– Ты ведь понимаешь, что он притворяется? – шепотом поинтересовался Карвер. – Он ни капельки не расстроен.

– Понимаю, – так же тихо откликнулась Бетани. – Но думаю, ему полезно не зазнаваться лишний раз.

Закралась кощунственная мысль о том, что стоит почаще вылезать куда-то со старшими Хоуками. В конце концов, последние месяцы Карвер просидел в НКР, а тут уже успел смотаться к заброшенной базе, перестрелять пару дюжин роботов и разворошить чьи-то секреты…

Будто прочитав его мысли, сестренка негромко заметила, что у их семьи всегда получаются очень занимательные семейные собрания.

Карвер, стерев со щеки кровь, – оцарапался отлетевшим осколком, – умиротворенно вздохнул и приобнял ее за плечи. Бетани, пару минут назад выносившая роботов пачками, улыбнулась и склонила голову ему на плечо. Мышцы уже начинали побаливать, винтовка казалась очень тяжелой, все вокруг пропахло гарью. Мэри отмахивалась от болтовни Гаррета. Потрескивали смертоносные барьеры перед лабораторией на тайной армейской базе.

«Идиллия», – подумал Карвер.

– Получилось! – спустя пять минут возни воскликнула Мэри.

– Отключила? – подпрыгнул Гаррет.

– Ты же видишь, что нет. Диск загрузился. Тут какие-то записи по экспериментам, какой-то доктор Малкольм… Причем тут Хартия? Причем тут Братство? И мы?..

– Да уже не важно, – отмахнулся Гаррет. – Следи за мыслью. Интересы Хартии и Братства сходятся здесь. Точнее, в этой лаборатории. Там есть что-то, очень им всем нужное… И оно сейчас у нас в руках.

– Я хочу все вынести и продать местоположение базы, Бетани нас поддержит, а вот Карвер захочет рассказать все рейнджерам, – быстро прикинула Мэри, поймав идею брата.

– Пусть рассказывает, – с готовностью кивнул Гаррет. – Когда мы все вынесем и продадим координаты. Налетчикам, например, они всегда меня бесили.

– Надо найти каких-нибудь не слишком сильных, а то ребята Карвера могут и пораниться в потасовке.

– Само собой.

Гаррет с трудом удержался, чтоб не хлопнуть ее по плечу и не скрепить сделку радостным «Дай пять, сестренка!» Вовремя напомнил себе, что младшие не дремлют.

– Но сначала… – Мэри уставилась в монитор. – Я хочу понять, кого они здесь держат… Сниму-ка я защиту внутри…

– Отличная идея. И хорошо, что они нас не слышат.

– Вот оно!

Силовые поля никуда не делись.

Зато в глубине лаборатории очнулся некто.

– Это какой-то эксперимент, – стала объяснять Мэри подбежавшим близнецам, – гляньте, тут записи доктора, что-то насчет пересадки мозга, и еще диск… Твою мать, он реально ожил! Он был законсервирован здесь долбаную кучу лет, и он ожил!

Мэри подскочила и буквально прилипла к стеклу, наблюдая, как человек – жертва какого-то непонятного эксперимента, – оглядевшись, побежал к выходу из лаборатории.

– Поля! – воскликнул Карвер.

И тут же закусил кулак – некто, выглядевший как вывернутый наизнанку труп, осел на пол кучкой пепла.

– Он бы все равно не выдержал, – с сомнением пробормотала Мэри. – Куча лет, стресс, шок, все такое… Зато я нашла его имя на этом диске, – она снова вернулась за комп. – Ко-ри-фей.

Память монстра почтили тремя секундами озадаченного молчания.

– Дурацкое имя, – припечатал Гаррет. – Пойдемте выносить ракетницы?..

========== Дыра на руке (Максвелл Тревельян) ==========

Комментарий к Дыра на руке (Максвелл Тревельян)

Я подумала, а что бы было с Инквизитором и как.

Очень много нецензурной лексики.

Он часто-часто дышал, сдирая с ладони ошметки кожи, но дыра не исчезала.

Ебаная дыра на руке – след от укуса, а может, гвоздя из деревянной балки в токсичных шахтах ломаных холмов.

Месяц назад он хреначил по ядовитым лужам, и подошвы резиновых сапог плавились в отходах, как сейчас спусковой крючок под обожженными пальцами, пылающими от передоза радиации и мутагенов как чертова лампа.

После того Вузи из Гекко, наливая бухло в заляпанный стакан, сказал, что его мутировавшим после той вылазки пальцем – новым мизинцем на ноге, – можно кого угодно убить.

Вузи ржал как больной и называл его фон Тревельян, потому что он сиял и распространял, как ебаный ангел. Перси ржал как здоровый и невесело признавал, что скоро ему другого города не останется, кроме как Гекко и, – хм, дай подумать, – может, Брокен Хиллс?

Брокен Хиллс, где никто не испугался обдолбанного ебанавта, – это как алко-или астро-, только летает в собственном ебанизме, – светящегося в темноте. Он подумал про шестой палец на ноге, что уже давно жил своей жизнью, – он все хотел дать ему имя, как Гарольд дереву из своей башки, – такой же зеленый и мясистый, как бородавки шерифа Брокен Хиллс, и это хороший знак.

Они сказали – хэй, ты поможешь, наши мутантские пальцы не справятся с очистителем воздуха, или просто не хватает мозгов для ремонта, а ты мужик бывалый. Они сказали, у нас есть лишние пушки, а он любил пострелять.

Еще они сказали – хэй, парень, сгоняй лучше к Ренеско, он даст защиту. Хуй там, решил он, мы наглотаемся таблеток и вколем хрензнаетсколько-дцатый стимпак в потемневшие вены, в дыры, в которые уже можно вставлять трубки без надрезов и лишних операций и вкачивать лекарство бидонами каждый гребаный день.

И вот – ебаная дыра, но не город, а просто дыра. В ладони. И через нее даже не посмотреть и не поприкалываться. Как будто луж, шахт, тоннелей, заброшенных станций, ручканья с гулями и нью-риновских проституток было недостаточно для подтверждения его исключительной долбанутости.

Вернувшись с шахт, он блеванул на подаренное ружье и решил, что это не самое хорошее начало дня.

Профессора звали Профессор и, осмотрев его и его дыру, он сказал:

– Да ты же чертово оружие, мужик. Ты, блядь, избранный какой-то. Эта хрень в твоей руке потравит даже самого мутантского мутанта.

И поспешно вколол себе рэд-эвей.

Он ушел подальше в пустыню, чтобы спать и убивать насекомых и гекко, а не хороших мутантов, которым и так заблевал полшахты радотходами своего желудка.

Анклаву было посрать на радиацию и интересно, что за хуйня светится в ночи.

Он истратил патроны, стреляя в стыки шлемов и пластин брони.

Он истратил жизни, получая по три пули за каждую свою. Но все-таки добился, что шлем одного, самого высокого – кажется, его звали как-то длинно, на «Х», Хренован или Ханоган, – слетел на землю. Брони у него, кстати, кроме шлема, вообще не было – просто мутант, пусть и анклавский, гора мускулов.

Но Профессор говорил. А Профессор по имени Профессор это как Профессор в квадрате, не может же такой ошибаться.

И он бросился на эту гору.

«Вся моя жизнь была только ради этого», – подумал он, засовывая оплавленную до мяса, излохмаченную в кожаную бахрому ладонь мутанту в пасть. Блядская тварь сомкнула зубы на его костях, и он умирал, капая отравленной кровью и нарочно скопленной во рту слюной на его лицо, на слизистую глаз, потому что такую кожу хрен поранишь, только слизистые и остаются для маленьких вертлявых частиц невнятной хуеты, так прекрасно отравляющей все.

Сдохни, мразь, я Избранный, а ты - нет, забирай всю эту гребаную радиацию, которой так хотел, раз нарастил такую гадскую рожу и такое стероидное тело.

А потом ничего не изменилось, но все закончилось.

Самое хуевое во всем этом было то, что правильная история не дошла ни до кого. Вузи все равно рассказывал, что он убил этого Хреногана – или как там? – ебучим пальцем на ноге.

========== Цветы для Элдриджа (Бодан) ==========

Говорила ему мать… Хм, а впрочем, нет. Это ему говорили все кому не лень, говорили: «Нехрен соваться под землю, жадная ты мразота». Под землей опасно и страшно, там гигантские муравьи и радскорпионы, а еще свинокроты – однажды укуренный траппер даже рассказывал, что один из них говорил с ним человеческим голосом и украл целую пачку сырных печенек.

Но лучшего заработка Бодан не мог придумать – одна удачная вылазка в подземку могла обеспечить месяц, а то и два беспечной жизни. К тому же, он уже привык, научился верить чутью, предугадывать опасность и вовремя сбегать. Трусливо, ну и пусть, он же не герой, он торгаш. Знакомые «герои», за стаканчиком-другим, бахвалились перед ним убийствами, и от героических методов у Бодана кровь стыла в жилах. Например, якудза любили «галстуки» с языком, протянутым сквозь дыру под подбородком. А один киллер называл выстрел с затылка в глаз «цветочком в глазнице». Ушлые головорезы придумывали своим подвигам красивые имена и смеялись, а Бодан вытирал холодный пот.