Я решил, что, скорее, относился к гостям невесты, поэтому наша семья направилась именно туда. Мама вручила родителям Мида Раны конверт с деньгами, пожелала им долгой жизни, а детям – счастья, и мы присоединились к группе тех, кто уже пришёл.

А вскоре мы увидели и самих брачующихся.

Мида Рана осталась верна себе: она надела платье-футляр с разрезами по бокам, доходившими чуть ли не до талии, и весьма глубоким декольте. Она расточала улыбки направо и налево и казалась по-настоящему счастливой. Рядом с ней держался Тегивара Соджиро, сияющий, как медный поднос. Он порхал вокруг своей будущей супруги так, будто она была магнитом, а он – металлической стружкой.

При виде меня невеста улыбнулась и подмигнула, а потом склонила голову в знак благодарности. Я поднял руку и помахал ей, показывая, что всё в порядке, я был рад помочь и послужить Купидоном для их прекрасной пары.

В общем, торжество было неплохим: бесплатная качественная еда, довольно интересный банкет, даже выступление «Клубничных воров» – девчачьей рок-группы местного разлива. На самом деле, они были ненастоящими певицами, не дебютировали официально и не выпускали компакт-дисков. Эти особы являлись всего лишь школьницами-энтузиастками, которые на самом деле любили музыку и жили ей. Возглавляла их Мюджи Шан – президент музыкального клуба. Она играла на гитаре с таким пылом, что, казалось, стены зала дрожали.

Домой мы вернулись около десяти часов вечера, усталые, но довольные: на свадьбе нам удалось пообщаться с довольно интересными людьми. Мама даже умудрилась завести знакомство с хозяином кондитерской, и он предложил ей каждый день покупать у него хлеб со скидкой.

Подводя итоги, воскресенье прошло продуктивно. И того же самого я ждал от следующего дня, знаменовавшего начало весьма важной для меня недели.

***

Прохладная погода летом являлась пределом мечтаний каждого. В жаркие дни несчастные люди прибегали к кондиционерам, вентиляторам, холодной воде, льду – в общем, к куче ухищрений, лишь бы стало похолоднее.

Наши городки – Шисута и Бураза – располагались в южной части острова Хонсю и не имели выхода к морю (до него надо было ехать добрых полчаса), а это означало, что лето у нас начиналось куда раньше календарного. Во второй половине мая солнце пекло так, что создавалась полная иллюзия июльской духоты. Как назло, на небе не было ни облачка.

Ранние восходы усугубляли это положение вещей: уже в полседьмого утра жара стояла просто неимоверная. Но я решил быть выше природных капризов, тем более, у меня имелось много прочих поводов для волнения: начиналась экзаменационная неделя.

Двадцать второго мая мы планировали писать тесты по основным предметам: алгебре, геометрии, родному языку, истории, литературе. Три экзамена проходило до обеда, два – после, и между занятиями нам давалось четверть часа на то, чтобы перевести дух и в экспресс-режиме подготовиться к новому испытанию.

С утра я планировал разыскать семпая, подбодрить его и сказать несколько тёплых слов напутствия, но увы, все мои планы порушила учительница физкультуры. Как всегда дежурившая у ворот, она перехватила меня на входе и повела к завучу, тараторя про то, что «Генка-сенсей нужна помощь школьного совета».

Завуч тут же взяла меня в оборот, и я помогал ей с подготовкой рабочих мест для учеников вплоть до самого начала занятий. В итоге, у меня не получилось увидеть Таро хотя бы одним глазком. Повторить материал тоже не удалось, но об этом я беспокоился в последнюю очередь: первым тестом у нас шла геометрия, а в точных науках я был уверен на все сто процентов.

На экзамене, разумеется, я полностью сосредоточился на заданиях, памятуя о том, что после обязательно увижу своего Таро. Эта мысль помогла мне оставаться в превосходном настроении, правда, недолго: каждую перемену всех членов школьного совета обязывали помогать персоналу. Мне пришлось руководить своими подчинёнными, и, честно говоря, у нас всё вышло довольно слаженно.

Второй и третий экзамены пролетели, словно одна минута, и я, справившись со всеми заданиями, возложенными на меня завучем, радостно направился на крышу, зажав под мышкой коробочку с ланчем.

