— Иди к чёрту! — Зимина вспыхнула от возмущения и, вместе с тем, от значимости случившегося события. Ей казалось, что вместе с Карповым уходит целая эпоха, он единственный человек, который связывал её с прошлым, когда все они были по-своему счастливы.

Само звучание его голоса сегодня вернуло ее в те далёкие времена. Сердце у Зиминой вдруг заныло от воспоминаний и усталости, когда она подумала о том, какой длинный тернистый путь им пришлось пройти вместе. Они смотрели друг другу в глаза, и между ними лежало безвозвратно упущенное время, которое они так бездумно провели.

***

Паша который день не находит себе места, видя, как Зимина в последнее время приезжает и уезжает в отдел в гордом одиночестве. А когда Савицкий случайно проболтался ему, что в жизни начальницы нет больше никакого доктора, в Паше вновь вспыхнули, задвинутые им же, чувства. Он никак не может понять, почему эта женщина, много старше его, не обладающая какой-то особой красотой, так упрямо засела в его сознании. Сколько девушек было в его жизни, но ни одна из них не заставляла его прислушиваться к своим шагам, разглядывать себя со стороны, наблюдая словно кот за мышиной норой, и вздрагивать, когда она вдруг оборачивается и ловит в глазах его напряжённое, взволнованное ожидание. Ожидание понимания. Даже Катя, которая, казалось, была ему небезразлична, никогда не вызывала в нём подобную одержимость. По-другому и не назовёшь. А любил ли он Катю? Ткачев часто задаётся этим вопросом. Может, это жажда мести настолько затуманила ему разум.

И когда в очередной раз Ирина Сергеевна прошла мимо него, бросив курящим на улице подчинённым, среди которых был и он, безликое «до свидания», Паша больше не в силах удержать себя на месте. Он нервно затягивается, выбрасывает недокуренную сигарету и стремительным шагом направляется вслед за ней, тем самым вызывая недоумение у стоящего рядом Ромы.

— Ирина Сергеевна, — догнав её у машины, Ткачёв загораживает ей путь к двери, — Давайте я вас подвезу.

Зимина удивлённо вздёрнув брови, едва сдерживает улыбку, — Паш, я вроде давно уже перестала нуждаться в сопровождении, — она подходит ближе к нему и, мягко касаясь плеча, пытается его подвинуть.

У Паши всё кипит внутри. Её спокойствие и обращение с ним, словно с ребенком, доводит его до исступления. Он встал, как вкопанный, не позволяя ей пройти дальше. Ему уже наплевать на косые взгляды коллег. Но следующая реплика начальницы, которая резко поменялась в лице, заставила его очнуться.

— Ткачёв, иди работай! — Пашу словно облили ледяной водой. Сознание вмиг прояснилось. Она смотрит, словно сквозь него, будто он пустое место, досадное препятствие на её пути. Он неуверенно делает шаг в сторону и наблюдает за тем, как она скрывается в салоне автомобиля, и даже не оборачиваясь в его сторону, трогается с места.

Проходя мимо коллег, Ткачёв слышит насмешливый голос Карпова.

— Что, Паш? Оперское проклятье?

Паша смерил начальника ненавистным взглядом и зло ответил, — Да пошел ты!

— Справедливо, — задумчиво произнес Карпов. Он пожал руки своим подчинённым, теперь уже бывшим, и направился к машине.

Что-то в мире было уже не так, в воздухе чувствовалась мрачная неприятная тревога. У Карпова было такое ощущение, что всё вернулось на круги своя. Он снова оказался в той точке, с которой начал свой жизненный путь. В один миг всё обнулилось, жизнь обнулилась. Никогда прежде он не занимался самоанализом, а уж тем более не пытался понять свое состояние. Стас потерял любимую работу, но в общем-то он в состоянии и это вынести, как справлялся с другими неприятностями и сокрушительными потерями.

Должность, звание, деньги — оказались пылью, обманчивой мишурой, которые в одно мгновение перестали для него существовать. И самое интересное, что он не чувствовал ни боли, ни обиды, ни страха. Свобода. Вот, что заполняло его изнутри. Никогда прежде Карпов не знал подобного ощущения. Отныне он свободен от системы, от материальных ценностей, от никому непонятных условностей. У него ничего нет, но это его нисколько не пугает.

