– Как дела, Паолито?

– Жизнь сегодня неподъемно тяжела.

– Расскажешь мне?

У него нет ни малейшего желания рассказывать об этом кому бы то ни было, хочется одного – закрыть глаза и все забыть.

– Ты давно меня ждешь?

– Не беспокойся за меня, мечтаю бросить сумку и принять душ.

Уже несколько лет Алисия носит короткую стрижку. Черные короткие волосы. С тех пор как ей попалась на глаза знаменитая фотография, на которой Эди Седжвик смотрит в камеру Уорхола своими прозрачными глазищами, густо подведенными черной тушью. Эди была блондинкой, Алисия брюнетка, но уж очень ей подошел этот мальчиковый стиль с обильным макияжем.

Несмотря на маленький рост, она редко остается незамеченной, дерзая там, где многие другие женщины могут только мечтать. Она могла бы сойти за японскую туристку в этой яблочно-зеленой миниюбочке и лохматой куртке из искусственного меха цвета яичного желтка.

Алисия бросает сумку в угол и скидывает одежки одну за другой по пути к душу.

Когда в ванной начинает шуметь вода, Паоло включает проигрыватель и ставит Future Days группы «Can», старого немецкого коллектива, чья музыка всегда уносит его далеко и быстро. Ему необходимо обещание лучших дней, пусть даже выгравированное на виниле тридцать лет назад.

В кухне он достает тростниковый сахар, режет на четыре части зеленый лимон и готовит два ти-пунша, хорошенько их смешав. Пригубив свой, несет второй в ванную. Вода уже не шумит. Мерный ритм ударных мягко окутывает его, ром обжигает горло, и он наконец улыбается. Алисия стоит голая перед зеркалом, она везде как дома.

Он тихонько подходит сзади и, зажмурившись, наполняет легкие запахом ее спины. После горячего душа все в испарине. Она смотрит на него в зеркале, берет протянутый стакан и отпивает глоток. Обхватив ладонями тонкую талию, он прижимается губами к ее правому плечу. Она запрокидывает голову. Рот Паоло скользит по ее лбу, носу и, задержавшись на губах, возвращается на спину, но ниже. Она чуть отступает назад, чтобы их тела теснее прижались друг к другу, он снимает футболку, чтобы прикоснуться к ней кожей. Его руки ложатся на ее груди с заострившимися сосками. Язык уже отправился в путь по спине Алисии, следуя изгибам татуировки, спускающейся вдоль позвоночника, – это индийская кобра, чей хвост кончается между ягодицами. Он добирается до конца рептилии и опускается на колени. Ухватившись обеими руками за край раковины, она выгибает спину. Паоло раздвигает ее ягодицы, и половина его лица скрывается за полушариями. Он чувствует влажное лоно и лижет его языком, чтобы вспомнить подзабытый вкус. Ее запах окутывает его и затекает в горло. Дыхание Алисии стало частым, правая рука ищет голову Паоло, а левая между тем снует от живота к грудям, распространяя удовольствие. Он напрягает язык и проникает в анус, она тотчас расслабляется, отдаваясь. Засасывая ее ртом, он ускоряет темп, точно зверь, пожирающий добычу. Глаза Алисии закрыты, тело податливо. Губы, язык, пальцы сделали ее лоно жидким, удовольствие течет по ногам. Он пьет ее еще и еще. Припав к источнику. Потом она чувствует движение, слышит, как падает на пол одежда, и он входит в нее. Глубоко. Они любят друг друга долго, стоя, молча.

Дамо Судзуки уже давно не поет, когда двое выходят из ванной. Голые, они несколько раз подливают себе рома и курят сигарету за сигаретой, глядя в окно на город. Ночь вступает в свои права. Облака штрихуют звездный свод. Ветер гонит их дальше, к югу.

Жак, для всех «Каж»[19], спустился в метро на станции «Ги-Моке», сел в головной вагон и вскоре задремал. Обратный путь в метро после бурной ночи всегда действует на него как снотворное. Он проехал линию четыре раза из конца в конец, прежде чем проходящий контролер заметил, что он мертв.

