Удар по голове отбросил его на пол.

Кому пришло в голову так назвать деревни – покрыто мраком. Но по обе стороны от дороги, ведущей из Орла в Мценск, расположились Отрада и Свободный Серп. Кто и когда освободил этот серп, и кому стало от этого отрадно большая загадка. Но в Серпе, следуя традициям, после Вспышки образовали коммуну. Соседи же пошли другим путем – стали крепить частное хозяйство.

И, как следствие, границей между деревнями и идеологиями стала дорога. Частник-то хозяйствует основательней. Но в одиночку. Коммунары Серпа действовали бестолково, но сообща. После пространных споров, местами переходящих в конкретный мордобой, верх одержал коллективизм. Все хозяйства объединили. Но, быть бы войне гражданской все равно с нажитым добром просто так никто расставаться не с руки. Возможные боевые действия остановило общее дело. Председатель-староста поселения вовремя сообразил, какие выгоды несет с собой расположение на трассе.

Идею забросили в массы. А массы, отбросив душевные переживания, тут же уразумели, что проще собирать дань на дороге, чем вкалывать в поле. Хотя и поля не бросишь – натура крестьянская свое брала.

Идея «взять и разделить» плавно трансформировалась в «остановить и отобрать». Сформировали дружину. Было на вооружении пяток охотничьих ружей. Ну, и куда ж без вил с топорами.

Пару раз успешно отбились от небольших отрядов городских мародеров. Сами пограбили. И жизнь, в общем-то, вошла в ровную колею: дежурство на дороге по графику, подготовка полевых работ – благо семена картофеля собрали всем миром. Все же без поля – крестьянин – не крестьянин. Работать тоже пришлось всем миром.

С этим, конечно, сложнее. Деревня, на первый взгляд, однородна. Но это – только на первый взгляд. Если присмотреться пристальней, а то – еще и пожить среди деревенских…Завидовать нечему. Это уж точно. Не могут жить все одинаково, словно под «ноль» стриженные. Кто-то спит покрепче и подольше. Иной курит чаще, если осталось что. Значит, кто-то будет работать больше, кто-то меньше, а делить на всех поровну?! Фундамент для недовольных практически готов. А, уж когда все рухнуло…Тут- то старые обиды и вспомнились.

Годов…не упомнить, сколько тому, но соседская курица во двор залетела. А значит – семена обиды посеяны. Короче говоря, не миновать вражды. От выяснения отношений спасала власть. И администрация, и милиция. Полиция, то есть. «Брехать» друг с дружкой – не без этого. До мордобоя дело если и доходило, то крайне редко. От убийства удерживала угроза наказания. А после Вспышки – власти не стало. Деревенские вначале то и не поверили. Жили, как жили. Только без света и воды. Ну, этим то же особо не испугаешь. Вода есть в реке, в колодце. Дрова – в лесу. Терпимо. А вот когда стало ясно, что старый порядок исчез…Тогда-то старые обиды и вспомнились. Все споры и разногласия решались только силой. В Серпе, еще в начале января сосед избил соседа. Причина – серьезней и не придумаешь: три года назад Васька Горох – здоровый, наглый, но работящий в прошлом мужик посчитал, что его сосед Порохов – украл три мешка комбикорма. Муку эту, к слову, Васька и сам стащил со склада агрофирмы. Привез домой, сложил в бане. А через неделю, выйдя из очередного запоя, пересчитал. Трех мешков и не досчитался. Значит – сосед. Больше некому. Хотя Порохов и не держал скотину – не важно. Пропил, поди. Сам Порохов стерпел – не та весовая категория, чтобы тягаться с соседом «на кулачках». Утерся кровавыми «соплями», и ушел в дом. Чем еще больше распалил «мстителя». Еще с час Горох оскорблял, как мог соседа. Потом решил еще раз вытащить его из дома, чтобы потребовать теперь уже материальное возмещение. «С процентами». Жадность, говорят, не только князя Игоря сгубила. Но Васька об этом и не слыхивал. Потому и сунулся в дом соседа, уверенный в своей безнаказанности. А зря. Тихий Порохов просто встретил его в темных сенях. Топором. И не промазал. Баба Гороховская поначалу -то в крик. Народ исключительно быстро собрался. Как ни как, а зрелище. Да, только в избу никто не пошел. Оно надо? Каждый сам за себя! Наверное, потому коммунары и победили единоличников. Хотя и там особой сплоченностью не отличались. Сбились в кучу, чтобы наказать «буржуев». Да и отбиваться от других- сподручнее.