На мгновение ему даже показалось, что и прошлые грехи тоже обнулились. Но нет, человеческая память, к счастью или к сожалению, не имеет такой функции. Память — единственное, что будет отныне связывать его с прошлой жизнью.

— Может, не так уж и страшно быть человеком, — усмехнулся сам себе Карпов, глядя в зеркало заднего вида, постепенно набирая скорость и вливаясь в поток машин.

========== 62 ==========

Полковнику никто не пишет…

Полковника никто не ждет…

Сегодня выдался особенно морозный день. Карпов засунул покрасневшие от холода руки глубоко в карманы. Путь от метро до дома был неблизким. Яркий свет привлёк его внимание, и он решил заглянуть в неприметное кафе с целью поужинать, потому что в его холодильнике кроме пельменей ничего не было. Машину пришлось продать, деньги заканчивались стремительно быстро. С работой тоже было туго. За эти три месяца он сменил пять мест. Сегодня Карпов в очередной раз сцепился с начальником, хотя продержался там рекордные две недели, в отличии от прошлых попыток, когда уходил чуть ли ни на второй день.

Хлебая солянку, которая так приятно согревала изнутри продрогшее тело, Стас думал о том, что работать в охране больше не будет. Он — мент до мозга костей, хоть и списанный, бывший, какой угодно. Он всю жизнь давил и презирал всякую шваль, и подчиняться уркам, случайно выбившимся в люди, не сможет, даже если придется сдохнуть от голода. Недавно его угораздило устроиться начальником охраны к одному местному авторитету, которого он, будучи ещё старлеем отправил мотать десятку на окраины нашей Родины. Так тот, признав его, даже обрадовался и стал демонстрировать друзьям, что бывший мент, полковник полиции, теперь сторожит его. В итоге, всё закончилось как обычно. Карпов снова без работы, да ещё со сломанным ребром. Одно его успокаивало, что тот не досчитался не только рёбер, но и зубов.

Порой возвращаясь домой после очередной неудачной попытки трудоустроиться, он мог неделю не выходить из квартиры, выкуривая за это время блок сигарет, тупо уставившись в телевизор. Свобода, которой он так поначалу обрадовался, стала напрягать Карпова. Он столько лет отдал службе в органах и, как оказалось, делать больше ничего не умеет. Он ничего больше не умеет, кроме как ловить злодеев и убивать людей.

От мрачных мыслей его отвлекли крики шумной компании за соседним столом. Он обернулся в их сторону и увидел молодых парней в гражданской одежде, среди которых восседал мужчина постарше. Стас поморщился, глядя на них, и снова уткнулся в свою тарелку. Но через некоторое время услышал за спиной громкий поставленный голос, представивший очередное звание, а затем Карпова накрыло оглушительное «ура!», накрыло воспоминаниями. Он бережно хранит в своей памяти именно этот момент. Почему-то звание подполковника стало для него особой ступенькой в карьере. Тогда была другая жизнь, всё было по-другому, парни все были живы, у него была семья — стая, где он был неоспоримым вожаком. Да…его раздражали Глухарев и Зимина, которые мешали ему делать дела, но, может быть, это и была та самая необходимая сдерживающая сила. А теперь он — один, совсем один. Даже зверь, который всё время жил в нём, сбежал.

Официантка принесла графин с водкой по просьбе Карпова. Он опрокинул в себя две стопки подряд и снова задумался. Тогда он был другим, глаза горели, цель была. Жажда власти, карьеры и успеха всегда удерживала его на плаву, не позволяя совершать глупости. Стас понимал, что он способен выкрутиться из любой ситуации, и не так ещё жизнь прижимала его. Вспомнить только девяностые, когда зарплату не платили по полгода, и пулю можно было словить не только от злодея, но и от «своего». Но справился, выжил, взлетел по карьерной лестнице. И сейчас ещё ничего не потеряно. Была бы цель, был бы хоть какой-то смысл.

Карпов уже не отдает себе отчета, сколько времени он просидел в кафе и сколько алкоголя влил в себя. Бросив мятые купюры на стол, он схватил пальто и поплелся на улицу. Пошатываясь из стороны в сторону, он стоял у входа, вдыхая морозный воздух, и не сразу заметил перед собой пожилую женщину, цыганку, которая шевелила губами, но он никак не мог понять, что она от него хочет.