— Они начали моё обучение с малого. Сначала они хотели наказать других детей, пока я не стал взрослым. После двух лет убийств я стал одним из лучших среди них. Я был грёбаным восьмилетним ребёнком. Я перестал думать и чувствовать. Это поддерживало во мне жизнь.

— Это не жизнь, — возразила я.

— Откуда тебе знать? — спросил он со злостью, и я поняла, что он прав. Я даже не знаю — я просто судила. Похоже, у него не было выбора.

— Мне жаль. — Он кивнул и продолжил:

— Она пришла посреди ночи, как плохой грёбаный сон — совсем как ты, только ты была гораздо реальнее. Я неделями не обращал на неё внимания, пока её без конца избивали. Она была такой маленькой и такой невинной. Я думал, что она слаба, когда не делает того, что ей говорят. Однажды, наверное, голод пересилил её страх, потому что один из курьеров поймал её, когда она рылась в мусоре в поисках еды, и избил. Он так сильно избил её в тот день, что я, наконец, сделал то, чего не должен был делать.

— Что ты сделал? — спросила я, борясь со слезами из-за картины, которую он нарисовал с маленьким, беспомощным ребёнком.

— Я остановил его от того, чтобы он ударил её по голове каблуком сапога, как будто она была ничем. Два года работы пошли насмарку из-за одного неверного шага. Я до сих пор не пожалел об этом, по крайней мере, не сразу. После этого она прижалась ко мне и смотрела на меня как на своего защитника. Каждый день я терпел её побои и свои собственные, и часто был слишком слаб, чтобы совершать какие-либо убийства, поэтому они становились всё более жестокими. Через некоторое время я начал её ненавидеть. Я винил её за то, что она снова сделала меня слабым, когда всё, чего она хотела, это чтобы я заботился о ней. Я не хотел этого делать, поэтому не знаю, почему помог ей. Я просто сделал.

Он присел на один из столов и выставил перед собой сжатые кулаки.

— Что с ней случилось?

— Однажды после пробежки мне сказали, что у меня есть работа, которая будет стоить мне жизни, если я её не выполню. Чего они не знали, так это того, что мне было всё равно, жив я или мертв, но я всё равно согласился. Они отвели меня в комнату, которую я никогда раньше не видел. Лили была там и ждала. Она была голая и плакала, и я видел синяки и ссадины по всему телу.

— Почему она была голая? — я боялась услышать ответ, но мне нужно было знать. Мне нужно было понять, насколько глубока их жестокость.

— Они хотели, чтобы я… Мы… они хотели, чтобы я трахнул её из-за какой-то больной фантазии, за которую многие больные, старые ублюдки платят кучу дерьмовых денег, чтобы попасть на камеру.

— О Боже, Киран…

— Она выглядела такой разбитой, и я понял, что у неё ничего не осталось. Я не мог этого сделать. Из всех работ и людей, которым я причинил боль, это было то, что я не мог сделать. Вот почему я почувствовал облегчение, когда она попросила меня сделать это.

— Сделать что?

— Спасти её.

— Но ведь ты тоже был в опасности. — Он покачал головой и посмотрел на меня.

— Мне было всё равно, что со мной будет.

— Как же ты мог её спасти?

— Единственным способом, который имел значение, — загадочно ответил он, но я знала, что он имеет в виду. Она попросила его убить её. — Я забрал её боль и забрал её страх. Я подошёл к ней, положил её на кровать и закрыл ей глаза. В этот промежуток времени я пытался найти другой способ, но, в конце концов, всё время возвращался к одному и тому же ответу.

— Ты был всего лишь ребёнком.

— Я никогда не был ребёнком, Лэйк. Вот уже десять лет моё решение не даёт мне покоя. Когда я увидел тебя в первый раз, то подумал, что это она, а потом решил, что у меня галлюцинации. Ты была очень похожа на неё. Но когда я, наконец, понял, что это была не она, я осознал, что меня наказывают. Ты так сильно напоминаешь мне её. — Наконец он посмотрел на меня с болезненным выражением лица. — Ты здесь, чтобы наказать меня?

— Я никогда не хотела наказывать тебя, Киран. — Что я такое говорю?

