- Что с моим Тахрешем?.. - спросил наконец, хоть ответ уже знал. Вспомнил дрожь, бегущую по телу скакуна. Потемневшую от пота и крови шкуру.

Дорос прикусил губу. Какое-то мгновение он боролся с собой, будто не хотел говорить, но чувствовал, что должен. Потом вдруг зашарил в складках одеяния и извлек оттуда что-то небольшое, темно-синее.

- Тахреш славно послужил Империи! - наконец изрек Дорос и протянул Адрию это нечто. Оно оказалось кисточкой со сбруи Тахреша. Украшением.

Адрий принял его, как величайшее сокровище. Сжал в ладони и, не выдержав, разревелся. Несмотря на пятнадцать прожитых лет и присутствие Дороса. И совсем позабыв про телесную боль. Он ведь потерял друга!

========== Часть третья: «Точка невозврата» ==========

Вернулись егеря. Они выследили достойного зверя. Охотники спешно седлали коней. В воцарившейся суматохе Адрий позволил себе забыть о сыне. Лишь на миг вспомнил о нем, а после… предвкушение погони взяло свое. Да, Адрий не питал симпатий к охоте: к походной жизни, к недостатку удобств, к кровопролитию из веселья, однако нечто древнее, почти первобытное брало в нем верх каждый раз, когда доходило до дела.

«Что станется с Киром? Он играет с императорскими детьми. Слуги повелителя присмотрят за ним! Да и не оберегать же мне его до скончания века? Дорос прав, мальчику, чтобы стать мужчиной, нужна свобода, - Адрий судорожно облизнул губы, сжал поводья. - Да и к тому же, чего мы с Доросом в те же годы не вытворяли! И ничего, живы…»

Чуя нервозность седока, конь Гетания всхрапнул, тряхнул гривой, копытом взрыл землю. Адрий одернул зверя и выпрямился. Взгляд его упал на шурина. Тот тоже изнывал от нетерпения, разве что силился скрыть это за степенным спокойствием. Взгляд выдавал Дороса. Горящий, хищный… такой присущ не человеку, уж скорее льву или мантикоре! Адрий усмехнулся, кивнул Доросу.

- Скоро, глядишь, двинем к месту! - легкая хрипотца заставила Гетания откашляться. Волнение нарастало, азарт опалял.

Охотники неторопливо стекались к опушке. Надменные лица, благородные кони… и над всем этим возвышался не императорский стяг, а сам император. Между ним и Адрием не было и сотни шагов, однако, как казалось самому Гетанию, где бы он сам ни находился, везде бы узрел гордый силуэт повелителя. И дело было не в высоком росте самого императора и не в почтении, с которым толпа расходилась, завидев его… нет, отнюдь! Великий зверь (ни один скакун не сравнился бы с ним!) нес повелителя. Только зверь ли?

Вазилес походил на оленя – того самого коронованного оленя, что плясал на императорском знамени. И все же был чем-то большим, чем просто зверь – безмолвное и бездумное создание. Адрий чувствовал сверхъестественную мощь, исходящую от Вазилеса. Видел, как искрит его шкура, как сияют глаза… Помнил прикосновение этого существа: он удостоился его однажды. Вазилес не был теплым, как живое. Не был холодным, как мертвое. Не ощущался материальным и в то же время не казался дымкой – причудливым наваждением. Он был силой. Просто силой: чистой, переполняющей, побуждающей. И этот голос! Он мигом заполнил разум, прошелестел внутри, горделиво и властно. «Служи мне преданно, Адрий из рода Гетаниев, и я тебя не оставлю!» - сказал он тогда.

В тот день Адрий понял, что такое Вазилес.

У всего есть душа: не только у людей, но и у мечей, у кораблей, у озер и рек, у лесов, у империй. Иногда такие души обретают воплощение.

Особое.

Зримое.

Будто слыша его мысли, Вазилес вскинул рогатую голову. Взгляд сияющих глаз остановился на Адрии. Оленьи уши дернулись и замерли. Душа Империи ждала. Адрий улыбнулся, затем склонился, означая поклон. Почти коснулся лошадиной шеи, а когда разогнул спину, увидел, как салютует ему император – рослый, широкоплечий мужчина с черным кудрями. В юности его звали Гелос. Теперь же повелитель носил имя Тита XII и обращаться к нему следовало не иначе, как Ваше Величество. Адрий вновь улыбнулся. На этот раз скорее печально, чем радостно. Вновь поклонился. Дорос тоже склонился, потом украдкой сказал:

- Иногда мне кажется, что он устраивает это лишь из скуки по былым временам, - голос архонта звучал тихо, доверительно, однако Адрий все равно оглянулся по сторонам: не услышал ли кто? Не счел ли оскорблением императорского имени?

