Но Гейджу ничего не говорил и никак не прокомментировал интересное состояние Джонса. Впрочем, он вряд ли заметил что-либо даже если бы через всё помещение клуба промаршировал отряд европейских драгунов.

Фред, поймав мой взгляд, нервно хихикнул и вполголоса заметил:

– Природа, что с неё взять…

Я отвёл глаза и вздохнул.

Эта суббота оказалась по-настоящему долгой…

***

К вечеру поднялся сильный ветер, который, однако, не переходил в шторм. Я шёл по улицам, спеша на выставку и стараясь не думать о том, как в течение двух с половиной часов служил обнаженной моделью для свихнувшегося художника.

К счастью, Фред Джонс не увязался за мной, а изъявил желание остаться в школе и заняться делами своего кружка, но всё равно у меня из головы не выходило его покрасневшее лицо.

Этот заокеанский Ромео влюбился в меня по уши. Конечно, его выгоднее держать близко к себе, но подобного опыта мне больше не надо. К счастью, Гейджу решил ограничиться только одним сеансом позирования и клятвенно уверил нас, что ни набросков, ни самой картины не увидит никто, кроме него самого.

К слову сказать, сам Тсука должен был открывать выставку, которая начиналась в шесть часов вечера, и он собирался прийти туда ровно за пять минут до начала – настолько ему опротивела сама идея коммерциализации искусства.

Но я этой болезнью не страдал – мне вообще было плевать и на художества, и на картины, и на скульптуры. Моя цель состояла совершенно в другом.

Выставка, которую распухшая от денег чета Сома пафосно назвала «Достижениями юных дарований», проходила в Центральном Зале – невысоком строении, служившем как раз для этих целей. Это здание было разделено на комнаты, перегороженные стенами, и по-настоящему талантливые люди довольно часто представляли свои работы нашему городу именно здесь.

Сейчас же помещения были тематически разделены, и самое большое, разумеется, отдали под поделки из глины.

У входа в Центральный Зал всех встречала мать Сома Рику – тощая, как жердь, с длинным лицом, сурово сжатыми губами и волосами, уложенными парикмахером в замысловатую прическу. Она считала своим долгом поведать всем и каждому, какой её отпрыск одарённый. Пускали всех свободно и бесплатно, но каждый из тех, кто хотел приобщиться к прекрасному, должен был вытерпеть излияния этой дамы.

Увидев мою форму и красную повязку на плече, она немедля подобралась и, расспросив меня, кто я такой, тут же начала петь оду своему сыну. Вежливо выслушав её, я заметил, что Рику и в самом деле весьма талантлив, чем тут же завоевал её расположение.

– Действительно, – Сома-сан прижала ладони к плоской груди. – Конечно, президент его клуба, этот крайне странный юноша, не особо любит моего Рику, но я-то понимаю, в чём дело. Творческая ревность – это очень плохо; дурно завидовать тому, кто талантливее.

Я кивнул, решив тактично не выражать объективного мнения насчёт того, кто талантливее: Гейджу или Сома. Это было очевидно всем, кроме сей дамы, но переубедить её являлось невозможно. В конце концов, именно Рику был её сыном, а вовсе не Тсука, и она яростно защищала интересы своего отпрыска.

Отлично. Как раз на этом инстинкте я и собирался сыграть.

Мать Рику, закончив, наконец, свои излияния, показала мне на зал, где выставлялись глиняные поделки, но я не спешил идти туда. Вместо этого я с серьёзным видом посмотрел на неё и промолвил:

– Честно говоря, Сома-сан, мне нужно поговорить с вами. Эта касается вашего сына.

Эти слова подействовали как волшебные: женщина тут же подобралась и, торопливо закивав, сказала мне следовать за ней.

Она отвела меня в небольшую каморку, прятавшуюся за неприметной дверцей прямо у входа в залы. Тут хранили старые рамы для картин, и они стояли, прислоненные к стене и завёрнутые в мешковину, создавая довольно гнетущую атмосферу.

– Итак, – мать Рику повернулась ко мне и нервно стиснула пальцы. – Что случилось с моим сыном? Как президент школьного совета вы, Айши-кун, замечаете то, что скрыто от глаз многих… Мой мальчик страдает от нехватки общения? Или этот заносчивый глава художественного клуба снова третирует его?

