Влачить нам дни положено страдая. Как видно, мы пред небом согрешили… Но все поправить поединок может, Что римлянам Нумансия предложит. Выходят два нумансианских воина — Марандро и Леонисьо. Л е о н и с ь о Марандро, друг, я знать желаю, Куда уходишь ты сейчас? М а р а н д р о Вот этого тебе как раз И не скажу: я сам не знаю. Л е о н и с ь о Ты поглупел, дружище, что-то! Любовь сбивает с колеи. М а р а н д р о Ты прав, о ней мечты мои. Любовь — серьезная забота. Л е о н и с ь о То общепризнанный закон: Кто ревностно Амуру служит — Всегда в заботах, вечно тужит, И словно одурманен он. М а р а н д р о В известной тонкости ума Тебе, конечно, не откажешь. Л е о н и с ь о А ты порой и в точку скажешь, Но в общем — простота сама! М а р а н д р о Кто нежно любит, не простак! Л е о н и с ь о Простак, мой друг, простак, наверно: Ведь разуму несоразмерно — Ч е г о он ищет, г д е и к а к! М а р а н д р о Для страсти правил хочешь ты? Л е о н и с ь о Да, разум их тебе предложит. М а р а н д р о А в них недоставать не может Не разума, но остроты? Л е о н и с ь о Едва ль речь твоя верна: Ты — воин недурной когда-то — Лишь выправку хранишь солдата, А на уме — любовь одна. Нет! В дни войны моли у бога, У Марса, мужественных сил… Ты ж у богов любви просил, А в ней, брат, женственности много. В тисках отечество твое, К спасенью родина взывает! Влюбленный же позабывает О всех несчастиях ее. М а р а н д р о Моя пылает гневом грудь, Когда без толку ты болтаешь, Иль трусом делала, считаешь, Страсть нежная кого-нибудь? Иль часового пост кидал Я ради пламенных объятий? Иль в мягкой засыпал кровати, Когда мой капитан не спал? Служебные ль часы свои Я комкал, уходя до срока Во имя пьянства ли, порока, Иль, менее всего, любви? Коль долгом я не пренебрег, Не крал у службы ни минуты, — За что, мой друг, любовь мою ты В вину мне ставишь и в упрек? И если я, свой путь избрав, Друзей сообщества чуждался, — Ты многократно убеждался. Сознайся в том, что прав я, прав… Тебе известно: много лет Я девой Лирой околдован, И помню миг, когда дарован Мне небом был восторг и свет! — Отец прекрасной был согласен Мне в жены милую отдать… И я не мог отказа ждать От той, чей выбор был так ясен. Великолепно шли сначала Для сердца важные дела… И вдруг суровая пришла Страда, с которой все пропало. И брак мой с Лирою отложен До окончания войны… Пиры справляться не должны, Когда народ войной встревожен. Надежды мало я пока На будущий успех питаю… Врагов победа, я считаю, И достоверна и близка. Нас мало, мы истощены, И нам не вырваться из плену. Взгляни на этот ров, на стену, Которой мы окружены… Увы, осыпались цветы Моих надежд первоначальных… Печальнейшим из всех печальных Меня отныне видишь ты. Л е о н и с ь о
Марандро, укрепи свой дух, Гляди, как прежде, без боязни. Избавит небо нас от казни — Бог не всегда к молитвам глух. Он тайные найдет пути Нумансианскому народу От неприятеля свободу Земли родной своей спасти. Забыв о днях войны ненастных, Супругу ты к груди прижмешь, И пламя страсти изживешь В объятиях живых и страстных. Знай, вся Нумансия возносит Смиренную мольбу сейчас О том, чтобы Юпитер спас Страну от бед, с надеждой просит. Несет с собою фимиам Жрец, жертву на костер ведущий… О ты, Юпитер, всемогущий, Будь снова милосерден к нам! Только что вошли два нумансианца в одеяниях древних жрецов. Они ведут за рога большого барана. Животное украшено ветвями оливы, плющом и цветами. За ними отроки: один с серебряным блюдом и полотенцем через плечо, другой несет кувшин с водой, третий — с вином; у четвертого в руках также серебряное блюдо, на котором лежат благовония; в руках у пятого — щепочки и зажженный фитиль. Еще один отрок ставит и накрывает скатертью стол, на который все это кладется. Между тем выходят в надлежащих одеяниях все действующие в пьесе нумансианцы. Из двух жрецов первый, выпуская барана, говорит: |
