– Что за страсть к поверхностности?! Я не верю в судьбу, хотя и допускаю наличие высшего разума, но в тот исторический вечер я выложил тебе все карты под воздействием больше, чем просто вдохновения. Трудно вот так на пальцах объяснить, но и тогда, и сейчас я и мгновения не колебался и знал, что ты идеально подходишь для нашей затеи, и то, что ты меня тогда понял сразу и верно, лишь подтвердило мои выводы. Посуди сам: тебе едва знакомый человек вот так, в лоб предлагает участие по нынешним меркам в террористической организации, а ты соглашаешься, и учти при этом, что на дворе не вторая половина девятнадцатого века, когда швырять бомбы в царя и отечество есть дело в высшей степени правое и благородное. У нас гуманизм, семья и права личности здесь в моде, и, тем не менее, в кратчайшие сроки я сколачиваю дееспособную организацию со стабильным финансированием, куда уж больше доказательств? Перестань ты до поры стараться во всём разобраться, мы пока ещё на стадии теории, соскочить при желании успеешь, зато в противном случае – со временем многое, что сейчас вызывает недоумение, разъяснится само. Никто не говорит, что все идёт как по нотам, все вы, и я не менее остальных присматриваемся пока друг к другу, не без некоторого подозрения, да оно и понятно – не в стрелялку компьютерную собрались детишки поиграть, дело серьёзное, но этот период адаптации пройдёт, и начнется спокойная планомерная, как любят говорить теперешние вожди, работа, для которой, собственно, все мы и собрались. Не надо только форсировать, и ещё учти, пожалуйста, что этот разговор на тему мытарств и сомнений институтки-девочки у нас последний, в мои планы не входит по очереди всех направлять на путь истинный или, не дай бог, ещё уговаривать. Дело абсолютно добровольное, пока, конечно, после определённой черты вернуться уже будет нельзя, но до этого момента никто и не держит. Так что давай, вываливай что накопилось, пока я твой, а дальше знать не хочу всех этих треволнений, – Михаил сознательно отошёл слегка от им же самим разработанного набора основополагающих пунктов, в соответствии с которыми выход из группы предполагался исключительно ногами вперёд, но ему не хотелось слишком давить на Ивана, тем более что он не лгал, когда говорил о своей непоколебимой уверенности в его исключительных способностях и сочувствии идее. И хотя тут пока ещё не пахло серьёзной приверженностью, а уж тем более верой, стоило дать юноше малость дозреть до степени взрывоопасного фрукта, потому что он был, по-видимому, из тех типично русских всюду сомневающихся интеллигентов, что долго запрягают, но зато уж потом несутся во весь опор, не разбирая дороги и разбегающихся в ужасе пешеходов.

– Пойми, я тебя услышал, – примирительно заговорил Иван, – но уж дозволь неопытной институточке слегка попереживать ввиду грядущей потери девственности, это не такое уж и преступление, смею предположить, – вопреки опасениям Михаила он был настроен в целом благодушно и, что называется, позитивно: задавая вопрос про уверенность, именно и ждал услышать трезвые доводы старшего товарища, а не получить гарантии неприкосновенности, хотя безапелляционность и некоторая даже грубоватость, с которой тот говорил обо всём, безусловно, импонировала и подкрепила уверенность нового члена в правильности сделанного выбора. Иван, тем не менее, предпочёл оставить результат разговора как есть, не ложась чуть свет под клиента с заверениями исключительной готовности, да и к делу это уже не имело никакого отношения: принятый в группу, он предпочитал теперь больше думать о собственной роли и востребованности, чем страстно убеждать кого-либо в идейной целостности своей платформы или иного какого фундамента. Трезвость взглядов одновременно не лишённого воображения лидера и вовсе откровенно радовали его во многом творческую натуру, и он только что не потирал удовлётворенно руки, чувствуя, что наконец-то не без труда нашёл достойное применение, казалось, навек законсервированным способностям. В силу энергии мысли этот убеждённый агностик верил, как в совершеннейшие дважды два, так что к концу разговора в голове только и звучало вырванное из какого-то шедевра советской эпохи: «Это я удачно зашёл».

Таким образом, относительная трезвость была восстановлена, и, приготовившись уже прощаться, Иван вспомнил:

– А что конкретно мне нужно делать? Что сказать хотел?

– Подготовь всю идеологическую подноготную: устав организации, какие-нибудь там воззвания, хоть даже пресс-релизы, ты лучше знаешь, но чтобы всё у нас было готово на случай, если придется стать не публичной, конечно, но всё-таки политической силой. Пусть лежит до поры, но должно быть готово. Месяц на всё про всё.

