– Положи её на ближайшую кровать!

Я подчинился и осторожно опустил Ханако на мягкий матрац. Проведя рукой по шелковистым волосам девочки, я успокаивающе прошептал:

– Всё будет хорошо. Сейчас тебе помогут.

Первоклассница ничего не ответила, да она и не могла: воздух с большим трудом проходил через распухшее горло, и бедняжке оставалось лишь надсадно хрипеть.

Медсестра, подбежав к Ханако, быстро скомандовала, обращаясь ко мне:

– Выйди отсюда и закрой за собой дверь!

Я молча кивнул и выскользнул за дверь, по пути взяв за руку семпая и увлекая его следом.

– Что с ней? Что сказала Секине-сенсей? – на одном дыхании выпалил Таро, судорожно сжимая мои пальцы.

Приложив палец к губам, я аккуратно прикрыл дверь и только после этого ответил:

– Агрессивная аллергия, но у медсестры всё под контролем. Не волнуйся, мы доставили Ханако сюда довольно быстро, так что её жизни опасность не угрожает.

Семпай выдохнул и приложил ладонь ко лбу. Я мягко прикоснулся к его плечу, подбадривая, и это подействовало лучше всяких слов: на лицо моего любимого человека начали возвращаться краски.

Асу тоже стояла неподалеку, обняв себя руками. Вид у неё был донельзя несчастный, а под загаром проступала зеленоватая бледность.

– Мне очень жаль, – тихо произнесла спортсменка, переводя взгляд с меня на Таро.

Семпай посмотрел на неё, нахмурился и открыл было рот, чтобы сказать что-то явно резкое, обвиняющее, но потом взял себя в руки и, махнув ладонью, отвернулся.

– Ты не виновата, – вымолвил я, подходя к девочке. – Откуда же тебе было знать, что у Ханако аллергия на арахис?

– Верно, но… – Рито закусила губу и искоса посмотрела на Таро.

Я властно взял её за локоть и повлёк прочь, прошептав: «Думаю, лучше тебе забыть о нём».

Асу громко всхлипнула, но продолжила покорно шагать за мной. Я увёл её в тупик, в котором располагались уборные, и, кивнув на дверь с соответствующей маркировкой, произнёс:

– Вымой лицо и постарайся успокоиться.

Но вместо этого спортсменка подняла на меня полные слёз глаза и вдруг громко разрыдалась. Она уткнулась мне в грудь и искренне плакала, явно ища утешения.

На несколько мгновений я опешил, но потом пришёл в себя и, вспомнив, что в таких случаях делали положительные герои в книгах, нежно провёл рукой по коротко остриженным волосам девочки.

– Ханако обязательно поправится, – заверил её я. – Таро когда-нибудь сможет простить тебя и осознать, что твоей вины в этом не было, но, боюсь, произойдёт это нескоро, так что пока просто подержись от него подальше, ладно?

Рито ничего не ответила, да и вряд ли смогла бы: она так самозабвенно рыдала, что ничего больше её не интересовало.

Открытая и простая, эта девочка отдавалась своим эмоциям полностью. Если она хотела плакать, то плакала, если хотела смеяться, то смеялась. Её чувства были линейными и незатейливыми, как первобытные статуи богинь плодородия.

Я решил проявить терпение и мерно гладил Асу по голове, постоянно шепча, что она ни в чём не виновата, и вскорости это возымело своё действие: Рито успокоилась, отстранилась и вытерла слёзы.

– Прости за истерику, – вымолвила она всё ещё сдавленным голосом. – Я, пожалуй, пойду на улицу к ребятам из своего клуба: там от меня куда больше толку.

Кивнув, я посторонился и проводил глазами одинокую фигурку спортсменки, бредшую по коридору.

Просто отлично: с этой я справился с одного удара! Конечно, мне помог специфический характер Асу, а также трепетное отношение семпая к своей сестре, но всё равно: наша схватка была весьма интенсивна, правда, к счастью, скоротечна.

Я кивнул своим мыслям и, деловито одернув форменный пиджак, поспешил по коридору в сторону лазарета: для того, чтобы расположить к себе Таро ещё больше, я должен был проявлять максимум сочувствия и сопереживания.

