– Вот так цены?! – искренне удивился оперативник. Он вспомнил, сколько стоит хорошая породистая лошадь в его время, и спросил просто так ради интереса:

– А сколько стоит бутылка водки?

– Ты про какую спрашиваешь? Красноголовка в лавке 40 копеек стоит, – со знанием дела ответил Иван.

– А что еще какая-то есть? – почесал кончик носа Рябинин.

– Белоголовка. Вот то водка, так водка, слеза, а не водка, двойной очистки, – облизнулся Иван. Пьешь и душа радуется, а еще с хрустящим огурчиком, да с сальцом, да с зеленым лучком… Проглотил громко слюни Иван. – Та дорогая зараза, – 60 копеек за бутылку.

– А икра черная? – в шутку спросил Рябинин.

– Высшего сорта? – взглянул тот на Рябинина, – очень дорогая – 2 рубля 80 копеек за килограмм. Третьего подешевле – 80 копеек.

– Здорово! – с завистью вздохнул Рябинин.

– Чего здорово? Дороговизна одна. Хорошо хоть хозяйство есть, а то голодали бы детишки. Вон двоюродный брат в городе на фабрике работает, в бараке живет, двадцать рублев зарабатывает. И то у него заработок хороший, он мастер великий, а у других и того меньше. Как жить? – начал жаловаться на жизнь Иван. – У него тоже четыре рта и все девки. Замуж никто не берет бесприданниц. А старшой уже двадцать второй год пошел…

– Ладно, – перебил его оперативник, – идем к этим братьям Титовым кажется?

– На кой ляд мне к ним идти? – не понял Иван.

– Спросим кому они лошадь твою продали? – пояснил Рябинин.

– А откуда ты знаешь, что это они? – с недоверием посмотрел на оперативника тот.

– Пошли, по дороге расскажу, – направился к воротам Егор.

Шли недолго, за поворотом третья хата с права, с перекошенными ставнями и облезлой камышовой крышей и была «пентхаусом» братьев Титовых. Из хозяйства были только две курицы с петухом и хромой пес, который поднял лай, как только Рябинин с Иваном показались на дороге.

– Васька! Кузьма! – позвал братьев хозяин пропавшей лошади. – Где вы дармоеды?! Подите сюды, дело есть!

С заспанными глазами и свежим перегаром выкатился из избы один из братьев:

– Чо надо? – забегали его маленькие глазки переходя с Ивана на Рябинина. – Какое такое дело? Занятые мы сегодня!

– Хто тама? – послышался другой голос из избы.

– Добродетель наш явился, на работу хочет позвать, – обернувшись к двери отозвался первый.

– Ты Васька не артачься, а поди сюды! Коли тебе наше благородие велит, – напирал Иван.

Из избы пошатываясь вышел Васька.

Братья были разные: Василий был худой, высокий с копной рыжих спутанных волос, Кузьма темно русый, невысокий с небольшим выпуклым животом и глубокими залысинами.

– Ну, сказывай, чо приперся? – обратился он к Ивану.

– Кому лошадь продали? – переключил разговор на себя Рябинин.

Кузьма скосил свои маленькие глазки в сторону брата и парировал:

– Какую лошадь, господин хороший? Никакую лошадь в глаза не видывали…

– А лошадь такая: – стал описывать пропажу оперативник, – гнедая, по кличке Ласточка, примет особых не имеет, разве что подковы новые.

– Не брали мы ни какой лошади, – стал оправдываться смекнувший в чем дело Василий. – Вот те крест! – перекрестил он свое голое пузо.

– Зря Бога гневишь, – не поверил ему Рябинин. – Все улики против вас.

– Х-х-то, против? – зычно икнул Кузьма.

– Улики, – повторил оперативник. – Первая, – начал он загибать пальцы, – на что пьем, гуляем?

– Ты-к-к это… – стал усердно думать Кузьма, так что на его лбу появились маленькие капельки пота, – именины справляем… – Не придумал он ничего лучше.

– А что пьем? Разрешите посмотреть, – направился Рябинин прямиком в хату, отодвигая стоящего в проходе Василия. А про себя подумал: «здесь я лицо неофициальное, а они наверняка о санкции прокурора ничего не знают, жалобу не напишут».

