– Какие будут указания?

– Сюда перебрасывают части с южного фронта, но не все успеют к их приходу – дороги размыты талыми водами. Я хочу собрать отряд, пройти вперёд и посмотреть, что там творится.

– Да, господин майор.

– Негоже, конечно, тревожить людей и афишировать свои манёвры. Но я лично заинтересован в этой крепости, так что присоединюсь к разведке и выясню всё о движении войск. Останешься за главного. Всё как обычно – Гора должна функционировать в штатном режиме. Солдат я уже отобрал, твоих оставлю при тебе, вместе управитесь. Займитесь рекрутами, они не закончили обучение.

Конмаэл был удивлён, но не стал этого показывать. Прорыв линии фронта был вполне ожидаем: перетягивание каната не могло длиться вечно. Секундный укол совести – он осознал, что не испытывает по этому поводу никаких чувств, ни сожаления, ни страха. Всего лишь слегка изменилась данность, значит, он будет работать в новых условиях.

– Когда вы уходите?

– Через два дня будет поставка провианта, с ним привезут оружие и патроны. Тогда и пойдём. И ещё кое-что, Форальберг. На верхнем уровне в камере заключён один из рекрутов. Займись им. Не мне тебе объяснять причины и следствия.

Конмаэл кивнул, не вдаваясь в обсуждения: уж это ему было яснее ясного.

Георгий Таубе помрачнел и казался рассеянным. Тень, окружавшая его фигуру, стала плотнее, а плечи ссутулились. Очевидно, он был не так равнодушен к прорыву фронта.

Вечером того же дня Конмаэл собрал своих подчинённых в библиотеке. Вокруг больше никого не было, тусклый свет ламп едва разгонял темноту.

Все тринадцать человек молча слушали своего командира. Конмаэл сухо передал им информацию, распределил обязанности. Майор хотел забрать с собой многих солдат, и тем, кто оставался, теперь предстояло заниматься с рекрутами ещё пятнадцать дней, до конца их обучения. В целом никаких существенных изменений не было, но солдат охватило напряжение, они заняли свои головы мыслями о вражеском наступлении. Конмаэл распорядился раздать на ужин вино.

После трапезы он вышел развеяться на крепостную стену, постоял там недолго, выдыхая пар и ощущая кожей последний зимний холод – прозрачный и резкий в подтаявшем воздухе. Подошёл Матей.

Похлопав по карманам, он достал пачку с сигаретами и предложил одну Конмаэлу. Тот лишь покачал головой, Матей закурил.

– Забрал у старого Арона. Дед так и шарит по карманам мертвяков, ему руки отруби – всё равно будет их обчищать. Как будто у них много ценностей.

Конмаэл не ответил, продолжая смотреть в тёмную даль.

– Ты у нас, стало быть, теперь главный? – Матей усмехнулся и слегка толкнул его в плечо.

– Через пару дней. И это временно.

– До какой же поры? Покуда бои не докатятся до нас? Слыхал я про одного ихнего генерала, говорят, его солдаты что демоны, лица в крови, глаза горят – страха не ведают. И этот генерал во главе, в первых рядах. Сметают всё на своём пути. Как знать, может, именно он наступает? И сровняет проклятый холм с землёй.

Капитан не спешил с ответом. Он живо представил себе армию нечисти, в крови и пламени, огромной волной накатывающей из темноты.

– Тебе бы этого хотелось?

Матей удивлённо глянул на Конмаэла:

– Чего? Чтобы тут всё сгинуло в болото? – Он почесал затылок, захваченный вопросом врасплох. – Да пожалуй, что нет. Чего мне? Работа непыльная, место годное. Отстоим, так всё и останется, а нет – тогда какая разница… А чего ты спросил?

Капитан отрицательно покачал головой и отвернулся.

Матей молча курил. Облако дыма, чётко очерченное в спокойном холодном воздухе, нехотя отлетало в сторону и постепенно растворялось. Очень далеко и очень редко у линии горизонта загорались вспышки, такие мимолётные, что это казалось игрой воображения. Но за ними следовали раскаты грома.

– Я не был в бою, – бросил Матей упрямо, словно вонзаясь этой фразой в ледяной уступ, с которого боялся соскользнуть. Конмаэл никогда не видел, чтобы сержант признавал смущавший его страх.

– Я тоже не был, Матей. Но разве это важно?

– Расстрел – дело подлое для бойца. Знай себе спускай крючок да пали, считай, по мертвяку. А в бою? Они же там живые, капитан. Стреляют в ответ. Как тут быть?

Конмаэла это позабавило. «Они там живые».

– Нет живых. Ни здесь, ни в бою. Все мы мертвяки. Где курок спускать – всё одно. Хоть в голову себе спускай.

Матей с сомнением нахмурил густые брови, отчего стал похож на суровое древнее божество.

– Ты чего это? Думаешь, всё одно, что им в голову, что себе? Коли так мыслишь, что же ты сам себе пулю не пустил?

– Не уверен, что после этого стало бы лучше.

С этими словами Конмаэл развернулся и ушёл, как делал это всякий раз, когда разговор ему надоедал.

Оставив позади общий зал, где повеселевшие от вина подчинённые громко смеялись, он прошёл к себе в комнату и рухнул на кровать. Он ощущал усталость, не тяжёлую, но неприятную, как повреждённая эмаль на зубах. Она теперь была с ним всегда, хоть он почти вдоволь ел и спал. Еда была пресной и давно перестала волновать его вкус. Редкие сны стали единственно доступной отдушиной, которая возвращала его в мир, полный красок и эмоций, почти забытой радости и волнения. Только там он ощущал жизнь, пусть это и не было жизнью вовсе.

Взрывы гремят вокруг. Кромешная тьма не даёт различить, что творится. Слышны лишь громкие раскаты, и как будто вибрации проходят по всему телу. Вспышка, две, три. Белая, оранжевая. Потом вдруг зелёная, сиреневая. Сердце стучит неровно, иногда останавливаясь, и тогда очень не хватает воздуха.

Смех и аплодисменты доносятся со всех сторон, из мрака выплывают улыбающиеся лица. Бал в поместье Блажевского, ну конечно же, и фейерверк по случаю наступления нового года.

Запах гари тут же растворяется, тревога уходит. Праздник, не сражение. И хоть толки о Девятом переделе усилились, он это точно знает, но час ещё не пробил.

Ему светло и немного щекотно внутри – такая лёгкость живёт в нём. В большом зале стоит высокое еловое дерево, украшенное гирляндами и шарами, повсюду запах свежей хвои и подогретого вина. Люди красивы, они танцуют вокруг него и будто вовсе не касаются пола ногами, плывут по воздуху, словно призраки, духи ушедшей эпохи. Он не слышит музыки, но узнаёт мелодию – он различает её по движениям кружащихся пар. Бегают дети в масках – они шалят чуть больше дозволенного, иногда толкая взрослых. Ребёнок лет пяти в тёмно-синих бархатных штанишках, кружевной рубашке и в маске рыжей собаки или лисицы следит за ним. Прячется, выглядывает из-за дерева, смотрит на него и хохочет, чисто и звонко.

Конмаэл чувствует, что должен сей же час обернуться.

Повиновавшись себе, он видит, как в зал заходит Шивон. Она хороша собой, настолько, чтобы быть достойной нести счастливое знамя сегодняшнего вечера, и вести за собой всеобщую радость. Она держит под руку мужчину, тот облачён в военную форму, молод и горд. Он должен знать его, нет смысла представлять их друг другу, но теперь он впервые видит его, теперь он чужой.

– Господин Форальберг! Доброго вам вечера. – Шивон непривычно любезна.

– Доброго, госпожа Коттон. Я рад вашему обществу. – Он должен его знать, как же так вышло, что он позабыл?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.