— Всё-то у вас отсутствует, а прежде всего, честь и совесть, — ворчит Освальд, дёргая плечом.

Нарвалась.

— Мы такие, какие мы есть, как бы тебя это ни напрягало. И живём в том же мире, что и ты. Мы существуем, ты существуешь, так получилось. Тебе знакома концепция смирения — так что смирись с этим фактом.

— Эй, это мой копирайт на умную мысль! — Клара с ненатуральным возмущением кладёт руль направо. — Требую авторские!

Не поняла, чего она хочет. Да и нет у неё права что-то требовать от далеков. Жива, пусть будет за это благодарна, а об остальном даже не мечтает.

— А вообще, ты много болтаешь для далека, — продолжает провоцировать она.

— А ты пытаешься копировать Доктора, — отбриваю. Даже Кларино дёрганье плечом знакомо, я его тоже переняла у двенадцатой регенерации. — Но твои мозги кратно слабее. Ты логик и рационал, хладнокровна, расчётлива, но полный примитив по сравнению с ним. Пронаблюдав за тобой, я прихожу к выводу, что определение «Щенок», данное тебе Мистресс, хотя и мутное, но в корне верное. Как домашние животные с годами делаются похожими на хозяев, так и ты неосознанно подражаешь Хищнику, пытаясь с ним сравняться.

Она бросает на меня гневный взгляд, резко перейдя из режима «забава» в режим «злость»:

— Не смей говорить обо мне, как о животном! Я давно уже сама по себе и не имею никакого отношения к Доктору!

— Расскажи это зеркалу, — отвечаю и отворачиваюсь к окну. Не животное она… А кто тогда? Растение? Бактерия? Как там эта идиома, инфузория в туфельках?

— Ты всё равно не поймёшь, — выдержав паузу, мрачно и тихо говорит Клара. — Ты же далек. Откуда тебе знать, что такое — вырванная привязанность?

Не поверишь, инфузория, знаю, и очень хорошо. На собственной шкурке испытала и до конца не изжила — думаю, если порыться очень-очень глубоко, можно найти какие-то следы влюблённости в Найро, которую я так старалась искоренить, выжигала напалмом и радиацией Общей Идеологии, но так и не вытравила. Иначе бы он мне не снился.

Поэтому вполне имею право поставить Клару на место и пнуть в мягкое брюшко:

— Я знаю, что до конца вырвать привязанность для таких, как ты, физически невозможно. Иначе бы ты не была сейчас здесь, на Моралле, с риском оказаться в галлифрейских застенках за угон ТАРДИС.

В ответ мне показывают средний палец. Кажется, это считается оскорбительным жестом — но было бы на что реагировать. Я вдруг ловлю себя на мысли, что мне невероятно скучно с этой курносой земной девочкой. Даже Романа не казалась такой жалкой пародией на Хищника, в ней есть что поизучать. А здесь одна сплошная маска, внешняя борзость от глубокого внутреннего отчаяния, а больше — ничего. Пустышка. Ширма. Всё, что в ней было любопытного, сгорело в попытке влезть на ту же вершину, на которой находится Доктор, а потом пришёл миг расплаты, на который уже не осталось сил. Теперь — движение по инерции, не-жизнь, не-смерть, мыльный пузырь. Даже внешняя самостоятельность — ложь. Протянуть на день дольше, потому что очень страшно умереть до конца. Если каждое утро просыпаться с такой мыслью, очень скоро перестанешь быть живой. «Стрелка», на которую по вине Доктора свалилось нежданное бессмертие, такая же отгоревшая внутри — Таша Лем сумела вытряхнуть из Яши её секрет о восстанавливающем чипе майров. Конечно, надо признать, что девочки объективно сделали много полезного в этой вселенной, удрав попутешествовать на машине времени, но могли ли они просчитать последствия своих действий на уровне Повелителя Времени? Конечно, нет. НКВД, небось, задолбалось подчищать их «хвосты». Даже Доктор, на что аккуратный, наследил предостаточно, что уж говорить про двух детей Земли.

