Дина, когда они в первый раз встретились, сжимала в руках носовой платок и всхлипывала. Картеры все еще были в больнице. Позже Дина рассказала Джейн, что реакция Аты была специфической:

– Хватит реветь! Лучше займемся делом!

И протиснулась в дом, отодвинув стоящую на пороге Дину.

Ата начала с детской. Она положила подушки с монограммами, одеяла и полотенца в шкаф, а также убрала туда боди для новорожденных и ползунки размера N, разложенные на пеленальном столике. Затем она быстро прошла в комнату матери, где опустошила ящики с бюстгальтерами для кормления, а также убрала с тумбочки альбомы для отслеживания развития ребенка и распечатки УЗИ. Она вынесла из библиотеки колыбель и плюшевых мишек, сняла с кухонных полок чай для улучшения лактации и витамины для беременных, уложила подушку для кормления грудью, стеклянные бутылочки и радионяню в пакеты для бакалейных товаров, а затем убрала все это в кладовку.

Когда миссис Картер приехала домой из больницы, ее груди были налиты молоком. Ата помогла прикрепить к соскам резиновые накладки и научила пользоваться молокоотсосом. Она не позволила своему взгляду задержаться ни на пятнистом лице миссис Картер, ни на ее припухших глазах. Когда молоко иссякло, Ата отсоединила молокоотсос и велела хозяйке отдохнуть.

– Кто-то на улице меня поздравил, – сказала миссис Картер, прикрывая рукой все еще большой живот.

Ата наклонила голову и вышла из комнаты, чтобы вылить теплое материнское молоко в кухонную раковину.

– Вы зря тратите на меня ваши деньги, – заявила Ата несчастной матери на четвертый день. Она терпеть не могла праздности, а делать ей было почти нечего. Она провела утро, наблюдая, как садовник подстригает деревья вокруг террасы, чтобы те не закрывали вид на прилегающий парк.

Но миссис Картер настаивала на том, что ей не справиться одной с молокоотсосом и она нуждается в помощи Аты. Она сцеживала молоко каждые четыре часа, то есть шесть раз в день. Она делала это даже посреди ночи, в маленькой комнатке Аты, чтобы, по ее словам, не беспокоить мужа.

– И это при том, что в квартире полно других комнат, – шепотом призналась Ата, разговаривая с Джейн по телефону.

Через несколько дней Ата снова попыталась получить расчет. Энджел разболелась и попросила Ату поработать няней вместо нее. Семья была хорошая, и платили немало.

Миссис Картер была в кабинете. Она только что закончила сцеживаться и с гордостью протянула Ате бутылочку молока.

– Восемь унций. Неплохо, как думаешь, Эвелин?

– Я думаю, мэм, нам следует притормозить, – отважилась высказать свое мнение Ата, забирая бутылочку у миссис Картер и закрывая ее крышкой. – Мы должны позволить вашему молоку… перегореть.

Блузка матери была расстегнута, и Ата заметила, что та надела бюстгальтер для кормления.

– Просто мне кажется расточительностью так относиться к молоку, как это делаем мы, – вспыхнула миссис Картер. – Его следует запасать на случай, если у нас будет новый ребенок.

– У вас еще родится ребенок, мэм. И молока ему хватит. У вас его будет много.

– Я где-то читала, что грудное молоко сохраняет свои свойства в течение года, если хранить его в морозилке, – продолжила миссис Картер почти мечтательно.

В ожидании, когда миссис Картер закончит свою мысль, Ата принялась убирать молокоотсос.

– Я надеюсь, вы поможете нам, Эвелин. Я надеюсь… если у нас будет ребенок… вы сможете нам помочь.

Позже Ата рассказала Джейн, что при этих словах голос у миссис Картер дрогнул, и Ате пришлось напрячь слух, чтобы ее расслышать.

– У вас будет ребенок, мэм. Я верю в это.

Миссис Картер отвернулась к окну. Она долго стояла так. Настолько долго, что у Аты не хватило мужества рассказать о другой предложенной ей работе няни и попросить расчета. Когда хозяйка вышла из комнаты, чтобы отнести молоко в морозильник, Ата посмотрела в окно, желая узнать, что именно приковало взгляд ее нанимательницы, но ничего не увидела. Только верхушки деревьев и чистое небо.

