мне ничего не помогало, а становилось только хуже. После снотворного я не спал, а просто лежал как труп.

‒ Нет, это не снотворное, Маркус. Это моя разработка. Знаете ли, я в некотором смысле химик, фармацевт и немного изобретатель. Я назвал этот препарат «Морфеум».