– Нет, Джонс точно не пишет сочинение, – Мюджи задумчиво почесала щеку. – Но я видела в учительской Ториясу Акане и Аканиши Рё – они тоже сдавали свои работы.

– Аканиши? – Мина покачала головой. – Это плохо. Он жил в Америке два года.

– Ничего страшного, – Шан широко улыбнулась и показала подруге знак победы. – Я же не стремлюсь победить. Пусть он выигрывает; мне не жалко!

Тут в класс вошёл учитель, и девочки, помахав друг другу, прервали разговор. Но я уже успел узнать то, что было важно для меня: сочинения уже сдавались.

В отличие от Раи Мины, я не волновался насчёт Аканиши Рё. Этот выпендрежный длинноволосый парень состоял в кулинарном клубе и постоянно бравировал тем, что прожил в Штатах аж целых два года. Он носил бандану, раскрашенную под звездно-полосатый флаг, постоянно готовил бургеры и вставлял в свою речь английские словечки (зачастую не к месту). Этого человека в качестве соперника я вообще не рассматривал: он мог неплохо владеть разговорной речью, но у меня в качестве помощника выступал настоящий – не синтетический – американец.

Дождавшись следующей перемены, я заглянул в кабинет школьного совета и захватил несколько документов, на которых должны были стоять подписи учителей. Сочинение я сложил в конец стопки и, удостоверившись, что всё готово, отправился на первый этаж.

Учительская в нашей школе (как и во всех других) представляла собой место, где царило постоянное оживление. Те преподаватели, у которых не было уроков, коротали «окна» именно здесь. У каждого из учителей имелся свой стол, и вещи, стоявшие на поверхности, могли многое сказать о характере каждого.

Но я пришёл сюда не для психоанализа.

Войдя в помещение, я осмотрелся в поисках почтовой коробки и тут же нашёл её: она лежала, что было неудивительно, на столе учительницы английского Такано-сенсей. Сама она сидела за компьютером и читала что-то прямо с экрана.

Подойдя ближе, я положил стопку бумаг прямо на почтовую коробку и начал говорить преподавательнице, как же прекрасно, что ремонт уборной на третьем этаже вот-вот закончат.

– Полагаю, что уже к следующей неделе работы будут завершены, – вымолвил я. – Этот туалет был как бельмо на глазу, но теперь вся школа станет безупречной. В сентябре должны прийти инспекторы из мэрии; уверен, их порадует то, что в нашей Академи не останется помещений, за которые придётся краснеть.

Учительница, с удовольствием отвлекшись от документа, который она изучала, внимательно слушала меня и кивала, отметив, что её всегда возмущала эта легенда о привидении.

– Бедная Ёрико, я ведь её помню, – покачала головой Такано-сенсей, поправляя очки на носу. – Из её трагической гибели сделали какую-то клоунаду, придумав призрака и оправдывая этим простое нежелание затеваться с ремонтом.

– Вы её знали? – подняв брови, уточнил я. – Жуткий случай…

– Я с ней училась, – Такано-сенсей вдруг добродушно улыбнулась. – И с твоим отцом тоже, Айши-кун.

– Надо же, – я оперся локтем на почтовую коробку и наклонился вперёд, всеми силами демонстрируя искренний интерес. – Меня всегда мучило любопытство, каким он был в школьные годы. Сам он почему-то не особо любит рассказывать о том периоде, а жаль.

– Видимо, смерть Такада-чан сильно его потрясла, – пожала плечами учительница, посмотрев куда-то сквозь меня затуманившимся взглядом. – Они были близкими друзьями… Да и вообще, Накаяма-сан был прекрасным другом для всех, со своими обходительными мягкими манерами и умением во всём находить компромисс. Думаю, поэтому его сын и занял столь ответственную должность.

Такано-сенсей улыбнулась мне, и я, имитируя смущение, потупился. Часто старшеклассники, особенно воспитанные как надо, в скромности, становятся весьма неловкими в такие моменты. Со мной произошло как раз это: я неуклюже свалил на пол узкую коробку с сочинениями, и все бумаги выпали оттуда.

– Ой, простите, сенсей! – я тут же бросился на колени и с усердием начал собирать листки. – Ума не приложу, как такое случилось!