Давлю рефлекторный зевок. Не от общества Клары, а от того, что у меня по расписанию как раз отбой, и организм намекает, что он был бы не против заспать стресс от вечера в обществе галлифрейского серпентария. Но пока это несбыточные мечты, отдых сегодня мне не светит. Это экипаж получил приказ отсыпаться в «Ди» — трансцендентное пространство корабля компенсирует внешнюю тряску, которой подвергается корпус, — так что я единственная, кто на ногах. Конечно, пришлось частично восстановить внутреннюю архитектуру, но каюты занимают мало места и почти не дают искажающих помех в трёхмерном континууме. Когда приедем, разбужу Роману, ей почти не нужно времени для отдыха. И потом, не мне же вести беседы с Браксиателем. Это её порция йогурта, пусть расхлёбывает. Вон как она хорошо вечером их развела, сразу много всего узнали, хоть и не вполне по делу…

…Мы с Мисси обсуждаем последние детали о включении «Ди» в систему обороны, когда наконец возвращается Романа. Быстро она, я ждала её не раньше, чем через четыре скарэла. Наверное, обнаружила какую-то версию местного общественного транспорта или построила глазки аборигенам-автомобилистам, она ведь рациональная и без проблем с ксенофобией. Это меня постоянно тянет подорвать вокруг себя автобус, чтобы слегка почистить мир от низших тварей.

— Твоё платье, — говорю ей сразу. Романе нужен утешительный приз, домашние зверушки ведут себя адекватнее, получив подачку.

Она и впрямь расцветает и бросается к пакету. Но я всё же не удерживаюсь от замечания, способного отравить ей настроение:

— Мистресс меня предупредила, что твой гардероб на Галлифрее занимает более гектара. Я знаю эту меру, это чуть меньше десяти ка-леров, в пересчёте на наши единицы. На корабле такого не будет. Это понятно? Ограничься тем, что есть. Это приказ.

Романа, уже влезшая в пакет, резко морально обтекает и стискивает бумагу:

— Мистресс?.. — резкий поворот на полкруга, ярко вспыхнувшие щёки. — Мисси, откуда ты знаешь размер моего шкафа?..

Раньше я не думала, что Мастер может выглядеть настолько самодовольным. Самодовольной. То есть она всегда это умела, но чтобы настолько?! Даже зажмурилась от смеси гордости, удовольствия и насмешки.

— А что, это засекреченный факт? — уточняю я. Да, леди-президент — представитель низшей расы, но она член экипажа моего корабля, и я не позволю над ней издеваться никому, кроме себя. Тем более галлифрейской шизофреничке.

— Он стоит в моей спальне! — с возмущением сообщает Романа. — В родовом поместье! В спальне, понимаешь?! Что Мастер делал в моей спальне?!

А, так это мелочи, а не издевательство. Во всяком случае, меня будуарные отношения членов экипажа с окружающими не касаются, иначе мозг слишком быстро отчалит в Изолятор.

— В будущем всё могло измениться, — пожимаю я плечами, чтобы как-то пресечь вопли.

Ага, как же, пресекла:

— Что-то меня это не утешает! — рычит галлифрейка. Мистресс продолжает удерживать артистичную гримасу самохвальства, Браксиатель делает вид, что его это не касается, Яша и Таша заинтересованно следят за развитием диалога, и Клара с ними, Рассилон опять что-то жрёт, а я уже мечтаю о прекращении бурной сцены.

— Ха, — подливает масла в механизм ссоры Мисси. — Между прочим, у тебя безвкусные ночные рубашки.

Тихо подпираю ладонью лоб, потому что представляю, что сейчас начнётся. Багровая Романа таращит серо-голубые глазищи, словно сейчас бросится на ренегатку, и никак не может с собой совладать. Видимо, Мистресс врезала по единственному больному месту ледяной принцессы — по хобби. Шляпка с вишнями гадко улыбается и ждёт реакции на провокацию. Всё замирает.

— Как вы меня достали, — доносится из угла Рани. — Я не для того улетела с Галлифрея, чтобы любоваться на отсталой планете, как вы тут разводите мини-вариант Капитолия. Романа, мы втроём укрывались у тебя в поместье. И от обысков прятались в твоём шкафу — там нас никто не сумел найти.

— Втроём? — уточняет Романа, уже пошедшая разноцветными пятнами — красными, белыми и даже зеленоватыми.

— Ты, я и Мастер. После инцидента с материализацией Галлифрея.

— Небудьки их побери, — несётся от Рассилона сквозь чавканье. — Олухи, а не гвардия. Я же им велел как следует обыскать поместье, я же чуял, что вы у Романадворатрелундар!