– Ни в чём не лучшая, – старшая Ториясу стиснула ладони в кулаки. – А теперь ещё и это!

Она встала с места и начала мерять гостиную шагами. Через пару минут, резко остановившись, она посмотрела на нас с Фредом, словно только что вспомнила о нашем существовании.

– Отнесите её в комнату, – приказала хозяйка дома, ткнув пальцем в сторону широкого, но короткого коридора. – Первая дверь направо.

Послушно кивнув, я подхватил Акане на руки. Это удалось мне не без труда: она обмякла и не помогала, хотя была в сознании: из-под века у неё по щеке бежала слеза. Человек в отключке плакать не мог, так ведь?

Фред пришёл мне на помощь, и мы оба отнесли девочку в её спальню. Осторожно положив её на кровать, я задумчиво посмотрел на вторую слезу, скатившуюся по виску прямо на подушку.

Так я и знал: старая, как мир, история. Но довольно выгодная для меня.

Мы вернулись в гостиную, где старшая Ториясу довольно холодно с нами попрощалась, явно забыв сказать «спасибо» и предложить нам хотя бы стакан воды. Эта дама явно не привыкла тратить время на всякие, по её мнению, несущественные мелочи, была прямой и резкой в суждениях и не стеснялась в выражениях, не щадя даже собственных родных.

Но я всё же решил испытать её терпение, попросив попить. Коротко кивнув в сторону небольшого бара, женщина уселась на диван и, схватив со стола какие-то документы, принялась просматривать их.

Фред, направившийся к двери, застыл там, глядя на меня. Я же не торопился: налив себе полстакана воды из сифона, я цедил её маленькими глотками, одновременно рассматривая ту стену комнаты, которая была посвящена фотографиям.

И здесь несдержанная натура старшей Ториясу перестаралась: кадры из жизни их семьи покрывали каждый сантиметр стены. На каждой карточке была она сама, а ещё мужчина помоложе. Время от времени на фото мелькали два мальчика лет десяти и восьми: они обнимали суровую даму, и та, вопреки обыкновению, искренне улыбалась.

Лицо Акане мне попалось только на одной фотографии.

Допив воду, я медленно поставил стакан на стойку и повернулся к хозяйке дома. Я и сам не знал, чего ожидал и для чего тянул время, но одно мне было известно совершенно точно: пока уходить было рано.

– Вам точно не нужна помощь с Акане-семпай? – спросил я.

Суровая дама раздражённо обернулась и раскрыла было рот, полностью готовая поставить меня на место, но вдруг из коридора донеслась какая-то возня, и Ториясу-старшая воззрилась туда. Лицо её потеплело.

– Ватару, Мамору, что вы там делаете? – проворковала она. – Идите сюда!

Тотчас же в гостиную вбежали два мальчика – те самые, чьи лица я видел на фотографии. Значит, это и есть те самые братья Акане, о которых я читал в анкете…

Тот, который помладше, подбежал к матери и сунул ей какую-то мазню, с гордостью объявив:

– Я нарисовал папу!

– Надо же, – женщина улыбнулась и взяла листок из рук сына. – Умница, Мамору! Хорошо, что у вас, в отличие от сестры, есть и мозги, и талант.

Она тряслась над обоими мальчиками, осыпая их похвалами и то и дело сравнивая их с Акане (не в пользу последней). Я стоял у бара, как вкопанный, внимательно наблюдая за этой семейной сценой.

Но так продолжалось недолго: женщина, повернув голову и заметив нас, воскликнула:

– Как, вы ещё здесь?

– Уже уходим, – бросил я, поспешив к двери. – Прошу прощения.

Фред галантно придержал для меня створку, и мы вышли в коридор. Американец пошёл вперёд, но на ногах он держался не особо твёрдо, то и дело покачиваясь. Под конец мне пришлось даже предложить ему своё плечо, как чуть раньше Акане.

Джонс с благодарностью принял помощь и, опершись на меня, вполголоса запел одну из баллад Элвиса Пресли.

Музыкальный слух у янки был неплохой, голос тоже довольно приятный, но я не собирался наслаждаться его выступлением: сейчас в моей голове зрел план, который помог бы мне убрать с дороги Ториясу.

И, если сделать всё правильно, провала можно избежать.