========== Глава 93. Братская любовь. ==========

Должность президента школьного совета предполагала дипломатичность, такт и наличие у человека, занимавшего её, ряда сверхспособностей. Это я понял за второй день фестиваля, начавшийся так трагично для юной Ямада и так удачно для меня.

Секине-сенсей смогла справиться с анафилактическим шоком и его последствиями, но Ханако всё же решено было отвезти в больницу. Семпай отправился вместе с сестрой, и я вызвался было сопровождать их, но увы: моё положение обязывало меня оставаться в альма-матер и следить за тем, чтобы сие досадное событие не омрачило радости гостей фестиваля.

И я, сжав зубы, решил подчиниться, отметив про себя, что в госпитале, куда забрали девочку, работали мои бабушка и дедушка, так что я мог в любой момент прийти туда.

У клубов то и дело возникали проблемы, которые, к слову сказать, они вполне могли решить и самостоятельно, но нет: нужно было звать меня, чтобы уладить каждую мелочь, каждую препону.

Но я не роптал. Вежливо и с улыбкой я устранял все неудобства, словно по мановению волшебной палочки, и это привело к тому, что практически все люди, с которыми я беседовал, подчеркнули, что я справлялся с обязанностями главы совета куда лучше, чем Сайко; да что там, я и Каменага мог заткнуть за пояс.

В ответ на эти комплименты я лишь скромно отрицал свои заслуги, утверждая, что в школе имелось множество человек, которые во многом превосходили меня.

В общем, весь день прошёл в жуткой суете, а ещё мне пришлось интервьюировать отца Даку Атсу – профессора философии Даку Сабуро, выпустившегося из нашей школы в девяностом году. Достопочтенный университетский преподаватель, в отличие от своего отпрыска, явно любил поговорить. В ответ на каждый, даже самый простой вопрос он разражался получасовыми виршами, пространно вещая своим хорошо поставленным учительским голосом.

В итоге, я ушёл из школы одним из последних, когда было уже далеко за семь вечера. Часы посещений в больнице уже давно закончились, но я не мог не навестить Ханако, поэтому решил воспользоваться своим преимущественным положением внука главы отделения кардиохирургии.

И я направился в госпиталь.

Несмотря на вечерний час, жизнь и борьба за неё здесь не стихали. Тем не менее, никакого хаоса тут не допускалось: всё было упорядочено и подчинялось чётким инструкциям.

В последнее время я стал задумываться о том, чтобы пойти по стопам родителей моего отца и податься в медицину. В этой области требовались трезвость ума, некоторая отсранённость, спокойствие, умение быстро принимать решения – все эти качества у меня имелись. Медицинский университет находился недалеко – в соседнем городке Санада, но при случае можно было и податься в столицу.

Но в основном на меня повлиял семпай и его планы стать врачом. Мой любимый человек искренне хотел помогать людям, и я был готов содействовать ему в этом всеми доступными способами.

И, кстати, я обещал ему поговорить с бабушкой насчёт будущей ординатуры и интернатуры… Но, конечно, думать об этом пока очень рано.

Да и вообще, сейчас это не к месту: в данный момент, мне лучше сконцентрироваться на Ханако и её проблемах.

И я поспешил к стойке справочной, за которой царила чистенькая дежурная. Поинтересовавшись, в какую палату определили пациентку Ямада и получив ответ, я поблагодарил её и двинулся к чёрной лестнице: в детстве мне приходилось бывать здесь куда чаще, чем сейчас, и за то время я успел изучить все входы и выходы.

Чёрная лестница состояла из крутых пролётов с невысокими ступеньками. На каждом простенке висела табличка с надписью «Только для персонала!», чтобы отпугнуть людей, случайно забредших сюда. Стены здесь были тёмно-серыми, а перила – металлическими и без всякой отделки.

Иными словами, чувствительным субъектам здесь быстро становилось страшно и хотелось как можно быстрее выбраться отсюда.

Но я-то к таковым не относился.

Преспокойно поднявшись до нужного этажа, я вышел в стерильный светлый коридор и дошёл до кабинета Накаяма Каэде, уже много лет возглавлявшей кардиохирургическое отделение.