– Причем тут это? – в голосе Акане начал звенеть лёд. – Сюдо – это традиция, а не брачные ритуалы.

– В этом-то и дело, – Фред склонил голову набок. – Традиция, затрагивавшая чисто физиологическую сторону отношений… А что же насчёт чувств, спрашиваю я? Нет, чувства не так уж важны, и это, на мой взгляд, страшно. Люди могут свободно любить друг друга, и это прекрасно в любом случае, какого пола они бы ни были, но чёртово безэмоциональное сожительство, замаскированное под обучение… Это ужасно.

– Ты говоришь так потому, что у тебя другой менталитет, – примирительно заметил Таро, убирая книгу в парту. – Практики сюдо – это как раз эмоциональная связь между учеником и учителем, оттенённая их физическим и духовным… Э-э-э… Наслаждением обществом друг друга.

– Оу! – Джонс сморщил нос. – Я свободно владею японским, но это, приятель, прозвучало как просто нагромождение из слов.

– Вовсе нет, – вмешался я. – Таро ухватил саму суть этой древней традиции и попытался донести её до тебя.

– Разумеется, – Ториясу вновь гаденько улыбнулась. – Кто может знать об этом больше, чем президент Айши?

– Понял, – Фред поднял руки кверху. – Сюдо – это круто. Хорошо. О’кей. Но вот такой вопрос к вам, господа японцы: вы говорите, что имя священно, что сочетание как его звуков, так и иероглифов определяет судьбу человека. Но в то же время вы используете его крайне редко: при первой встрече звать по имени нельзя, вышестоящего по возрасту или должности звать по имени нельзя, даже не особо близкого приятеля звать по имени нельзя. Вы изобрели кучу слов, замещающих имя, и это, честно говоря, меня беспокоит. К примеру, что это за «президент Айши», когда его зовут Аято? Почему бы не обращаться к нему именно так?

Я улыбнулся и, встав со стула, мягко потрепал Фреда по плечу со словами:

– Это называется «конфликт менталитетов», вполне нормальное и логичное явление. Сколько бы ты ни прожил здесь, всё равно душой и разумом ты останешься американцем, и ничего плохого в этом нет.

– Я понимаю, – отозвался Джонс, неотрывно глядя мне в глаза. – И не стремлюсь быть японцем. Я просто хочу понять это явление, вот и всё.

– У вас личность стоит на первом плане, – вымолвил я, ставя на место стул, на котором до этого сидел. – У нас же – место.

– Золотые слова! – Ториясу сложила руки на груди. – Если бы я по-прежнему была участницей школьного совета, я бы тобой восхитилась.

– Ты ушла сама, Акане, – ровным тоном произнёс я, поворачиваясь к ней всем корпусом. – Ты сделала это по собственной воле, и я, кажется, дал тебе понять, что имелся шанс изменить это спонтанное и крайне необдуманное решение; ты просто не пожелала им воспользоваться. Что же касается второй части твоей фразы, то ты вполне можешь восхищаться мной и вне школьного совета: уверяю тебя, это не возбраняется.

Фред хохотнул и показал мне большой палец. О реакции Ториясу я мог лишь догадываться, так как сразу же после этого повернулся к ней спиной и направился к выходу из аудитории «3-2»: мне пора было к себе в класс.

Сбегая по лестнице, я не мог скрыть улыбку: пусть маленькая, но всё же победа над Акане вселила в меня уверенность в том, что я смогу с ней справиться, если план «А» с отправкой её в Лондон не выгорит.

Ненависть к этой девчонке распирала меня, и я с трудом сдерживал рвущееся наружу желание голыми руками убить её. Поскорее бы уже этот вопрос с конкурсом по английскому языку решился, а то ведь выдержка вполне может мне изменить…

Пройдя в класс, я сел за парту и начал быстро и деловито готовиться к уроку.

========== Глава 145. Ловкий, как пантера. ==========

За аудиенцию с семпаем мне пришлось расплачиваться потом, посвятив несколько последующих перемен исключительно делам школьного совета. Лето приближалось, а с ним – и экзамены, поэтому бумажной работы у нас было хоть отбавляй, ведь в этом участвовали все классы.

