Но я думала, что он мне нравится.

Глядя на него, я все еще испытывала это чувство, когда телефон, лежащий рядом, зазвонил.

Я посмотрела на него и увидела, что это Микки.

Я схватила телефон, мои глаза устремились вверх, но ничего не увидели. Телевизор был включен, Оден отдыхал.

Я ответила на звонок, поднесла телефон к уху, отложила ноутбук в сторону и сказала:

— Привет.

— Привет, я вернулся. Твой парень все еще там?

— Да

— Он проведет здесь ночь?

— Нет

— Когда он уйдет, напиши мне. Когда мои дети лягут спать, я напишу тебе и попрошу прийти.

О нет. Звучало не очень хорошо.

— С тобой все в порядке? — спросила я.

— Ни капельки.

Голос у него был несчастный.

— Хорошо, я… у нас есть план.

— Да, и просто к слову, дела у тебя с детьми идут туго, но подумай о том, когда ты сможешь меня с ними познакомить, чтобы я не терял тебя, пока они будут находиться у тебя, и если я позвоню, ты не будешь говорить со мной так, будто едва меня знаешь.

Да, он был несчастлив.

— Мы это обсудим, — пообещала я.

— Да, так и сделаем. Напиши, — приказал он.

— Хорошо.

— До скорого, — сказал он и отключился.

Я отняла телефон от уха и снова посмотрела на диван.

Оден не двинулся с места.

Я отложила телефон в сторону, схватила ноутбук и отправила электронное письмо мебельщикам из Нью-Гэмпшира. Потом отложила его в сторону, и пошла мыть посуду.

Едва я успела начать, как Оден позвал:

— Помощь нужна?

Я посмотрела на него и увидела, что он встал и смотрит поверх спинки дивана.

Мой красивый мальчик, мой хороший мальчик — больше не ребенок.

— Досматривай шоу. Здесь особо нечего делать. Я в порядке, — отозвалась я.

Он кивнул и снова исчез.

Я помыла посуду. Оден закончил смотреть шоу, удалил его и собрал книги. Он сказал, что ему пора, и я проводила его до двери гаража.

Когда мы были там, я посмотрела в его светло-карие глаза.

— Передавай «Привет» сестре.

— Будет сделано, мама. Я приду еще, да? — спросил он.

— В любое время, милый. Это и твой дом тоже.

Он улыбнулся мне, наклонился, поцеловал в щеку и ушел.

Я смотрела, как он выезжает, видела, как опускается дверь гаража, а потом вошла в дом и направилась прямо к телефону.

Оден ушел, написала я Микки.

Какое-то время я не получала ответа, а затем: Килл уже лег, но Эш все еще не спит. Подожди.

Я ждала, прошло еще немного времени, и, наконец, пришло:

А теперь иди сюда.

Я не тратила много времени на то, чтобы добраться до него.

Не успела я дойти до обочины на своей стороне дороги, как увидела открытую входную дверь Микки, и его темную фигуру в проеме.

Я уже собиралась подняться к нему на крыльцо, когда он заметил:

— Ты не накинула куртку.

— Твой дом через дорогу.

Он не ответил. Просто выглядел раздраженным, потянулся ко мне и схватил за руку.

Он втащил меня внутрь и закрыл дверь, затем потянул меня в сторону, где стоял шкаф с одеждой. Он отпустил меня, открыв дверцу.

— Микки, — прошептала я.

— Веранда, — прошептал он в ответ.

Причина, по которой мне нужно было пальто.

Он схватил огромный брезентовый плащ и протянул его мне. Я накинула его на плечи и утонула в нем, а Микки был одет только в одну из тех привлекательных толстовок с высоким воротником и молнией у горла, он нашел мою руку под длинным рукавом, и потянул через дом на заднюю веранду.

Он остановил нас у перил рядом с грилем. Ночь была темная, воздух холодный, мы были так далеко от его спящих детей, как только могли, и мне было очень не по себе.

— Что происходит? — спросила я, все еще шепотом.

— Как я уже сказал, я разговаривал с Рианнон после того, как день рождения Килла пошел ко всем чертям, — сказал он.

Сказал.

С запозданием.

О последнем я не упомянула. Я только кивнула.

— Я ей тогда сказал, что это не круто, и я такого не потерплю, и к чему это все может привести. Я сказал ей, что она должна назвать мне чертовски хорошую причину, почему это дерьмо произошло, причину достаточную для того, чтобы не держать детей подальше от нее и в безопасности со мной.

— И что она сказала? — надавила я, когда он замолчал.

— Если можешь поверить в это дерьмо, которое было немыслимым тогда, но стало еще более немыслимым на следующий день после того, как ее остановили за езду в нетрезвом виде, она сказала, что ей пришлось выпить на работе. Так как кто-то куда-то уходил. Она слишком много выпила, поэтому не хотела садиться в машину. Сказала, что написала Эшлин, а Эш ничего из этого дерьма мне не передала, хотя моя девочка проверяла телефон около семисот раз, когда мы сидели в «Навесах».

Единственное, что я смогла придумать, чтобы сказать, было:

— Ох, Микки.

— Когда я попросил ее объяснить, почему она не связалась после этого с сыном, она сказала, что по его возвращении у нее запланирован грандиозный запоздалый день рождения, и она не хочет его испортить. И она действительно устроила большой праздник. Хотя, планировала ли она его до того, как я ткнул ее носом, никто не знает.

— Оправдания, — пробормотала я.

— Совершенно верно, — согласился он. — А сегодня вечером я позвонил ей и спросил, какого хрена происходит и все это дерьмо просачивается в жизнь наших детей. А она, мать ее, сказала, что я должен отозвать моего приятеля. Ей не понравилось, что я устраиваю ей подобную херню, выставляя плохой в попытке украсть у нее детей.

Я ошеломленно уставилась на него и спросила:

— Что?

Он коротко кивнул.

— Так сказала эта стерва.

— Твой приятель?

— Курт, — отрезал он. — Он шериф и мой друг. Хороший друг. Мы знакомы довольно давно, и весьма близки. Но он не был тем, кто ее остановил. Он был тем, кто в предыдущий раз не пришил ей вождение в нетрезвом виде, так как это случилось с ней впервые, но также и потому, что он мой гребаный приятель, но, видимо, про эту часть она забыла.

— Так… значит… — пробормотала я. — Значит, она делает вид, что ты нацелился на нее в попытке получить опеку над детьми, в то время как ты не имел никакого отношения к тому, что ее поймали за вождение в нетрезвом виде?

Он стиснул губы, но все же выдавил из себя:

— Так она все представляет. Назвала это моим «великим планом». Сказала, что уровень алкоголя в ее крови был ничтожно мал, что доказывает, что я охочусь за ней и втянул Курта в это дерьмо, и если они попытаются занести это в ее личное дело, она будет бороться. Еще она сказала, что я начал этот план еще до того, как мы расстались. Сказала, что если я не отступлю, не перестану лавировать, она будет драться со мной зубами и ногтями. И еще сказала, что если я попытаюсь спрятать от нее детей, она арестует меня за похищение.

— О боже, — выдохнула я.

— Угу, — буркнул он.

Теперь я поняла, почему он был так несчастен.

— Микки, — я схватила его за руку и крепко сжала, — я не знаю, что сказать.

— А что тут скажешь? — спросил он, поднимая наши руки и прижимая к своему сердцу, когда придвинулся ближе ко мне. — Я влип. Снова позвонил Арни. Адвокату.

Я молча кивнула.

— Он сказал, что речь пойдет о признании ее неспособной воспитывать детей. Мне придется обратиться в полицию. Им придется все проверить. Мне нужны доказательства. Показания свидетелей. Запись о вождении в нетрезвом виде — это что-то, но ее недостаточно. И дети вполне взрослые, чтобы оказаться втянутыми в это дело. Им придется говорить гадости о своей матери.

— Это не гадости, если это правда, — осторожно сказала я.

— Ты совершенно права. Но ты бы хотела, чтобы твои дети сидели с каким-то хреном, которого они не знают, и говорили, что их отец — изменщик и мудак?

Нет, мне бы этого не хотелось.

Я отрицательно покачала головой.

— Нет, — отрезал он. — Так что у меня есть два варианта: держать детей подальше от нее и готовиться к любому дерьму, которое она мне подбросит. А она в бешенстве, Эми. Она встала на дыбы и так глубоко погрузилась в отрицание, что удивительно, как она еще дышит. Или отправить детей к ней и ждать, когда случится очередная херня, возможно, это станет чем-то, что ранит детей по-новому, и что я не смогу исцелить.