На столе стояла недопитая бутылка водки, рядом в миске лежала квашенная капуста, шмат подтаявшего сала, хлеб, непочатая баночка леденцовых конфет. «Монпансье» прочел Рябинин на ней.

– На сладенькое потянуло? – с пониманием взглянул он на жестяную баночку.

Под столом валялись еще три пустые бутылки из-под водки и жирная оберточная бумага. Рябинин поднял ее двумя пальцами поднес к лицу и как пес понюхал.

– Рыба копченая, – определил он по запаху съеденный братьями деликатес, ранее завернутый в бумагу.

– Иван, посчитай на сколько денег потянет это пиршество? – обратился Рябинин к хозяину пропавшей лошади.

– Рубля на три с полтиной, – оценил тот.

– Это хорошо! – улыбнулся оперативник. – Что все не потратили, а то как цыганам долг за лошадь возвращать будите?

– Какую такую лошадь? – бегали испуганные маленькие глазки Кузьмы.

– Гнедую, по кличке Ласточка, – снова спокойно повторил Рябинин, и загнул второй палец:

– Улика вторая, – поднял он лапоть лежащий у печки. Достал из внутреннего кармана блокнот, вынул из него веточку рябины и зарисованный рисунок лаптя. Размер и рисунок совпали. – Отпечаток этой обуви был оставлен преступником, который спрыгнул с забора во двор потерпевшего. Рисунок идентичен, размер обуви тоже. Показал Рябинин свой рисунок и подошву лаптя Василию, чьи ступни были длиннее и уже стоп брата. Из чего тот сделал вывод, что лапти принадлежат именно ему.

Василий замотал головой.

– Не… – не успел он закончить фразу.

– Улика третья, – продолжал загибать пальцы Рябинин, – тот, кто следил, когда хозяева улягутся спать, и доступ к лошади будет свободен, сидел на дубе, растущем у забора, и когда он с него слазил то зацепился за сухой сук, и вырвал клочок штанов – достал из блокнота клочок грубой ткани оперативник, и приложил к дыре на штанине Василия.

Клочок и дыра совпали.

– Улика четвертая, – вновь загнул палец оперативник, – тот, кто выводил лошадь, хорошо знал где она находится, как запирается. Еще он также хорошо знал хозяйскую собаку, а собака знала его, поэтому и не залаяла, и не бросилась на вора. Лошадь тоже хорошо знала вора, поэтому спокойно пошла в поводу у него не сопротивляясь. Из чего можно сделать вывод, что вор, человек вхожий в дом, а кто как не работник, который часто помогает по хозяйству является для животных «своим», не вызывающим подозрения.

–  И как же вор, вывел лошадь, а калитку закрыл за собой? – подбоченился ухмыляясь Кузьма, явно рассчитывая на то, что сбил с толку Рябинина.

– А вот, ты и попался! – тоже ухмыльнулся оперативник. – Откуда ты знаешь, что преступник закрыл калитку? Я об этом не говорил.

– И наконец, улика пятая… – протянул оперативник, нарочно делая паузу. – В отверстие задвижки была вставлена конопляная веревка, – Рябинин подошел к Кузьме и резким движением развязал на нем что-то вроде кушака, поддерживающем штаны. Внимательно разглядел его, достал из блокнота несколько ниток, приложил их к кушаку и продолжил, – вот что и требовалось доказать. Здесь как раз не хватает одного вплетения. Вор, оторвал веревку из этого «ремня», продел в отверстие, спокойно вывел лошадь открыв засов изнутри, а потом с помощью веревки вставил засов обратно находясь с наружи.

– Где лошадь?!! – закричал неожиданно он, переполошив братьев. – Я пока без санкции прокурора вас спрашиваю, и пока без конвойных. На каторгу захотели? – вспомнил Рябинин уроки истории и уголовное право по соборному уложению, которое изучал в институте.

– Прости, ваше благородие! – повалился на колени перед Рябининым Кузьма, – бес попутал! Мы ее к цыганам свели прошлой ночью, а потом пили. Не погуби, не надо каторги!

– Мы все отработаем! – тоже повалился на колени Василий.

– За сколько продали? – уже более спокойно спросил Рябинин.

– За сорок р-ублёв, – икнул Кузьма.

– Вот изверги окоянные! Вот я вам сейчас душу и выну, – стал засучивать рукава Иван, готовясь к мордобою.