Сирил с приятелем угнали скутер на улице Лепик. Так они обычно возвращаются домой в Сюрен[20]. Добравшись, выбрасывают транспортное средство в Сену. На правом берегу под откосом у них образовалось настоящее маленькое кладбище двухколесных машин. На бульварном кольце между Порт-Шамперре и Порт-Майо Сирил испустил последний вздох, и скутер врезался в радиатор встречного грузивика. Его друг умер на месте.

Никто никогда не узнает, что сталось с Амитом, молодым израильтянином, заброшенным судьбой на парижские улицы. После трех лет службы в армии он бежал из своей страны, которую перестал понимать, и скитается из одной европейской столицы в другую, надеясь когда-нибудь найти место, которое бы ему подошло. Смерть застигла его на набережной Анжу, где он курил сигарету, глядя, как огоньки барж освещают потолки буржуазных квартир. Он соскользнул в Сену медленно, без всплеска. Перед самым падением только что вскрытая пачка сигарет выпала из его руки. Утром ее нашел Патрик по пути на работу. «Хорошо начинается день!» – сказал он себе.

В следующие два дня обнаружены еще пять трупов. Все умерли внезапно, по неизвестной причине.

Несмотря на несколько звонков в канадское посольство, Ибанез пока не решился вычеркнуть Бланш-Терра из своего списка. Совпадений по критериям возраст/передвижения/место/и т. д. с другими смертями практически ноль, однако он тоже умер внезапно, без видимой причины и в тот же промежуток времени.

Иное дело Симон Лагард, экс-сожитель хозяина книжного магазина. Для него Ибанез создал отдельный список. Он по опыту знает, что резкая перемена образа жизни непосредственно перед смертью, по какой бы то ни было причине, может представлять интерес. Пришли первые результаты из лаборатории, и инспектор решил отложить визит на квартиру Лагарда в Нейи. Устроившись за большим столом в общем зале и налив в кружку кофе, он раскладывает перед собой папки в два ряда. Берет блок стикеров и приклеивает по одному к каждой папке, потом открывает их одну за другой, листает в поисках причины смерти и выписывает ее на приклеенный листок вместе с именем, датой и местом обнаружения тела, возрастом и полом. Он перекладывает дела на столе по географическому признаку, располагая их на виртуальной карте Иль-де-Франса. Лаборатория добавила еще одну папку. Шон Тревор Льюис, гражданин Великобритании, был найден мертвым в воскресенье вечером в «Евростаре» на вокзале Сент-Панкрас в Лондоне. Он соответствует типичному профилю жертв.

Причины смерти во всех случаях одинаковы: остановка сердца вследствие ускорения сердечного ритма, сопровождающегося сильнейшей аритмией и тетанией сердечной мышцы. Он открывает дело Лагарда, которое отложил в сторону, и отмечает, что причина смерти та же. Он кладет папку с другими, на запад-северо-запад своей инсталляции.

Что касается двух туристов, родные затребовали их тела, и вскрытия проводились на родине. Поскольку ничто не указывает на криминал или самоубийство, Ибанезу не удалось задержать останки в Париже, и отчетов придется подождать. Теперь ему не хватает только результатов токсикологической экспертизы, чтобы узнать, приняли ли все жертвы один и тот же яд, в чем он практически уже не сомневается. Ему обещали прислать их сегодня, самое позднее – завтра утром.

Глядя на расположение папок на столе, он отметил, что подавляющее большинство случаев приходится на две зоны. Первая охватывает XVII и XVIII округа, а вторая ближе к центру, между I и III округами. Он достает план Парижа, повесив его на стену, делает дубликаты своих листков и размещает их на карте. Одна из жертв умерла в вагоне метро на линии 13, которая проходит через XVII и XVIII округа, он наклеивает листок на авеню Клиши, разделяющий их.

Отравляющее вещество, очевидно, пока циркулирует только в этих двух кварталах; он сопоставляет передвижения жертв и места, где они бывали в последние сорок восемь часов перед смертью, но общей точки для всех нет. Некоторые были в одном и том же клубе, но в разные вечера, другие пересекались на одной вечеринке или ходили по одним улицам, но и только. Он сделал новый список, представляющий типологию мест, и повесил его на стену.