…Сигнал входного замка заставляет меня наконец приоткрыть глаза и вернуться в реальность. Ого, уже поздний вечер. Но мне гораздо лучше, как физически, так и морально. Кажется, способ сработал. Надо почаще им пользоваться.
Мысленный приказ о снятии блокировки, и дверь уходит в стену.
— Венди, — доносится из коридора негромкий голос Романадворатрелундар, — я закончила.
— Поняла, — отвечаю и сажусь на койке, потом встаю. — Пойдём, попробуем.
— Я предупредила Хейм, что мы придём вдвоём. Ей не очень понравилось, что я хозяйничаю возле микроскопа и собираюсь притащить тебя, пришлось дать кое-какие объяснения. Сначала она вообще хотела отложить решение вопроса до утра, но я её убедила, что лучше мы сделаем всё сейчас, а заодно она тебя осмотрит. А то завтра уже может не получиться — мы же не знаем...
— Много слов. Я тебя поняла.
Выхожу в коридор, с удовлетворением понимая, что меня уже совсем не шатает, да и голова почти не болит — то есть настолько, что я смело могу отключать болевой симптом, фильтра на это хватит. Романа после моего замечания осеклась, помалкивает и идёт чуть впереди, чтобы не провоцировать на агрессию. Но я спокойна и даже вновь снисходительна к её затаённому страху и периодической тупости.
Надо бы уточнить:
— Волоса хватит? — не хотелось бы лишний раз давить из себя кровь.
— Вполне. Венди, а как сделать каюту для врача?
Тьфу ты, забыла. Вот незадача. Вызываю в памяти многомерную архитектуру корабля. Пожалуй, за переборкой номер восемьсот шесть можно разместить жилое пространство… Наверное, кошка удивится, когда прямо перед её носом материализуется дверь. Но я считаю, что каюта врача должна выходить в медотсек. В случае необходимости Хейм сможет быть на боевом посту по первому сигналу.
Приказ компьютеру.
Готово.
— Уже сделано. А чем занята Лем?
— Спит без задних ног, — отчитывается леди-президент, недоверчиво обернувшись на меня через плечо. Удивилась, что ли, скорости моей работы?.. Усмехаюсь про себя, но совсем не из-за этого. Я сегодня была злой на экипаж, поэтому хочу шуток в даледианском стиле, благо смысл употреблённого галлифрейкой речевого оборота мне уже давно знаком.
— У папессы нет передних ног. Объясни-и?..
Романа испускает тяжкий вздох и устало говорит:
— Это идиома для обозначения крепкого сна.
Как предсказуемо. И как это забавляет. Почти так же, как Хищник, молотящийся головой об въездную стелу Припяти. Землян не так весело подкалывать, как Повелителей Времени, потому что у землян точно нет ни шанса понять, когда мы спрашиваем всерьёз, чтобы закрыть дыру в логической цепочке, а когда шутим. А галлифрейцы могли бы различить при желании. Нас веселит даже не реакция, а именно этот факт — они не хотят различать. Мощный, но чудовищно зашоренный мозг. Как же над ним не подтрунивать?
Через несколько шагов мы уже на месте. Таша Лем действительно в режиме глубокого сна, и подозреваю, не без медикаментозной помощи — вырубилась, как труп. Девчонки без меня притащили и установили на место капсулу, и даже её почистили. Так что папесса сопит в лёгком биостимулирующем поле, чтобы место перелома набралось прочности. А кошка… Кошка изучает свою каюту — в полутьму медотсека падает светлая трапеция из дверного проёма и слышится тихий шорох длинных одежд метрессы. Всовываюсь туда, перешагивая через кабель, тянущийся из коридора к приборной стене:
— Хейм, мы пришли. А это — тво… ваша каюта.
— Я принесу вам плед и всё необходимое, пока вы лечите Венди, — добавляет Романа.
Нагло вхожу и не менее нагло усаживаюсь на койку. Раз основное помещение занято пациентом, пусть осматривает здесь. Не будить же папессу вознёй и освещением? И так сейчас микроскоп гонять будем.
Впрочем, даже если моё нахальство как-то задевает кошку, она ничего не демонстрирует, лишь вносит чемоданчик с инструментами. На свет появляется уже знакомый сканер и ходит вокруг моей пострадавшей головы.