Когда Джейн только забеременела, она зашла к Ате, чтобы помочь с упаковкой посылок, отправляемых на Филиппины. Койка Аты была завалена одеждой. Вещи стали малы или вышли из моды, и работодатели подарили их женщинам из общежития. Позвонил телефон, и Джейн услышала, как Ата воскликнула:

– Поздравляю, мэм.

Это была миссис Картер. Прошло всего несколько месяцев, как она потеряла ребенка, и вот новая беременность.

– Ты ведь поможешь нам, Эвелин, да? – спросила миссис Картер. – Всего шесть месяцев! Пожалуйста!

Она говорила по громкой связи, так что Ата могла продолжать сортировать одежду по размерам.

Когда Ата спросила у миссис Картер, на каком она месяце, та хихикнула и призналась, что забеременела совсем недавно.

– Позвоните через три месяца, – ласково проговорила Ата.

Не прошло и десяти минут, как позвонил мистер Картер, находившийся в Лондоне в деловой поездке. Он, как и его жена, просил Ату пообещать помогать им, когда родится ребенок. Счастливый будущий отец даже предложил удвоить ее ставку в качестве «мотивации».

– Главное, чтобы Кейт была спокойна, – сказал он. – А вы, Эвелин, помогаете ей чувствовать себя в безопасности.

Впоследствии Ата рассказала Джейн, что именно это замечание заставило ее нарушить обычное правило не соглашаться нянчить ребенка, пока беременность не перевалит за двенадцать недель. Именно доверие имело для нее значение, настаивала Ата, не деньги.

Но именно деньги привлекут Джейн, когда почти год спустя Амалия будет дремать у нее на руках, а Ата – мирно отдыхать на диване. Двойное жалованье означает, что удастся заработать несколько тысяч долларов, даже если заменять Ату предстоит всего одну неделю. А если две или три, то наберется достаточно денег, чтобы сделать первый взнос за квартиру-студию. Возможно, где-нибудь в районе Риго-парка[11].

Джейн даже представляет себе эту квартиру. Она будет по меньшей мере на третьем этаже, а не в полуподвале, как у родителей Билли. Там не будет ни мышей, ни плесени, ни моли, прогрызающей дыры в ее свитерах. В собственном доме Джейн не придется вытаскивать из водостока волосы двадцати ранее мывшихся человек всякий раз, когда ей предстоит купать Амалию. Она не будет лежать без сна в ночные часы и слушать, как на соседней койке беспрерывно кашляет из-за кислотного рефлюкса Энджел[12].

– Ну что, заменишь меня? Пока я не окрепну? – раздается настойчивый голос опять проснувшейся Аты.

Лежащая на руках Джейн Амалия шевелится. Джейн прижимает ее к себе, касаясь лицом мягкой щечки ребенка. Ее дочка крепенькая. Во время последнего осмотра доктор сказал, что она хорошо набирает вес.

Джейн чувствует на себе взор Аты, но еще не готова встретиться с ней глазами. Она смотрит лишь на Амалию.

Ата поворачивается на бок, смотрит на Джейн и вздыхает. Дело в том, что сестра еще многого не понимает. Да, она сама мать, но такая молодая. Все еще нервничает, боится. Держит Амалию так, словно та стеклянная. Каждый раз, когда Амалия плачет или даже слегка вскрикивает, что совсем ничего не значит, Джейн бросается к ней и берет на руки. Но маленькие дети крепче, чем кажется, и умнее. Это важно понимать, чтобы стать хорошей няней и иметь хороших клиентов.

У Энджел опыта больше, чем у Джейн, и она преданная. Но Энджел слишком много болтает. Она разговаривает с родителями, как с друзьями, сплетничая о других клиентах! Когда Ата предупреждает Энджел, что клиенты не станут доверять няне, у которой язык как помело, та начинает оправдываться: эта мамочка любит со мной чисмис![13] Ей нравятся мои россказни!

Разумеется, Энджел, мать с удовольствием посплетничает с тобой, желая узнать секреты подруг. Одна днями не видит ребенка, бегая по магазинам, другая дает ему детскую смесь вместо грудного молока, третья ссорится с мужем из-за денег. Но мать не доверится тебе по-настоящему. Никогда. Она не предложит задержаться в ее доме надолго и не порекомендует подругам. Потому что знает – даже когда смеется над твоими шутками и выслушивает секреты, – что глаза у ее няни слишком зоркие, а язык слишком болтливый.