— Где гарантия, что получив эту информацию, ты не вернёшь меня туда, откуда взял?
— Я не далек, не суди по себе!
— Я требую гарантии.
Он только что не зеленеет от злости, но ещё сдерживается.
— Хорошо, какие гарантии тебе нужны?
— Ограниченная свобода на борту твоего корабля, свой угол, пища, вода, подзарядка скафандра… — задумываюсь на миг, какую б луну с неба запросить, чтоб его добить. — И телеканалы «National Geographic» и «Science 24» за 5823 год по летоисчислению Земли. И высадишь меня там, где я решу, а не ты решишь.
На лице Доктора пропечатывается полная стопроцентная ненависть. Не люблю примитивные формы жизни за столь открытые эмоции. Ну как можно ненавидеть такую умную, красивую, скромную и проницательную девушку, как я, даже не умея оценить её достоинств? Доктор, ты — ксенофобное животное.
— Я тебя. Сейчас. В открытый космос вышвырну. Говори, где мои друзья! — и совсем другим тоном. — О, да я в кои-то веки разозлился. Нет, ты представь, я разозлён, я просто в гневе! — это он уже говорит в потолок. Наверное, ТАРДИС. Не со мной же разговаривает, явно. И спутников сейчас при нём нет, иначе б я уже их увидела. Ладно, придётся ему сказать.
— Ты знаешь, Доктор, какое место во Вселенной самое заброшенное, самое гнилое и самое страшное? Место, которого боится любой Повелитель Времени? Про которое он предпочитает не думать настолько, что готов о нём забыть? Место сокрытое и при том очевидное? — я уже почти шепчу, замечая на дне его глаз проступающий страх. — Да, Доктор. Они на Свалке Истории.
— Чёрт побери, это же легенда! Просто оборот речи! — ожидаемая реакция. Наши предки знали, куда засунуть его товарищей.
— Так легенда или оборот речи? Или всё-таки реальное место? — ну вот, мой пониженный порог эмоциональности опять проснулся и истекает сарказмом. Хорошо, что это смог бы заметить только другой далек. — Доктор, куда деваются забытые души? Невостребованные изобретения? Незначительные серые будни из наших жизней? Глупые страхи ювенильных особей и дурацкие человеческие фантазии? Физика, ясная даже тем, кто только что вылез из инкубатора — есть закон сохранения энергии, и его не исключить. Ничто во Вселенной не исчезает просто так, в том числе энергия информации. Ты сам знаешь, что это место реально. И ты его боишься. О-очень боишься. Ибо что на Свалку попало, то пропало. Миг смерти, тянущийся вечность. Миг, из которого не вырваться. Но у тебя есть шанс уйти оттуда. Твоя ТАРДИС — темпоральный парадокс, существующий везде и нигде, протянувшийся от мига рождения мира до мига его смерти. Ты сможешь найти выход со Свалки Истории и вытащить оттуда своих друзей.
Доктор нервно сглатывает.
— Хорошо, допустим. Но как туда попасть?
— Это несложно, на Свалку попадает только то, о чём забыли. Далеки о тебе уже не вспоминают — вот пусть и остальные о тебе забудут. Ещё надо уничтожить киборгов-подменышей — их воспоминания о тебе очень яркие. Возможно, этого хватит, если в ближайшее время никто больше о тебе не вспомнит, хотя бы на один рэл. А теперь, где моя еда и моя каюта? Моё тело жаждет сна и калорий. Ты же не хочешь, чтобы твой маленький далек умер от голода и усталости?
— Нахал, — цедит Доктор. — Мы направляемся на Свалку.
— Отказываюсь. Сначала еда и сон. А ты пока назначаешься логистом — разработаешь оптимальный маршрут между домами твоих поддельных друзей. Когда я проснусь, проведёшь ТАРДИС по этому маршруту, и я их всех устраню после твоей проверки отвёрткой или чем там ещё. А то вдруг, — ухмыляюсь, — кого пропустили и я нечаянно человека уничтожу?
Похоже, на это слово в исполнении далека у него шерсть дыбом. Забавно это наблюдать, пока между нами силовой барьер.
— Ну, — говорю, — где моя еда?