Ведь теперь я был в курсе самой большой трагедии в жизни этой девочки.

========== Глава 134. Без права на ошибку. ==========

Ведя Фреда до машины, я всё думал об Акане и её семье. Ситуация там сложилась не то, чтобы из ряда вон выходящая, но проблема была налицо: властная карьеристка-мать предъявляла к старшей дочери непомерные требования, возможно, психологически отыгрываясь на ней из-за неудавшегося первого брака.

Постоянные сравнения с младшими братьями, перманентное подчёркивание недостатков, пусть даже мелких и незначительных, строгий спрос за малейшие проступки… Если бы я был способен на это, то даже пожалел бы малютку Ториясу. Но она сама подписала себе приговор, когда перешла мне дорогу.

Нет, убивать её я, разумеется, не собирался, хотя хотелось: с нашей школы довольно трагедий. Но теперь я знал о её слабости, её самой больной мозоли.

Ториясу Акане, одна из первых красавиц школы, член совета, старавшаяся всегда быть любезной и милой, оказалась неуверенной в себе дрожащей маленькой девочкой, положившей жизнь на то, чтобы впечатлить мать. Но как бы она ни старалась, ничего не выходило: родительница не особо расщедривалась на похвалы.

Акане хорошо училась? Ну и что; плохо, что не самая лучшая. Вступила в школьный совет? Ничего особенного, она ведь не президент. Получила приз за самый красивый букет на фестивале? Как будто это так важно!

Ториясу не понимала, что ситуация у неё практически тупиковая, и потому продолжала из кожи вон лезть, лишь бы услышать в свой адрес доброе слово. Но нет: суровая мать и не думала поощрять дочь, ставшую символом неудачного первого брака. Для того, чтобы впечатлить Ториясу-старшую, нужно было нечто глобальное, потрясающее. Настоящее Достижение – с большой буквы.

Усадив Фреда на заднее сиденье автомобиля, я сообщил улыбчивому шофёру адрес семьи Джонс, а сам пошёл до дома пешком.

Час стоял уже практически ночной, и сумерки уже спускались на наш городок, несмотря на то, что темнело день ото дня всё позднее. Но я не боялся: в нашей благополучной стране преступность практически сведена к нулю, и вероятность того, что я здесь единственный, кто преступал закон, являлась весьма высокой.

Прохладный вечерний ветерок приятно холодил мои разгоряченные щёки, а фонари, источая тускловатый свет, указывали мне путь.

Я не торопился, хотя мне предстояло ещё делать уроки: необходимость упорядочить свои мысли и разработать чёткий план действий стояла довольно остро, и тишина, в сочетании с вечерней пасмурностью, весьма способствовала моему мыслительному процессу.

И, когда я дошёл до дома, замысел был почти готов.

Я на автомате простирал парадный костюм и разложил его для просушки, сделал домашнее задание, убрался и приготовил себе чашку чая. Сидя на кухне и помешивая ложечкой крепкий ароматный напиток, я смотрел в окно и наблюдал за одинокой кошкой, которая медленно брела по дороге по ей одной известному маршруту.

Поймав себя на мысли, что мы с ней в чем-то схожи, я усмехнулся и, положив ложечку на блюдце, поднёс чашку к губам. Никто и понятия не имел, куда направлены мои помыслы; лишь я один в курсе конечной цели.

И я её обязательно добьюсь.

Допив чай и тщательно вымыв чашку, я собрал сумку на завтра, завёл будильник и, приняв душ, со спокойной душой отправился на боковую.

***

Города-близнецы Шисута и Бураза могли похвастать довольно большим количеством образовательных учреждений – для провинциальных местечек, разумеется. В сумме тут наличествовало семь младших, восемь средних и три старших школы. В одной из последних я как раз и учился.

Большинство выпускников средней ступени предпочитали идти в Мэйшо – эта старшая школа состояла наполовину на государственном финансировании, поэтому плата за обучение была самой демократичной. Также это учебное заведение было расположено в самом центре города Шисута, и добраться до него не составляло труда.

Вторая школа – Кансецу – имела в рамках финансирования лишь десять процентов доли государственных средств, так что учиться здесь было дороже, зато выпускники её без труда поступали в различные университеты на гуманитарные специальности.