— Пока?..
— Пока я не получила приказ от Императора уничтожить его, — говорю и думаю, что есть ещё одно «пока» — пока тот, кто прячется под образом Тени, не активировал шифр в моём мозгу и не пробудил неведомое нечто. — Но поскольку все контакты с Империей для меня перекрыты до окончания войны, Император не может отдать такой приказ.
Ставлю стакан с недопитой жижей обратно в нишу синтезатора. Пластик тут же проваливается внутрь, на переработку. Плохо, конечно, что не рассчитала порцию, но допивать нет сил, тем более под такой разговор.
— Хотелось бы надеяться, — бормочет галлифрейка.
— Считаю, я достаточно хорошо контролирую свои инстинкты, — цежу в ответ. — И если логически подумать, демат-оружие — это лишь один из вариантов, не стоит на нём зацикливаться. На самом деле, может получиться что угодно.
— Тем более что проекция Вихря такая слабая и неоформившаяся, — заканчивает Романа. — Может, она вообще рассеется со временем, если прекратить путешествовать и посидеть в постоянных темпоральных координатах.
— Не исключено, — соглашаюсь я, наконец садясь за стол напротив леди-президента. — Далеки склонны к небезопасным для самих себя действиям, а у меня не всегда хватает аргументов их останавливать. Демат-оружие плодит огромное количество парадоксов. А направленное на значимые объекты, оно способно разрушить континуум. Как бы ни хотелось избавиться от Галлифрея, второго такого потрясения, как Великая Война Времени, вселенная не выдержит. Ничего, завязанного на ней, нельзя стирать, если нужно сохранить статус-кво, — и осекаюсь, вновь мысленно возвращаясь к стихам Каана.
Но Романа этого не замечает.
— Не очень правильно задавать подобные вопросы, так как мне только предстоит пережить события, но… Сеть Времени устояла? — спрашивает она.
Затаённо вздыхаю.
— Если ты имеешь в виду галлифреецентрическую систему отсчёта Времени, то нет. Так называемая Сеть Времени, которую вы создали для упрочения положения своей державы и своего статуса, и которая, кстати, в итоге разрушила базис, разработанный и удерживаемый Шестиедиными Стражами, конфликтовала с аналогичной моделью, созданной нами, и все три версии сколлапсировали в последний день Войны. Окончательно система рухнула, когда Доктор и его помощница Амелия Понд перезапустили мир с помощью Пандорики, — странно, Романа заметно вздрогнула при этом слове. Ставлю галочку разобраться при случае. — Что-то из событий, конечно, осталось. Но это лишь осколки былой Сети. Фиксированные точки теперь рождаются бесконтрольно, континуум самоорганизовывается без помощи темпоральных держав.
— Но это… хаос, — восклицает она с отчаянием.
— Зато теперь Галлифрей знает, каково это — быть переписанным с нуля, — ничего не могу поделать с мстительным наслаждением, прорывающемся в голосе. И даже скафандра нет, чтобы интонации забил. — Как говорят земляне, что посеяли, то и пожали, даже без нашей помощи.
— О чём ты? — леди-президент наконец-то поднимает голову и смотрит мне в глаза.
— О том, что вы сделали с нами, — отвечаю чуть более спокойно. — Но в конечном итоге нам этот прецедент пошёл на пользу — закалил и показал, кто наш настоящий враг. А вас он ослабил, потому что Галлифрей в кои-то веки решился на переписывание истории размером в значимую цивилизацию. И установленный Повелителями Времени баланс дал трещину. Я не боюсь об этом говорить. Даже если ты сумеешь каким-то образом избежать коррекции памяти и попытаешься всё исправить, у тебя ничего не выйдет, так как ты — непосредственный участник событий. И любое твоё действие приведёт к зафиксированному результату через эффект ловушки судьбы.
Романа сдувает прядь волос.
— Тебе всё мало? — спрашивает. — Я поняла свою ошибку ещё утром. Может, хватит?
И я вдруг понимаю, что она вот-вот разревётся, как ювенильная особь, просто от бессилия. А мои слова восприняла лишь как очередную порцию унижения, а не попытку проинформировать. Возможно, дело в том, что я не могу избавиться от прорывающихся в голосе презрительных интонаций, но мне пока сложно их преодолеть, когда речь заходит о Галлифрее.
