– Тебе казалось неправильно, – отрезал Джонс, беря в руки камеру и нацеливая её объектив на высокого юношу, расхаживавшего туда-сюда с рупором в руках. – Вот, к примеру, этот. Куросава Шозо, двоюродный внук самого Куросава Акира, знаменитого японского режиссёра. Говорят, что он унаследовал талант двоюродного деда, но мне почему-то так не кажется. Думаю, если бы Кизана не взяла его в театральный, он бы в тот же день повесился.

Семпай поджал губы и неодобрительно нахмурился. При всём его дружелюбии подружиться с Фредом он не мог никак и сам не понимал, в чём дело, почему строптивый американец не шёл на контакт. Я знал причину, по которой янки ненавидел Таро, но, конечно же, не собирался говорить о ней вслух.

– Я слышал, та пьеса, которую они собрались ставить, довольно трудна для постановки, – я попытался хоть как-то разрядить обстановку. – Я читал оригинал, и, надо сказать, сюжет там довольно запутанный.

– Так малышка Сунобу это и любит, – хихикнул Фред, поворачиваясь ко мне и делая одно фото за другим. – Ей неинтересно заниматься банальщиной; она замахивается на серьёзные и сложные вещи.

Я глубоко вздохнул и отвернулся, надеясь, что это остановит Джонса, но американец продолжал снимать фото, полностью игнорируя семпая. Прекратил он только тогда, когда на пороге зала возникли новые визитёры.

Гейджу Тсука с альбомом для рисования и карандашом в руках шёл впереди. За ним трусил Сома Рику, рассказывавший, как он видел эту пьесу в Токийском Театре, какая она была завораживающая…

Президент художественного клуба не проявлял энтузиазма, впрочем, как и всегда. Зайдя в зал, он бесцеремонно прервал Рику, спросив у меня, где ему лучше сесть.

– Сунобу сказала, нужно сделать эскизы для плакатов к постановке, – меланхолично вымолвил он. – Я тут для этого.

– Ясно, – кивнул я. – Давай поступим так: мы с Таро сейчас принесём несколько кресел из кладовой, и ты выберешь себе место.

Тсука кивнул и отошёл в сторону. Сома поспешил за ним, чем вызвал у обычно скупого на эмоции президента художественного клуба недовольную гримасу.

Интересно, что же произошло между этими двумя? Неплохо бы узнать, ведь теперь, когда проблема Кины естественным образом отпала, у меня появлялось немного свободного времени. Мне не хотелось терять ни содействие Гейджу, которого очень уважали в школе за талант, ни расположения Сома, который происходил из богатой и могущественной семьи.

Я президент школьного совета, значит, помирить их – моя задача. Что ж, этим и займусь.

Но сначала – кресла.

Мы с семпаем направились в кладовую и довольно споро натаскали достаточно сидячих мест. Обозрев нашу работу и удовлетворённо кивнув, я направился за Гейджу, который успел выйти на улицу и теперь стоял неподалёку от выхода, задумчиво глядя на горизонт.

– Тсука, – позвал я. – Мы расставили кресла, так что можешь идти внутрь.

Художник медленно обернулся и, вздрогнув, начал лихорадочно листать свой альбом.

– Тебе лучше поторопиться, если хочешь выбрать хорошее место, – начал я. – Остальные гости…

– Тихо! – выкрикнул Гейджу, указывая на меня карандашом. – Замри и не шевелись!

Я послушно выполнил его команду, про себя подумав, что многие талантливые люди немного того.

Несколько минут мы молчали. Шум города, весенние звуки: пение птиц и шепот ветра в раскидистых ветвях вишнёвых деревьев – всё это отошло на второй план. Куда чётче я различал звук карандашного грифеля, черкавшего по бумаге.

– Всё, – коротко бросил Тсука.

Я расслабился и, посмотрев на художника, с удивлением заметил, что тот закрывает альбом.

– Можно посмотреть? – спросил я, подойдя ближе.

– Нет, – отрезал Гейджу, прижимая к себе альбом. – Это эскиз. Ещё не готово.

– Хорошо, – я склонил голову. – Тогда, может, позволишь задать тебе один вопрос: что не так с Сома Рику?

Художник глубоко вздохнул и посмотрел в сторону. Солнце давало кокетливый отсвет на оправу и стёкла его очков, а волосами, которые уже нужно было стричь, играл шаловливый ветер.