Он покачал головой.

— Думаю, я наказывал себя и искал виноватого.

— Ты её любил? — было безумием испытывать ревность к восьмилетнему ребёнку, но эмоции, которые он испытывал к Лили, были очень сильными.

— Нет.

— Потому что ты не веришь в любовь?

— А ты бы хотела?

— А как твой отец вернул тебя обратно? — я предпочла спросить его, чем ответить на этот вопрос. Я больше не знала, во что верить. — Разве они не убили бы тебя, когда ты разрушил их планы?

— Я не был убит не за то, что ослушался их, а по счастливой случайности по имени Марио. Похоже, его единственным пороком была детская проституция и порнография. Он спас меня от гибели и вскоре после этого разорвал деловые связи со своим партнёром, но не раньше, чем оставил мне возможность связаться с ним, если мне что-то понадобится, а главное, если я захочу работать на него. Я не обманывал себя, думая, что ему не всё равно.

— А твой отец?

— Через пару недель после смерти Лили один из курьеров, находящийся у моего отца в кармане, выкрал меня из лагеря. Я провёл с Митчем неделю, прежде чем появилась София, хотя и не знал, кто она такая — по крайней мере, сначала. Он сразу же сказал мне, кто он такой. Я не знал, кто она такая, пока она не умерла.

— Ты действительно убил её?

— Да. — Я надеялась, что каким-то образом Митч лжёт. Что Киран не убивал свою мать. Но если он не знал…

— Почему? — он снова посмотрел на меня, в его глазах не было ни эмоций, ни чувств.

— А почему бы и нет?

— Потому что она была невиновна.

— Так ли это было?

— Но…

— Невинности не существует, — рявкнул он. — А сколько матерей, ты знаешь, позволили бы забрать своего ребёнка, даже не попытавшись?

— Так ты убил её из-за этого?

— Я не знал, что она моя мать, когда всадил эту чёртову пулю в её грёбаный череп, — выплюнул он.

— Ты хоть жалеешь об этом?

— Я не жалею о том, что не могу исправить. Она мертва — ты не изменишь этого.

Он поспешно встал, и по инерции стол отодвинулся на несколько футов. Он прошёл мимо меня и оказался у двери прежде, чем я поняла, что происходит.

— Куда ты собрался?

— Хватит с меня разговоров.

— А как же Митч? Он знает, где ты сейчас находишься. Он знает, где мы все находимся.

— Я знаю, — произнёс он, повернувшись ко мне лицом, но всё ещё держа руку на двери. — Тебя чуть не убили из-за меня. Я действительно сожалею об этом, а значит, могу всё исправить.

— И как ты собираешься это исправить? — с подозрением спросила я.

— Я отпускаю тебя, — сказал он и выскочил из комнаты.

* * *

Я осталась стоять одна в пыльном классе. Я тебя отпускаю. Реальность его слов не поразила меня, пока я не осталась наедине с чувством, что моё сердце разрывается. До Кирана я не думала, что сердце может разбиться так много раз. Неужели после всего, что он сделал, я просто позволю ему уйти? Прежде чем я смогла остановить себя, я выскочила в коридор.

— Значит на этом всё? — коридор был полон людей, направляющихся на свой первый урок, и когда я крикнула ему вслед, они все остановились, чтобы посмотреть на нас.

Он снова повернулся ко мне лицом.

— Это всё, что я могу тебе дать.

— Ты мучал меня на протяжении десяти лет, играл со мной последние два месяца и заставил влюбиться в себя. А потом, как будто этого было недостаточно, ты чуть не убил меня из-за своего ублюдочного папаши, и ты думаешь, что можешь просто уйти, потому что считаешь, что это правильно?

— Мне плевать на то, что правильно. Так будет безопаснее.

— Кто сказал?

— Говорит мой брат, который лежит в больнице и борется за свою жизнь из-за меня! — завопил он. Коридор взорвался шёпотом и потрясёнными звуками от его вспышки. Никто ещё не знал, что Кинан и Киран на самом деле родные братья.

— Так ты собираешься уйти от него тоже?

— Если это необходимо. Он всё ещё где-то там.