- Когда мы… - невозмутимо продолжал свою мысль Дорос, однако его прервали. Со стороны лагеря раздался гневный крик:

- Проклятье! Где конь?! Где мой Бахтар?! Ах ты ж недоумок! Сучья кровь, шакалье семя! Куда коня дел, пьянь?!

Адрий и Дорос переглянулись. Губы последнего растянулись в ухмылке. Кажется, господин архонт узнал кричавшего, а может, просто счел ситуацию забавной.

В одно мгновение Адрию стало не до того: светлая тень промчалась у кромки леса. Он заметил ее краем глаза. Встревоженно заржали кони. С возбужденным лаем взвились псы. Даже некоторые охотники поднялись на стременах. Вглядывались. Указывали на тень, на странную светлую тень, почти призрака. Сердце Адрия недобро ухнуло, сжалось, когда он различил фигурку мальчика верхом на этой «тени».

- Кир… - растерянно выдохнул Адрий.

- Что?! - голос Дороса прозвучал удивленно, почти ошарашенно.

Кровь забила в висках. Закололо сердце. Кир верхом на чужом скакуне нырнул в лес, скрылся за пышной листвой и широкими стволами. Тогда же Адрий прикрикнул на своего коня, дал ему шпор. Скакун, повинуясь приказу, коротко заржал и напряг ноги. Миг, и он прыгнул вперед, помчался к лесу галопом. Стук копыт за спиной говорил о том, что Дорос скачет следом. Вопросов он не задавал, не окликнул, не попытался догнать и вырвать поводья – значит, все понял.

Стиснув зубы, Адрий лег на шею скакуна. Мимо пролетел (нет, проплыл!) искрящийся силуэт Вазилеса. Вместе со своим седоком он первым ворвался в тенистую прохладу леса и скользнул в сторону, уступая дорогу. Адрий не щадил коня. Он снова дал ему шпор. Скакун всхрапнул, будто оскорбившись, но ходу прибавил. Совсем немного, ибо большего дать не мог. Гетаний старший почти слышал, как трещат мышцы и связки несчастного зверя. Однако, при всей своей любви к лошадям, при светлой памяти о Тахреше – друге юных лет, не смел проявить милосердия. В этот бесконечно долгий и тревожный момент существовало лишь одно: Кир.

- Давай! Быстрее! Быстрее же! - сквозь стиснутые зубы прорычал Гетаний.

Впереди замаячил круп чужого коня. Поводья дрягались под мордой. Хлопья пены летели с шеи и губ. Кир не кричал, не звал на помощь, не плакал. Не сидел он в седле и даже не лежал, скорее висел безвольной куклой, чудом держась на взбешенном животном. То выдыхалось: ноги слабели, бег замедлялся, из пасти вместе с дыханием рвался тяжкий хрип. Это хорошо. Но конь под Адрием тоже дал слабину.

- Проклятье! - взорвался мужчина, когда бег собственного скакуна замедлился.

Адрий осыпал конские бока яростными ударами, да что толку?! Скакун откликнулся лишь жалостливым ржанием, почти стоном. Нечего взять, и так все соки выжаты! В приступе отчаяния Адрий закричал. Простое бессмысленное «А-а-а-а!» сорвалось с губ, оцарапало горло. Не оставалось ничего, только мчаться дальше без надежды догнать, и молиться, чтобы конь под Киром пал раньше, чем его – Адрия.

- Гетаний, берегись! Овраг! - прозвучало неподалеку.

Не Дорос. Нет, совсем не Дорос. Скорее Гелос… Его Величество император Тит! Голос его звучал странно. Если бы не отчаяние, овладевшее им, Адрий бы это заметил, заметил, что через императора с ним говорил Вазилес.

Искрящийся олений силуэт промелькнул сбоку. Он остановился. Больше не бежал, не плыл и не летел. В оцепеневший разум Адрия проник образ: чужеродный, эфемерный и все же ужасный. Густые заросли впереди, а там за ними обрыв и глубокий овраг, устланный камнями.

«Я спасу сына!» - вскричал рассудок, отгоняя видения.

«Спаси себя!» - вдруг повелело иное, неподвластное ему.

И тело поддалось. Адрий разжал пальцы, бросил поводья. Выпустил ноги из стремян. Столкновение с землей сорвало дыхание, оглушило болью и треском сломанных костей.