– Вовсе нет, – помотал головой я, проведя пальцем по шероховатой поверхности рамы, стоявшей у ближайшей стены. – Речь пойдёт о Муджа Кине.

– О! – Сома-сан досадливо поморщилась. – Эта отвратная особа! К счастью, нам повезло, и я смогла открыть глаза сыну до того, как произошло непоправимое. Она что, опять вознамерилась соблазнять моего мальчика?

– Нет, – я помотал головой и потупился, изображая неуверенность и в то же время желание помочь. – Она… Э-э-э… Всегда отличалась некой взбалмошностью и вот теперь уехала куда глаза глядят, не сказав никому ни слова. Вскорости дальние родственники Муджа-сенсей пойдут в полицию, а так как Рику – последний, кто с ней общался, расследование непосредственно коснётся его самого.

Внимательно выслушав меня, Сома-сан гордо распрямилась и посмотрела вдаль; брови её сошлись на переносице. Сейчас она уже ничуть не походила на пресыщенную жизнью богачку, со сладенькой улыбкой поприветствовавшую меня у двери; теперь это была богиня-воительница, тигрица, готовая защищать своего котенка до последней капли крови. И в этот момент я осознал, сколько же внутренней силы в этой женщине, а также кто именно являлся главой этой влиятельной семьи.

– Спасибо, что рассказали мне это, Айши-кун, – чётко вымолвила она. – Я непременно приму меры. И, думаю, приступлю к этому прямо сейчас. Прошу меня простить: я должна идти. Пожалуйста, насладитесь выставкой и обязательно попробуйте кушанья в буфете – для их приготовления мы выписали повара из Франции.

Сома-сан выдавала вежливые реплики, словно автомат: ясно было, что мыслями она витала далеко отсюда. Выдав всё это, она коротко кивнула мне и выбежала из комнатки.

Подождав несколько секунд, я спокойно вышел следом и направился в сторону выставочных залов: раз уж пришёл сюда, грех было не полюбоваться на достижения наших славных членов художественного клуба.

========== Глава 166. Весёлый май. ==========

Воскресенья традиционно проходили у меня однообразно и скучно: уборка, подработка, уроки… Во время продолжительных весенних каникул, которые мои родители устроили себе, я был готов чуть ли не удавиться со скуки и с нетерпением ждал понедельника, когда снова смог бы увидеть своего семпая.

Однако двадцать первое мая явилось исключением из негласного правила.

Несмотря на то, что будильник был отключён, я вскочил в шесть утра, полный сил и желания жить: мне предстояло провести несколько часов вместе с моим ненаглядным Таро!

Одна эта мысль приводила меня в экстаз; я был готов петь от радости предвкушения, но всё же сдержал себя: родители ещё спали, и я вовсе не хотел их беспокоить.

Быстро приняв душ и одевшись, я по-шпионски, на цыпочках, прокрался в кухню и сделал себе два сэндвича. Этот завтрак, помимо сомнительной пользы для здоровья, являлся ещё и довольно хилым, но мне, в моём состоянии, кусок в горло просто не лез. Поэтому, запив бутерброды чаем, я этим и ограничился и, взяв сумку, отправился в гости – туда, где давно мечтал побывать.

Мне уже случалось приходить сюда, правда, ненадолго и не так, как бы хотелось; теперь же, в статусе официального гостя, я мог даже, если повезёт, увидеть комнату моего Таро и прихватить с собой пару сувениров из числа тех, отсутствие которых обнаружат нескоро (если вообще заметят).

Петляя по пустынным улицам родного городка, я спешил вперёд, повторяя про себя имя любимого и его адрес, ставший для меня чуть ли не Меккой. И лишь у самого входа в подъезд я остановился и задумался: а не покажется ли мой визит слишком ранним? Я, к стыду своему, не имел ни малейшего понятия, во сколько в семье Ямада принято вставать по воскресеньям.

Вытащив из сумки мобильный, я разблокировал его и с тоской посмотрел на дисплей. Половина восьмого.

Может, написать Таро сообщение и спросить его, когда лучше подойти? Или подежурить у двери их квартиры и подождать, пока кто-нибудь не выйдет?