Однако, надо как-то разрядить ситуацию и пояснить, что я не ставила себе целью обижать членов экипажа. По хорошему счёту, они просто не стоят траты эмоций, они же не далеки, но вот эта мысль Роману точно доконает.
— Ты слишком глубоко воспринимаешь всё, что я говорю, и постоянно находишься на пороге истерики, — констатирую я. — Предположительно, у тебя была очень сложная ситуация, когда мы забрали тебя с Давидии. Сначала новизна обстановки позволила тебе переключиться, но сейчас тебя догоняет психологический откат.
— Спасибо, госпожа Очевидность, — Романа снова подпирает лоб ладонями и уставляется в стол.
Где-то я уже видела это лицо. Наверное, в зеркале. Вот только миски с пищевыми брикетами не хватает, чтобы ими протеиновый коктейль размазывать. Чёрная усталость в смеси с отчаянием, страхом и бессилием. Плавали, знаем.
— Мне знаком твой режим на личном опыте. Император тогда дал мне хороший совет: «Встань — или не удивляйся, что об тебя все вытирают гравиплатформы».
— Что, прямо так и сказал? — с мрачной иронией переспрашивает галлифрейка.
— Это в переводе на понятный низшим существам язык образов.
— Полагаю, я могла бы понять и прямую цитату, — ещё ироничнее отзывается Романа. Но я лишь молча гляжу на неё. Обойдётся без такого пряника, чтоб ей Императора впрямую цитировать. Всё, что он тогда говорил, он говорил мне, а не ей, и его слова — моя ценность, а не повод посмеяться над далеками.
— Ты просто в режиме тяжёлой психологической усталости, — наконец заключаю я. — Отсюда и глупости с галлифрейским интриганством. Я отдам приказ Хейм подобрать тебе антидепрессанты. Мне не нужны измотанные и недееспособные члены экипажа в состоянии… Как это называется… А, «переезда».
Непослушная прядь светлых волос в очередной раз взлетает над лицом, рефлекторно сдутая своей хозяйкой.
— Скажи, это у вас так забота выглядит? — спрашивает Романа без тени издёвки.
Надо же, разглядела наконец!.. Первый галлифреец на веку далеков, который увидел в нас что-то сверх «уничтожить».
— Подтверждаю. Это форма заботы.
Она как-то досадливо цокает языком, выпрямляясь и даже откидываясь на спинку кресла.
— Далек, заботящийся о других формах жизни. Нонсенс!
— Неверное утверждение, — разочарованно парирую я. А ведь казалось, у неё в простеньких мозгах всё-таки активируются умные мысли. Но нет, как активируются, так и деактивируются, и вот прямое доказательство:
— А как же ваша доктрина «уничтожить всё, что не является далеками»?
На рэл стискиваю зубы. Я люблю защитную дезинформацию. Но ненавижу, когда она, пропущенная через низшие мозги и неверно переосмысленная планктоном, искажается до уродства и противоречит элементарной логике. Придётся ткнуть галлифрейку носом в очевидный факт, как я это когда-то с Доктором проделывала. Ему пошло на пользу, и ей не повредит.
— Ещё раз, неверное и предвзятое суждение. Если бы мы хотели уничтожить абсолютно любые формы жизни, то почему не начали со Скаро, хотя очистить в первую очередь собственный дом было бы логично? Но на нашей планете есть растения, есть животные, есть микроорганизмы, сохранились и тщательно оберегаются два основных типа жизни — органическая и неорганическая. И мы сохраняем видовое разнообразие планеты, как можем, не трогая даже таких безусловно опасных для далеков существ, как террорконов, — по мере моего спокойного ответа Романа заметно озадачивается. И это повод окончательно поставить её на место. — Поэтому я требую корректную формулировку — «уничтожить псевдоразумные виды, способные в перспективе развиться и конкурировать с далеками за эконишу». Чистая экология, Романадворатрелундар. Закон эволюции — всех выживает сильнейший. Мы развиваемся, у нас всё ещё прогресс, несмотря на текущую непростую ситуацию. И мы никогда не сдаёмся.
— Это что, был ультиматум? — интересуется она с усталой улыбкой, и в её глазах что-то расслабляется, словно наконец пробита брешь в какой-то незамеченной мною стене.