— Мелкая, эгоистичная, самовлюблённая, разумная амёба с одной коротенькой мыслью, — перечисляет Доктор сквозь зубы, сдаваясь. Бесится от того, что я права и пороть горячку нам сейчас не стоит. А мне противно выслушивать брань в свой адрес, не имея возможности всадить ему разряд-другой промеж симметричных глаз. Но приходится терпеть. Без вариантов.
— Полагаю, это была попытка оскорбления, потому что я не отношусь к простейшим и не являюсь одноклеточным, — нарочно занудствую я под звук отключаемого поля. — Поэтому меня не устраивает такое прозвище. Давай нормально познакомимся.
— Ну давай. Какой у тебя номер?
Хмы. Устраивать срыв шаблонов, так устраивать.
— Личные номера в отрядах у нас употребляют в боевой, а идентификационные шифры — в формальной обстановке, как у вас — «вы»…
— Интересно, что такое — неформальная обстановка в исполнении далеков?
Обойдёшься без такой радости.
— …и в присутствии низших рас. Мы не в формальной обстановке, а расценивать тебя, как представителя низшей расы, я не могу. Ты равен нам, — его заметно кривит, словно он не в первый раз подобное слышит. Да, есть большой шанс, что ему кто-нибудь из сородичей это говорил, мы коллективно сходимся в оценке Доктора. — Моя профессия — архитектор, учёная степень, по-вашему — старший научный сотрудник, насчёт номера мы уже выяснили, а вот персональный позывной, который ты мог бы принять, как имя, я называть не стану. Во-первых, тебе всё равно не оценить его красоту, а во-вторых, ты тоже никогда не представляешься по имени. Так что ты — Доктор, а я — твой маленький далек.
— ТМД? — с унылым скепсисом переспрашивает он.
— Terror. Murder. Destruction. Мне нравится. Можешь звать «ТМД».
Он кривится, как от зубной боли, поднимаясь на мостик и возясь у консоли.
— ТАРДИС тебе сделала комнату, оттуда открыт маршрут до кухни и ещё до библиотеки. К консоли сможешь подходить только тогда, когда тут нахожусь я. Это тебя устраивает?
— Да. Надеюсь, ты не ограничиваешь библиотеку только нашими научными журналами до текущего года?
— Нет, там есть книги и с других планет. До твоего года.
Варгин сын.
— А мои телеканалы?
Он только шипит сквозь зубы. Вот точно, варгин сын и жмот.
Странно, но я чувствую что-то ещё, кроме его визуально определяемого отвращения ко мне. Что-то, пронизывающее воздух и мой скафандр, вроде проникающей радиации или темпоральной энергии. Приборы ничего не секут, но… Это чувство мне что-то напоминает.
Мы мутировали очень долго. Мы не можем выжить на других планетах без скафандров, удерживающих внутри подходящий уровень радиации, как правило, абсолютно смертельный для большинства инопланетян. Наши скафандры — сложные машины, которые обеспечивают нам не только защиту и передвижение, но и усиление голоса, и улучшенное зрение со слухом, и даже осязание. Тем не менее, когда мы ещё называли себя не далеки, а каледы, у нас было преимущество — визуальный контакт друг с другом, улучшающий взаимопонимание. А когда мы превратились в идеальное оружие и не смогли жить без скафандров, нам пришлось научиться понимать друг друга сквозь броню, изменённый модулятором голос и отсутствие встречного взгляда. Мы стали эмпатами, господа. Без этого бы мы не выжили. Мы по-прежнему прекрасно понимаем друг друга с полувзгляда и с полуслова и можем действовать быстро и эффективно, как могли наши предки каледы. Нас считают расой холодных учёных-терминаторов, нашу слаженность валят на хорошую информационную сеть, обеспечивающую нам возможность быстрых коллективных решений, но на самом деле наша тайна и наша секретная сила в этой эмпатии. При этом мы, точнее, наши предки, сумели избежать ощущения эмоций других живых существ, чтобы они не мешали нам в достижении собственных целей. Сложно было бы выстрелить, чувствуя агонию противника, как свою, правда? Поэтому чужаков мы не «слышим», а своих, за сверхредким исключением вроде меня, ссылаем, а не элиминируем — и неважно, как мы это объясняем другим. Тему защитной дезинформации никто не отменял. И сейчас, могу поклясться, я кого-то почувствовала. Оно смеялось, оно просто угорало от смеха. И оно не было далеком. Но ведь на борту ТАРДИС нет никого, кроме меня и Доктора?