— Всё в норме, не считая ушиба. Сейчас заменю компресс, — подводит итог Хейм и ныряет в своё барахло в поисках лекарства. Я послушно снимаю фиксирующую повязку и кладу рядом с ней. — Капитан, простите мою возможную грубость… Не все цивилизации одобряют разговоры об их слабых сторонах…
Так, это мне уже не нравится. Выслушивать нотации от говорящего генно-модифицированного животного? Хотя, с другой стороны, она добровольно хочет мне сказать какую-то информацию, которую считает важной. Почему бы не выслушать? А проанализирую потом.
— Говори…те. Кратко и по делу.
Вижу едва заметную улыбку, промелькнувшую на кошачьем лице.
— Я обратила внимание на два момента. Во-первых, ваша кожа совершенно лишена растительности, не считая волос на голове. Во-вторых, вам очень неприятны мои прикосновения. Я встречалась с подобным родом фобий, особенно к ним склонны расы вроде силуриан. Если вам отвратительна моя шерстистость, я могу надевать перчатки перед любым осмотром.
Хм. Какой любопытный вывод из моей неприязни к тактильному контакту.
— Это утверждение верно и неверно одновременно, — сообщаю я в ответ. Пожалуй, разъяснить ошибку будет правильнее. — Моя раса живёт иначе, чем ваши расы. Мы придерживаемся полной физической изоляции в персональных скафандрах и плотного ментального контакта. Меня модифицировали, чтобы я могла жить без внешней оболочки. Волосы на голове были признаны функциональными, а следовательно — полезными: основная их масса предохраняет мозг от резких перепадов температуры, брови и ресницы защищают зрение и обеспечивают ему полный функционал. Поэтому они у меня есть. Остальная шерсть не имеет смысла. Она не даёт достаточного обогрева, а удерживать естественные запахи у нас нет необходимости. Поэтому остальной волосяной покров признан избыточным и не заложен в меня на генетическом уровне. Моя раса испытывает неприязнь к чужим прикосновениям в целом, без частностей, и дело не в шерсти, — надо бы что-то добавить в духе низших, чтобы донести свою мысль на языке Хейм. — Но впредь… за перчатки я… буду благодарна.
— Вам очень тяжело даются некоторые речевые конструкции, — тихо замечает кошка в ответ, но улыбка у неё делается более открытой. И лишённой насмешки. Врач просто констатирует факт — у меня есть затруднения с режимом «вежливость».
— У далеков другой стиль общения. Я перенастроена, но многие вещи сложно понимать и употреблять правильно и вовремя. Вы всегда говорите не по делу и используете в речи много отвлечённых образов — метафор, гипербол, идиом, эвфемизмов. Иногда я употребляю ваши обороты даже в общении с соплеменниками, для практики. Низшие чины меня в эти моменты не понимают, а высшие сердятся. А ещё у вас есть логически нарушенные конструкции, например, обращение к одному существу во множественном числе. Никто не смог мне достаточно аргументированно ответить, почему это необходимо. Аргумент «так принято» мне известен и непонятен. Ты можешь мне объяснить причину подобного обращения?
— «Вы», капитан. Вот и вся причина, — совсем широко улыбается врач в ответ.
Выдыхаю. Можно было даже не трудиться задавать вопрос. Эта традиция так и останется для меня непонятной, и принять я её физически не смогу, как полностью противоречащую логике.
Мягкие руки-лапы, наконец-то затянутые в полимер, накладывают мне очередную повязку. Потом перчатки летят в дыру утилизатора.
— Всё. Вы быстро восстанавливаетесь, капитан.
— Подтверждаю. Расчётно, через пять дней я пришла бы в полную норму даже без медицинской поддержки. Впрочем, вторая и третья партии прототипов восстанавливались ещё быстрее, у них переработали этот механизм на более совершенный.
— Очень любопытно, — урчит животное, пряча блеск в глазах, но поздно, я его заметила. Э, Хейм, разлетелась. Я непременно сотру тебе память, как только придёт время возвращаться по своим эпохам. Полностью и абсолютно. Никаких слитых специалисту технологий!
Возвращается Романа, нагруженная всяким барахлом со склада — навскидку вижу полотенце и зубную щётку, уложенные поверх пледа, но ещё там какие-то магазинные упаковки и коробки, в которые просто нет смысла вникать. Понятно, что персональные вещи, которые могут потребоваться ксеносамке.