В японских школах имелась такая традиция: в конце мая или начале июня, а также в конце декабря все ученики – абсолютно все – сдавали экзамены на знание пройденного материала. При этом все результаты заносились в табель, поэтому надо было стараться не только на выпускных, но и на промежуточных.

Экзамены шли по абсолютно всем предметам, кроме физкультуры, и на всё это давалась ровно неделя, которую так и называли – экзаменационной. В это тревожное время расписание перекраивалось так, чтобы каждый класс успел сдать всё в максимально сжатые сроки. Занимался этим, разумеется, школьный совет, точнее, я и Каменага: я составлял расписание и разносил его по индивидуальным таблицам для каждого учителя, а Куроко относила эти листки преподавателям на одобрение и подпись.

Потом я с помощью Тораёши Широми, которая неплохо владела компьютером, составил общее расписание на широкоформатном листе и, распечатав в нескольких экземплярах, велел развесить в людных местах. Девочки справились с этим в рекордные сроки, и мне оставалось только лишь объявить по громкой связи, что расписание готово.

Свободно вздохнуть мне удалось только на большой перемене, когда возня с расписанием и подготовкой материалов была закончена. Инфо-чан пока не написала мне насчёт результатов конкурса по английскому, так что оставалось лишь ждать. И я решил подкрепить силы, отправившись на крышу с ланчем, заботливо приготовленным мамой.

Семпай сидел на своём обычном месте, рядом с ним пристроилась Ханако. К счастью, Ториясу поблизости не было, так что я, вздохнув с облегчением, направился к своему любимому человеку. При виде меня младшая Ямада захлопала в ладоши и заулыбалась.

– Наконец-то, Аято-семпай! – вымолвила она, с восторгом глядя на меня. – Такое впечатление, что я сто лет тебя не видела!

– У меня то же самое, – вымолвил я, присаживаясь между братом и сестрой Ямада. – Моя жизнь теперь состоит исключительно из учёбы, дел совета и капельки сна по ночам. Не то, чтобы я жаловался, конечно, но времени на друзей катастрофически не хватает.

– Аято, я ни в коем случае не хотел бы лезть не в свои дела, – вымолвил Таро, открывая свою коробочку с бенто, – но мне кажется, что тебе стоит разгрузить себя хотя бы чуть-чуть. В бытность Мегами и даже Куроко президентами совета они не были так заняты, как ты, потому что распределяли обязанности между всеми членами. Я понимаю, что уход Акане оказал на вас отрицательный эффект, но это не причина брать всё на себя.

– Ты очень любезен, Таро-семпай, – произнёс я, подцепив палочками кусочек сырой моркови. – Но, думаю, я как президент и должен брать на себя большую часть обязанностей. Уход Ториясу-семпай совершенно не отразился на нашей работе, ведь она уже давно начала вести себя, мягко говоря, странно: отказывалась выполнять свои обязанности, грубила, вела себя демонстративно и вызывающе. Думаю, то, что она покинула наше объединение, к лучшему: теперь мы работаем, как часы.

– И правильно, – кивнула Ханако, прожевав креветку. – Всегда лучше состоять в каком-нибудь кружке, чем проводить время впустую, верно? Я столько раз говорила Таро, чтобы он вступил куда-нибудь, но нет: он упёрся и не соглашается. Может быть, ты на него повлияешь, Аято-семпай?

Посмотрев налево, на Таро, я хитровато улыбнулся и поднял бровь.

– О, нет, нет, нет, – замотал головой семпай. – У меня нет особых талантов, я ни на что не гожусь. Даже для литературного клуба нужно продвинутое владение компьютером, а я в этом не особо умел.

– А как насчет школьного совета? – спросил я, переключив внимание на клейкий рис и аккуратно разделяя его палочками.

– Что? – Таро изумлённо воззрился на меня. – Да ты что, Аято? Я ни в жизнь не справлюсь. Там нужен острый ум, аналитические способности, умение планировать, дипломатичность, решительность… У меня ничего этого нет.

– Как раз напротив, семпай, – я отправил в рот порцию риса и чуть не зажмурился от удовольствия: всё-таки домашняя стряпня не в пример лучше готовой из кулинарии. – Что касается дипломатичности, то тут равных тебе нет. Ум тоже имеется. Что же насчёт решительности и прочего, то это наживное.