– Сынок богатеньких родителей, – начал Тсука, всё так же глядя вдаль. – Он захотел лепить из глины, и ему тут же наняли ватагу учителей. Сома привык к тому, что получает всё, чего ни пожелает, не прикладывая к этому никаких усилий. В средней школе на конкурсе талантов я его обошёл, и он с лёгкостью сдался, бросил искусство, но потом появился ты, воодушевил его, привёл в мой кружок, и вот оно: богатый мальчик вновь получил свою игрушку.

– О, – я удивлённо поднял брови. – Извини. Мне это было неизвестно.

– Не извиняйся, – махнул рукой Гейджу. – Ты ни в чём не виноват; ты хотел, как лучше.

Он снова вздохнул и потёр висок так, словно у него болела голова.

– Сома хочет участвовать в нашей выставке, – вымолвил художник. – Он неплохо лепит из глины, но всё же ещё не на том уровне, чтобы представлять школу. Однако его родители уже арендовали для нас зал в каком-то музее, и мы должны организовать выставку как можно скорее.

– Ты видел этот зал? – спросил я, подавшись вперёд.

– Только на фотографиях, – перекривился Тсука. – Чета Сома привыкла к тому, что они просто говорят прочим, что им делать, а последние – молча подчиняются приказам. Эти двое напыщенных болванов и подумать не могли о том, что мне не захочется плясать под их дудку.

– Но выставка – это очень хорошо как для тебя, так и для прочих членов клуба, – я попытался подсластить пилюлю.

– Верно, – кивнул Гейджу. – Но это действо будет проведено только при одном условии: работы Сома станут центральными.

– Что ж, – пожал плечами я. – Пусть его труды и не идеальны, зато ты и твои соратники – вы все сможете использовать выставку для того, чтобы завязать нужные знакомства.

Тсука посмотрел мне прямо в глаза и покачал головой.

– Рационализм – враг искусства, – выдал он. – Я думаю о том, чтобы отказаться. И ещё я бы хотел исключить Сома из клуба: никогда его приземлённые работы не будут выставлены рядом с моими.

Я опустил голову, быстро обмозговывая сложившуюся ситуацию. Гейджу и Сома не жаловали друг друга, и, кажется, не могли находиться вместе в одном кружке. Стопроцентно мирного решения этого конфликта не существовало, но принять сторону одного означало очень сильно испортить отношения с другим.

Хотя… Существовало одно компромиссное решение, и если мне удастся сформулировать предложение для Тсуки верно, то он вряд ли откажется, как и Рику.

Я поднял голову и посмотрел на художника. Внешне он казался невозмутимым, как и всегда, но блеск в тёмных глазах, видный даже за стёклами очков с сильными диоптриями, свидетельствовал об обратном.

– Мне всегда казалось, что у каждого должен быть шанс на самореализацию, – осторожно начал я. – Мы можем сделать перестановку в помещении твоего клуба так, чтобы те, кто занимается лепкой, были скрыты за ширмой – так твои контакты с Сома будут сведены к минимуму. Что же касается выставки, то отказываться от неё не стоит, потому что это реальный шанс показать людям, что такое настоящее искусство.

Тсука прищурился.

– То есть, – вымолвил он, – ты просишь меня отступить?

– Вовсе нет, – помотал головой я. – Я прошу тебя относиться к этой ситуации проще.

Выдержав паузу, я вдруг улыбнулся и развёл руками, прибавив:

– А взамен я организую для тебя любого из наших учеников в качестве модели. Помнишь, ты говорил, что у Мюджи Шан красивый череп? Или, к примеру, неповторимая жесткость Кизаны, Роншаку Мусуме и её красотки, Сайко Ме…

– Ты, – перебил меня Гейджу, спрятав альбом под мышку.

– Что, прости? – обескураженно спросил я.

– Ты, – повторил художник, ловко вертя в пальцах карандаш. – И Фред Джонс. Я хочу, чтобы вы оба позировали мне. За это я соглашусь на выставку и даже постараюсь перетерпеть Сома в своём кружке. Думай до завтра, с утра скажешь мне, что решил.

И Тсука, обойдя меня, не спеша пошёл в спортивный зал.

========== Глава 154. Неожиданность и находчивость. ==========