– Ничего страшного, – индифферентно отозвалась учительница. – Бывает.

Подняв с пола коробку и работы, я долгое время возился с ними, проверяя, не остался ли на белой бумаге сор, отряхивал каждый листок. Наконец, удовлетворившись внешним видом сочинений, я спрятал их назад в коробку.

– Странно, что ты не участвуешь в конкурсе, – внезапно вымолвила Такано-сенсей, пристально наблюдая за мной. – Думаю, тебе, с твоим-то уровнем английского, было бы возможно победить.

– Мне бы не хотелось уезжать отсюда, – ответил я, складывая стопочку документов и помещая сверху форму на заказ новой дзюдоги. – Я ценю и уважаю японскую систему образования.

– Весьма похвально, – кивнула учительница, покосившись на почтовую коробку. – Многие в наши дни стремятся на запад, что, на мой взгляд, неоправданно.

Выдав в ответ какую-то банальность, я подхватил бумаги и заторопился прочь. В коридоре, как и всегда, сновали ученики. Некоторые торопились по делам, некоторые спешили на встречу с друзьями. Были и такие, кто просто стоял на месте. Я ловко лавировал между ними: мой путь лежал к чёрному ходу.

Выбежав наружу и обогнув группку хулиганов, которые с момента чудесного спасения Осоро вели себя со мной весьма осторожно, я вошёл в пристройку с мусоросжигателем и раскрыл створки печи. Разобрав бумаги, я нашёл подлинное сочинение Ториясу и, разорвав его надвое, выбросил в зияющее чёрное жерло.

Тут же телефон в моём кармане завибрировал, и я, достав аппарат, без малейшего удивления прочитал сообщение от Инфо-чан:

«Какой же ты нелюбопытный, Аято-кун! Я бы на твоём месте поинтересовалась, что она там написала».

Я фыркнул и напечатал ей: «К чему мне эта лишняя информация? Мне абсолютно неинтересна ни она, ни её жизненные устремления. Единственное, чего я хочу, – это чтобы она исчезла».

Ответ не заставил себя ждать:

«Не волнуйся, это всего лишь вопрос времени».

Спрятав телефон в карман, я решительно направился назад в здание школы. До начала урока оставалось слишком мало времени, чтобы я успел претворить в жизнь вторую часть плана, так что пришлось перенести это на следующую перемену. Добравшись до аудитории и спокойно подготовившись к уроку, я попытался полностью переключиться на японскую литературу – мы как раз изучали сложные многотомные романы Оэ Рюсэя.

Правда, мои мысли то и дело возвращались к семпаю.

Дела школьного совета, учёба, соперницы – всё это занимало почти сто процентов моего времени, и на смысл моей жизни оставались лишь жалкие крохи, да и те коварная Ториясу умудрилась свести практически к нулю. В последнее время я всё чаще стал задумываться, что деревья загородили для меня лес: я настолько увлёкся борьбой за сердце Таро, что забыл про него самого.

С другой стороны, я просто не мог вести себя иначе: если бы я поддавался противницам, то давно уже потерял бы всякую надежду остаться с семпаем вместе.

Значит, ничего не оставалось, кроме как, стиснув зубы, перетерпеть, но только пока: затем, когда между нами не будут стоять эти гиены, мы сможем дать волю нашим чувствам.

После второго урока я устремился к классу «3-1». Мне ужасно не хотелось туда идти, но увы: мой план в императивном порядке подразумевал это.

Войдя в чужую аудиторию, я отыскал глазами Ториясу. Она стояла у окна и что-то обсуждала с каким-то парнем. Если судить по камере на шее, он был одним из членов клуба фотографии… Впрочем, какая разница? Мне нужна эта девчонка, а вовсе не её собеседник.

Подойдя к ним, я слегка поклонился и вежливо спросил, не могу ли я прервать их разговор. Парень с камерой запустил пятерню в непокорные вихры, ещё больше их растрепав, и неуверенно кивнул; Ториясу же никак не среагировала на мой запрос.

– Семпай, – вымолвил я, поворачиваясь к ней всем корпусом. – Не зайдёте ли со мной в кабинет школьного совета? Нам нужно решить один вопрос.

– Без меня это неосуществимо? – подняла брови Акане, наконец переведя взгляд на меня.