– Только это?

– Пока да. И один маленький совет не по теме: чуточку, но будь всё-таки полюбезнее с начальством. Ты у нас кремень, но лёгкое подобострастие не помешает. Прежде всего, делу: рьяный карьерист вызывает меньше подозрений.

– Обещаю и торжественно клянусь. И ещё, пока совсем не протрезвел – спасибо тебе. За что, сам знаешь.

– Всегда рад. До встречи! Будет скучно – заходи в гости поболтать, у нас начальство сменяется, так что до меня никому дела ещё долго не будет, – проводив гостя, Михаил сел на кухонный стул и, потянувшись, улыбнулся подобно хитрому жирному коту, умыкнувшему из под носа хозяев миску со сметаной. Что и говорить, вечер определённо удался.

Жизнь не стояла на месте, брала своё, и продвинувшийся к новому рубежу Михаил решил побаловать себя очередным визитом к недавней знакомой. Набрав её номер и добрые полминуты ожидая ответа, он услышал в трубке недовольный злой голос и слегка неожиданный вопрос: «Что надо?» Определённо, ему не везло с девушками, поскольку все известные ему особы женского пола обожали долгие разговоры ни о чём, но Ирина была единственная, считавшая телефонную связь необходимой лишь для обмена важной информацией.

– Да так, просто хотел позвонить, узнать как дела. Свободна ли сегодня вечером?

– Занята. И сейчас времени нет, так что пока, – и, не дав ему хотя бы для приличия также попрощаться, она повесила трубку.

Раньше, пожалуй, он и оскорбился бы столь неприкрытым хамством, но одно из преимуществ его нынешней бурной деятельности в том и состояло, что на всё остальное позволялось смотреть как на второстепенные, незначительные события, а потому и обижаться на неожиданно злую отповедь явно не стоило. В свой законный выходной от идеи вечер он купил семь – число любви, багрово-красных роз и отправился восстанавливать нарушенную гармонию. Слегка щекотала нервы перспектива встретить за дверью прекрасную особу в компании спутника, но как разделивший любовное ложе он почёл себя вправе явиться без приглашения. Цветы его не произвели особенного впечатления, но сам он, как ни странно, оказался вовремя: на полу стояла початая бутылка вина, горели свечи, а из колонок лилась какая-то индийская бренчащая дрянь с претензией на искусство.

– Это chill-out, нравится? – спросила она его, и, не зная, к чему именно: антуражу, режущему глаза дыму благовоний или музыке относится вопрос, Михаил тем не менее уверенно кивнул. Его усадили на пол, наполнили бокал и нежно погладили по голове. Лишь теперь, глядя в её расширенные зрачки, он понял перемену в настроении Ирины: божественная пыльца наполняла её купавшийся в наслаждениях мозг, и чуть скромный джентльмен с цветами оказался очень даже кстати. Желание слишком явно переполняло томно двигавшуюся, одетую в элегантное платье девушку и на секунду шальная мысль «А меня ли она вообще ждала?» промелькнула в голове Михаила. Впрочем, какая теперь была разница, и, не дав ревности отравить явно приближавшееся удовольствие, он притянул её к себе.

Эмансипированная стремительным прогрессом женщина отчего-то продолжает считать половой акт некоторого рода жертвой, данью или в крайнем случае подарком, который она преподносит мужчине, хотя бы лично её оргазм и был продолжительнее и сильнее, чем у партнера, но так уж, видимо, распорядилась природа, досадно упустившая момент, когда средства контрацепции обеспечили прекрасной половине человечества возможность наслаждаться в полной мере жизнью без перспективы расплачиваться за это рождением и воспитанием многочисленных чад. Выполнив супружеский долг и получив законно причитающуюся ей долю удовольствия, Ирина приступила к следующей стадии всякого равноправного меж-полового общения, по причине которого Михаил и стал когда-то предпочитать общество проституток. Разговор с девушкой, считающей себя правой, что игра в теннис об стенку: как ни старателен и опытен спортсмен, грубый кирпич ему всё равно не одолеть. «Мне так хочется» – для неё уже довод, и почему-то большинство, хоть бы и самых неглупых мужчин, неизменно глотают наживку, выстраивая в ответ пирамиду из логики, причинно-следственной связи и прочей мишуры, противной слуху всякой порядочной женщины. После нескольких тщетных попыток обелить себя Михаил последний раз собрался с мыслями и, подобно хорошему культуристу, на выдохе продолжил: