Невнятный возглас Доктора.

— Не виновата я, все дети сейчас это смотрят, приходится разбираться…

— А кто я тогда, о, знаток «My Little Pony»?

В голосе Донны то ли извинение, то ли смех:

— Дискорд ты.

— Кто?..

— Дракон хаоса. Вроде и враг, но порой помогает. Вечно вылезает непонятно откуда и гадит по мелочи.

Слышу, как обиженно поперхнулся Хищник. Так ему и надо — ну, конечно, если не считать, что весь разговор от начала до конца лишён смысла.

— А что, про пони уже в двадцать первом веке снимали? — изумлённо вопрошает голос Таши Лем.

— А что, — в тон ей отзывается Донна, — в шестидесятом веке про них ещё мультики рисуют? Капе-ец… Поняши бессмертны.

— К вопросу о бессмертных, — это Вастра, — кажется, я вижу Венди.

Быстрые шаги в мою сторону, приближается явно не один человек. Но я не оборачиваюсь, лишь гляжу на горизонт, вдоль которого разливается белое зарево от встающего Фалькуса.

— Коротышка? — окликает меня Доктор.

Не отвечаю. Странно, что присутствие низших существ меня не напрягает. Но если логически подумать, я же высшая. Я не должна на них реагировать больше, чем они заслуживают.

— Эй, коротышка, — шелест травы подсказывает, что Хищник совсем близко. В поле зрения попадают знакомые штанины. — Это ты?

Поднимаю на него лицо. Смотрю в пёстрые глаза.

— Подтверждаю.

Похоже, до него только сейчас доходит, в каком я виде — рыжий вдруг краснеет, прочищает горло, лихорадочно сбрасывает пиджак и накрывает им мои плечи. Да, так существенно теплее, а запах галлифрейца давно знаком и не вызывает сильного рывка агрессии. Что до его эмоций — безразлично.

Слежу, как Доктор, совладав с румянцем, присаживается на корточки рядом:

— У тебя длинные волосы…

— Подтверждаю, — что-то брезжит на самом краешке памяти, какое-то наполовину ухваченное воспоминание о длинных волосах и их значении.

— У тебя длинные волосы, — снова повторяет он, уже чуть более сдавленно. — И тебе… четырнадцать. Тебе четырнадцать!!!

— Биологический возраст внешней оболочки на момент активации, — согласно киваю я. Чутьё Повелителя Времени, как обычно, не подвело хозяина. — Ножницы есть?

— Сейчас принесу, — выдавливает Романа за моей спиной. И эта здесь? Впрочем, она сразу убегает.

— Тебе четырнадцать, — снова повторяет рыжий, как заведённый. — Ты же не хочешь сказать, что далеки ставили опыты на четырнадцатилетнем подростке?..

— Какая разница, объясни-и? — я даже позволяю слегка прорваться сарказму. Во-первых, нас никогда не останавливает возраст изучаемого образца, и на Галлифрее это знают. А во-вторых, психологически я уже не была так называемым «подростком», так что возмущение фактом моего биологического возраста не имеет смысла даже с точки зрения галлифрейской морали.

— Да-алеки… — Хищник со стоном хлопает ладонью по глазам, а потом медленно отирает лицо. Снова уставляется на меня. — А всё-таки, жёлтые.

— Жёлто-зелёные, — флегматично поправляю в ответ, сразу поняв, к чему это он клонит. У него дальтонизм? По словам и совет. — Проверься у офтальмолога на цветоощущение.

Хищник вздыхает, то ли тяжело, то ли с облегчением, и вдруг говорит:

— Ты меньше суток назад сказала, что когда-нибудь я обрадуюсь, что далеки такие далеки. Знаешь, это случилось даже раньше, чем мы с тобой могли ожидать. Я чертовски рад, что ты такой далек, до мозга костей.

Наверное, это был комплимент. Или признание. Но я ему почти рада: наконец-то Доктор прекратит пытаться видеть во мне человека. Ведь я не человек.

К нам подсаживается Таша Лем, виноватая и радостная одновременно. Эти чувства низших. Зачем они нужны, если в них так сложно разобраться? Польза богатства эмоций и их смесей — миф. Мир стоит на простоте, и в этом отношении мы, конечно, идеальнее — даже без фильтра или злость, или радость, и никаких запутанных, как провода после взрыва, чувств.

— Венди, ты в порядке? — спрашивает папесса. Похоже, отрабатывает заботу. Что это она? Ведь ненавидела далеков.

— Подтверждаю, — спокойно отвечаю, не удостаивая её особым вниманием.