Потом то, что-то наладилось, «устаканилось», одним словом, хотя пить стали меньше, что самое удивительное. Самогон теперь перешел в разряд дорогого лекарства. И за его расходом следили строго. Уж поскольку все общее. Заведующего складом за перерасход трехсот грамм прилюдно выпороли. Пороли больше от обиды – «выжрал» гад в одно лицо и не поделился. Больше всего, конечно, возмущались мужики.

Но потом простили – все-таки, свой – понятный всем грех, а кто не без греха?

А вот Кулибина выпороли со злостью и от души. Чтобы помнил: нельзя на свои «сомнительные эксперименты» расходовать двадцать литров солярки. Топливо хранилось на коммунарском складе, как самый дорогостоящий продукт.

Фамилия «растратчика» была Прохоров. Но на деревне еще до Вспышки прилипло– Кулибин. Или Самоделкин. Кому как понравится. Володька не обижался. Его страстью и было что-то собирать, конструировать, мастерить. Даже кузницу соорудил в январе. Из чего попало, но сделал.

Соседние деревни, прослышав о том, стали предлагать заказы. А это – заработок. Для всех. Все ж общее. И надо же такому случиться!

Выпороли дурака, чтоб сидеть не мог. А кузнецы -сидя и не работают. Вот! Так что поучило тебя общество – работай дальше. На благо поровших тебя. Коммуна!!!

Володьке стукнуло тридцать пять лет. И профессию имел самую теперь бесполезную – электрик. Хотя, когда он озвучил мысль построить ветряк – народ тут же поддержал. Да-ва-й!!! Будут лампочки гореть!

Кулибин добавил, что нужны еще накопители энергии для устойчивой работы. А вот это – дудки! Сам решил – тебе и искать эти накопители. Эвон, куда хватил! Изобретение должно раз – и готово. Если ты Кулибин. А переводить добро на твои сомнительные эксперименты…Хватит погубленного топлива. Ишь, присадки какие-то «выдумал»…Что б лучше горело…Солярка, она и есть солярка.

Короче, общество, в лице бывшего главы администрации, постановило: иди куда – ни будь и найди эти самые «накопители». Все! Сроку на все про все – год. Да, с сохранением твоей пайки для семьи. По справедливости, значится. Жена Вовкина и рада – лишний рот долой, а харчей прибавится. А что там будет через год – даже и думать не хочется. День бы прожить…

Кулибин «голову не ломал» – решил идти на Москву. Там податься в работники и заработать эти накопители – аккумуляторы. Если удастся. А нет…Вернуться всегда есть куда. Дом то его родителей. По детям вот скучать придется. Но, как подумаешь, что им еды перепадет больше – хоть на Северный полюс пойдешь. Одним словом – пора в дорогу.

Когда в апреле стал собираться выходить, жену словно подменили. Что-то проснулось в замотанной суетой бабе – все ж мужняя жена. И отец для детей рядом. А может, – это была бабья жалось… Кто ее поймет женскую душу? Но дня три перед уходом Володька прожил как молодой – в сладком дурмане.

Странно, но ночами как-то не спалось. По старой привычке, перед сном Кулибин думал. Раньше, до Вспышки, придумывал разные разности – на то и мастер-изобретатель. Теперь же все больше вспоминал. Странно как-то жизнь устроена. Ну, никогда не даст того, что хочешь. Хоть тресни!

Думал и поглядывал на спящую жену. Вот. И детей нажили, и жизнь обустроилась, а чего-то не хватает. Пойди, пойми чего. По молодости как-то и не думалось – все мысли по ночам в тело уходили. Потом засыпали с женой сладко. Вроде бы, как и любили друг друга. Вроде бы…а, может- и нет. Прижились. Притерпелись. Да, детей надо поднимать. Не до переживаний – стало быть. А Володька – переживал. И вспоминал.

От детских переживаний все воспоминания и начинались. Володькин отец был из мастеровых. Своими руками дом построил: от фундамента – до конька на крыше. Во всем – золото, а не мужик. Если бы не пил. Пьяный отец часто жаловался подрастающему сыну: