- Последний раз, Уолдорф, покажи, что у тебя получилось.

Чак забрал ноутбук с коленок Блэр. Та уверенно улыбнулась и посмотрела на него. Молодой человек нажал пару кнопочек, на экране высветилось сообщение об успешном построении графиков. Раздался искренний радостный крик. Блэр бросилась на Чака и обняла его за шею. Он был также счастлив и в ответ обнял её.

- Прекрасно! – радостно сказала она. – Я думаю, что реально смогу сдать это!

- Я знаю, что у тебя всё получится, - он улыбнулся и смахнул прядь её волос с лица. Блэр улыбнулась, осознавая, как близко они находятся.

- Спасибо, - искренне ответила она. – Если бы не ты, то я уже два часа рыдала бы над этими графиками.

- Если ты действительно хочешь поблагодарить меня, то пойдём обедать вместе. Мы пойдём куда угодно. Просто назови место.

Блэр оставалась всё в том же положении: её руки обёрнуты вокруг шеи Чака, он держит её за талию, прижимая к себе. Она хотела сказать «нет», но всё её существо кричало, что надо соглашаться.

- Но у меня опять есть условие.

- Говори, конечно.

- Ты позволишь мне заплатить. Это будет моя благодарность за твою помощь.

- Ты не должна благодарить меня больше, - Чак покачал головой. – Я был рад помочь.

- Чак, - начала она.

- Хорошо. Хорошо, Блэр, ты можешь заплатить, - он знал, что нет смысла её переубеждать. Может, она сломается через некоторое время. Ведь они находились на расстоянии куда ближе того, что она объявляла в начале обучения.

- Итак, идём есть суши. Дай мне десять минут, чтобы собраться.

Пока её не было, Чак достал телефон и заказал столик в любимом японском ресторане Блэр. Затем он занялся проверкой своей электронной почты, понимая, что десять минут во времени Блэр – это тридцать минут в его времени. В лучшем случае двадцать.

Через час Чак и Блэр сидели напротив другу друга, в очередной раз наслаждаясь чувством, как легко обедать наедине. Они говорили об Амелии, об утках и о произошедшем за последнее время в мире. Чак был готов слушать Блэр бесконечно, её голос был буквально музыкой для его ушей.

Официант принёс суши, начался их стандартный разговор о том, как Чак съедает столько васаби, а Блэр угря.

- Как Лили? – осторожно спросила Блэр примерно на середине трапезы. – Я хочу знать, как у неё дела действительно, без всяких пустых надежд. «Всё будет хорошо» постоянно говорит Серена, а «Мы надеемся на лучшее» - коронная фраза Хамфри. Скажи мне, как всё на самом деле.

- Ей плохо, - Чак перемешивал остатки своего супа, - действительно плохо. Я сомневаюсь, что станет лучше. Конечно, Серена и Эрик надеются на чудо, но оно не случится. Я проверял доктора Ван дер Вудсена, он ставит действительно верный диагноз. Новые таблетки, выписанные им, я отправляю на свою экспертизу. Он действительно пытается помочь. Но надежды у нас почти нет, даже если мы очень хотим её видеть рядом.

Блэр не смогла сдержать слезу. Лили была связана с таким количеством близких Блэр людей: Чаком, Сереной, Эриком. В последнее время даже отношения Блэр с Дэном немного наладились.

- Как ты справишься с этим? – мягко спросила она. – Я знаю, как много Лили значит для тебя.

- Это ещё одна серьёзная потеря, - вздохнул Чак и пожал плечами. – Я привык уже. Или, по крайней мере, должен был привыкнуть.

Блэр не удержалась, протянула свою руку через весь стол и вложила её в большую ладонь Чака.

- Никто не должен привыкать к потерям, - прошептала она. – А ты итак уже достаточно настрадался, на всю жизнь хватит.

- Но есть потери, которые ещё больнее других, - сказал он, глядя в глаза Блэр.

- Чак, - вздохнула она, не готовая продолжить этот разговор.

- Как дела у Элеонор? – он сменил тему, а также позу, что позволило избавиться от руки Блэр. Конечно, он мог бы просидеть так несколько часов подряд, но решил остановить себя.

- Она в Париже, конечно, - ответила Блэр. – Где ей быть ещё?

- Да, не долгий же у нас разговор о родителях выходит, - прокомментировал Чак.

Как он надеялся, что последние неудачи Элеонор в бизнесе позволили ей поговорить с дочерью хотя бы по телефону или через Интернет. Отец Блэр и Роман прислали ей гигантский букет цветов. Чаку же ничего не осталось, кроме как остаться одному. Его собственная мать умерла при родах, его отца чаще можно было встретить на страницах журналов, чем в родном доме, а недавно появилась женщина, которая выдавала себя за его мать. И только Лили была похожа на настоящего родителя больше, чем трое вышеперечисленных вместе взятые.

Пока Блэр выходила в дамскую комнату, Чаку удалось оплатить весь счёт по своей карточке.

Через пару часов он лежал на кровати, завернувшись в шёлковую пижаму. Правая щека горела в том месте, куда его поцеловала Блэр, ещё раз поблагодарив за помощь с экономикой и упрекнув за оплату обеда. Чак взял со стола дневник отца, к которому не прикасался с того дня, когда Лили передала его ему. Его день рождения.

19 мая 1991.

Она ушла.

Ребёнок в порядке.

Чак нахмурился. Он надеялся, что это не всё и какие-то детали и объяснения будут дальше. Разочарованный, он перелистнул страницу.

21 мая 1991.

Сегодня я выполнил просьбу Эвелин и забрал Чарльза домой из больницы. Две вехи моей жизни пересеклись. Огромное горе из-за потери Эвелин уничтожает меня. Я не знаю, как жить дальше без неё. Не знаю, как жить без её материнских инстинктов. Мои родители отдавали всё Джеку, я не получал достаточного внимания от них. Я не знаю, как быть отцом. Но знаю, что этот мальчик нуждается в моей заботе. Няню я уже нанял, она переедет к нам. И я буду стараться делать всё, что могу.

Думаю, что придёт день, когда надо будет рассказать Чарльзу, что произошло с его матерью. Её сердце не выдержало стресса от кесарева сечения. Она прожила ещё несколько часов. Даже несколько минут подержала Чарльза на руках. Я успел сделать несколько фотографий. Когда-нибудь боль притупится и я велю напечатать их.

Чак рассеяно постучал по страницам, стараясь вспомнить, видел ли он эти фотографии. Он не помнил их. Надо спросить у Лили, не находила ли она чего-то подобного среди вещей отца. Затем Чак подумал, что Барт так и не напечатал их. Следующая запись была сделана через большой промежуток времени после предыдущей. Чак полагал, что настроение Барта должно хоть немного улучшиться.

31 октября 1991.

Сегодня Хэллоуин. Няня решила, что Чарльзу уже нужен костюм. Она нарядила его в рыцаря, костюм был очень велик ему. Это выглядит мило.

Чак фыркнул от того, что его отец использовал слово «мило» для описания сына в костюме рыцаря.

Именно этот случай напомнил мне о дневнике, я решил вернуться к моим писаниям. Интересно, что бы Эвелин надела на него в этот праздник? Уверен, она бы нашла что-нибудь подходящее даже для беззубого мальчика.

Няня говорит, что Чарльз хороший ребёнок. Мне порой кажется, что он любит её больше меня. Может, от того, что она кормит его больше, чем я. Я пытаюсь, но он плачет, приходится отдавать его ей. Интересно, может он считает, что няня – это его мать? Или он чувствует, что я скучаю по его матери, и это тревожит его? Младенцы же хорошо воспринимают такое, правда?

Чак читал до поздней ночи, полностью погрузившись в рассказы о своём детстве, которых раньше он не слышал. Басс всегда думал, что для отца не важны все семейные праздники, поэтому сильно удивился, найдя заметку о том, что Барт взял выходной, чтобы провести с сыном Рождество. Также Чак обнаружил запись о своём первом Дне рождения, на который отец пригласил огромное количество народу. В записи значилось, что также был приглашён фотограф, но этих фотографий Чак тоже никогда не видел.