— Прости, я не знала…

Это уже интереснее. Всё-таки поворачиваюсь, чтобы лучше видеть Ташино лицо и как-то разобраться в её странных словах:

— Не понимаю мотивации. За что ты извиняешься, объясни-и?

Ещё любопытнее, у неё глаза слезятся — совсем немного, но мне заметно.

— Я… Если бы я только знала, я бы не стала стрелять.

Она добилась моего полного недоумения.

— Ты выполнила приказ, — уточняю я. — Всё было правильно. Это моя ошибка, я не предусмотрела такого исхода дела, как реактивация. Если командир отдал неправильный приказ, то это он виноват и несёт за всё ответственность.

— О, Венди, — стонет она и вдруг резко прижимает меня к себе. Фу, гадость! — Блядь, я так рада, что ты жива!!!

Пытаюсь отстраниться, но Лем в порыве эмоций этого не замечает. Приходится дать разряд средней мощности, чтобы её отшибить от себя подальше. Кто-то охает — наверное, кошка. Из травы несётся громкий папессин стон, в котором сквозит что-то очень непечатное.

— С возвращением, капитан, — хмыкает Вастра.

— Отчё-о-от? — требую. Силурианка надёжная, от неё можно получить более-менее вменяемый доклад о произошедшем. Но как ни странно, пересказывает события не она, а Донна:

— Когда ты начала регенерировать, мы укрылись на «Ди». Доктор переместил нас подальше от планеты, просто на всякий случай. Когда всё затихло, мы вернулись и нашли тебя здесь, на месте базы Давроса. Вот так.

— Рельеф переменился, — замечаю я. Слепой, и тот бы увидел. — В наличии растительность. Нет никаких обломков сфероидов. Объяснить?

Наблюдаю, как медленно садится Таша. На её лице всё ещё непечатное выражение, из волос торчат травинки — это отчётливо видно в свете восходящей луны, ночь вообще светлая благодаря ядру галактики и туманности. Однако Лем никак не комментирует ни мой предупреждающий разряд, ни свои ощущения, просто мрачно сверлит меня взглядом. Предположительно, досадует, что слишком близко подошла и слишком явно продемонстрировала чувства. Хороший урок ей на будущее — не фамильярничать с далеком. Я разрешаю это только Хищнику.

И он, словно почувствовав мои мысли, немедленно пользуется своим правом, опустив ладонь мне на плечо:

— Тыры-пыры, время-шремя. Ты состарила Скаро на пятьдесят пять миллионов лет. Похоже, у Давроса были какие-то заготовленные зародыши для следующего этапа терраформирования, и автоматика сработала, несмотря на смерть операторов. Вот так тут всё и расплодилось.

— Я состарила только Скаро? — уточняю я.

— Ну да, — Хищник дарит мне самую ослепительную из всех своих улыбок. — На высоте в двадцать тысяч миль над поверхностью состаривание прошло всего лишь на шестьсот тысяч лет. А на сороковнике вообще норма, минутка в минутку. Да и другое полушарие отстаёт, там пока в основном пустыни.

— Это… — я запинаюсь, подбирая слово, — …странно.

Улыбка галлифрейца делается ещё шире.

— Ох, ТМД, в мире столько странного и непонятного, что просто не думай об этом.

— У всякого оружия есть отдача, — бурчит папесса сквозь зубы.

Отдача?.. Опять что-то царапает на задворках памяти. Почему-то это кажется важным… Но нет, не вспоминается. Перевожу взгляд на Донну:

— Ситуация с отвёрткой. Объясни-ить?

Ноубл приосанивается и улыбается. Самодовольство из неё так и лезет. Ну, мне долго ждать ответа?

— Ты всегда обращала мало внимания на то, чем занят экипаж, — снова буркает Таша Лем. — Иначе бы хоть раз, но увидела знаменитую ручку Донны Ноубл.

Озадаченно гляжу на неё, потом на рыжую. Я уделяла им достаточно внимания, не надо вранья! Ну да, мало общалась. Но их же никакая нервная система не выдержит, мне просто необходимо было соблюдать небольшую дистанцию, и…

Донна хмыкает и заканчивает за Ташу:

— Я долго клянчила у Доктора собственную отвёртку, — могу себе представить, что об этом подумал рыжий, после Ривер-то. — А он вместо этого подарил мне ручку с фонариком в виде отвёртки. А когда нас схватили, я сразу сообразила, что безмозглые гиперсолонки инженера Давроса не заметят подмены, ведь ты же говорила, что они не способны на самостоятельный анализ. Ну и подменила, пока ехала в лифте. У секретарш из Чизвика быстрые пальцы и ловкие руки, бе-е. И кстати, — она поворачивается к Хищнику, — марсианский педди, с тебя новая ручка!