Семпай и Ханако уже сидели на своём обычном месте, и я радостно поспешил к ним. Оба отпрыска семьи Ямада выглядели довольно усталыми, но младшая, подкрепившись, довольно быстро оживилась и заявила, что терпеть не может всякие тесты и зачёты.

– В классе было так тихо и неуютно, – сообщила она, картинно поёжившись. – Поверить не могу, что на время экзаменационной недели они запретили клубную активность! Кизана-семпай планировала уже начать отбор исполнителей на роли в постановке «Ромео и Джульетты», которую она затеяла, но теперь всё придётся отодвинуть на целых семь дней! Ямазаки-семпай так хотел сыграть главную мужскую роль, а для Джульетты я попыталась уговорить Даку Атсу из моего класса, но он сейчас, как и все, по горло занят тестами… А жаль.

Мы с семпаем с удивлением воззрились на неё.

– Подожди-ка, сестрёнка, – Таро улыбнулся. – Насколько я помню, Джульетта всё же женского пола.

– Персонаж – да, – кивнула Ханако, отправляя в рот креветку и жмурясь от удовольствия. – Но Кизана-семпай решила, что всё должно быть так, как в шекспировские времена: все роли будут исполнять мальчики.

– Серьёзно? – я поднял брови. – В общем-то, идея неплохая и довольно оригинальная, как и ожидалось от президента театрального клуба.

– Вот-вот! – сестра семпая эмоционально всплеснула руками, чуть не ткнув палочками для еды мне в глаз. – Из Ямазаки-семпая выйдет прекрасный Ромео, а что до Джульетты…

Ханако вдруг повернулась всем корпусом ко мне и хитровато улыбнулась.

– Мне кажется, ты бы блистал на сцене, Аято-семпай, – пропела она.

– Я?! – я отшатнулся. – В роли Джульетты?!

– Действительно, сестрёнка, – спокойно вступил в беседу семпай, тщательно собирая палочками с краёв коробки рис. – Аято один из самых высоких у нас в школе. Они с Цурузо будут смотреться просто комично в роли влюблённой парочки.

Ханако отложила своё бенто и передёрнула плечами.

– Значит, Ямазаки-семпаю придётся довольствоваться ролью Тибальта, – весело вымолвила она. – Аято-семпай и Фред Джонс подходят по росту; они могут создать прекрасную комбинацию.

Я содрогнулся и издал нервный смешок, пытаясь быстро придумать какой-нибудь остроумный ответ, но от необходимости последнего меня избавил Таро. Он рассмеялся и даже промокнул глаза: так его развеселило предложение сестры.

– Ханако, ты меня уморишь! – простонал он. – Я представил себе Фреда в камзоле и Аято в длинном платье, держащимися за руки!

И семпай широко улыбнулся, игриво посмотрев на меня. Я поднял уголки рта, стараясь поддержать всеобщее веселье, но, честно говоря, не понимал, что тут смешного. Хорошо ещё, что никто не слышал этого жуткого предположения, иначе непременно…

– О, Ханако, прелестное дитя!

Ямазаки Цурузо из театрального клуба вдруг возник перед нами и протянул руки к сестре семпая так, будто она была статуей античной богини, а он – язычником.

Этот юноша носил длинные волосы и отличался особенностью вкладывать излишнюю экспрессию абсолютно во всё, чем занимался, и порой это несколько раздражало. Артистизм был органичной частью его личности, и потому никто не сомневался, какой именно жизненный путь выберет этот лицедей. Справедливости ради нужно заметить, что Ямазаки и в самом деле был превосходным актёром, умел перевоплощаться и проносить роль через себя, но в нём не имелось того тщеславия, что было присуще главе их клуба. Цурузо вполне мог уступить роль, если считал, что кто-то другой справится с ней лучше.

И, разрази меня гром, кажется, сейчас как раз это и происходило…

– Ты говоришь, что роль Ромео чересчур лирична для меня? – Ямазаки вдруг упал на колени и, подняв голову, посмотрел на меня. – Наш прекрасный президент Айши… Аято, боже, да ты… Подожди-ка…

Он порывисто вскочил и, подойдя вплотную, взял меня за подбородок.