— Ты всё ещё без машины? — уточнил тот на всякий случай.

— Да.

Антошин скрылся за дверью, Карпов убрал бутылку обратно в шкаф. Достал из ящика табельный ствол, накинул пальто. В кармане пиликнул телефон. Открыл сообщение.

И тебя с новым годом, Стасик!

Настроение, достигшее нулевой отметки, резко повысилось.

КОНЕЦ ПЯТОЙ ЧАСТИ

========== Время года - любить. 51 ==========

«Его убили не самолёты…чудовище убила красота».

Карпов не спал вторые сутки, занимался бумажной волокитой, проверкой отчётов и прочей документацией, готовясь к очередной генеральской проверке. После бессоной ночи глаза то и дело слипались за прочтением бесчисленных актов и протоколов. Устав бороться с сонливостью, он встал с кресла и потянулся. Позвоночник поприветствовал его соответствующим хрустом. Залил растворимый кофе кипятком и, лениво помешивая ложкой, монотонно постукивая о края чашки, погрузился в размышления, которые ему не давали покоя последние два месяца. Мысленно он был уже где-то в подмосковье, в одном из лечебных центров, куда после новогодних праздников перевели Зимину для дальнейшей реабилитации.

— Стас, можно? — Ткачёв осторожно вошёл в кабинет и не сразу обнаружил начальника, который застыл у окна.

— Совсем охренел? Выйди и зайди, как положено! — голос подчинённого вернул Карпова в реальность, которая порядком осточертела ему.

— Так я же…постучал, — опешил тот, зная реакцию полковника на то, когда кто-то врывается к нему без разрешения. А учитывая его неадекватное состояние в последнее время, Ткачёву стало совсем не по себе.

Карпов с грохотом поставил чашку на стол, расплескав уже давно остывший кофе, — Ладно, присаживайся.

Опер поспешно занял ближайший стул и уставился на начальника. Было видно, что его распирало от волнения и нетерпения поделиться с ним информацией, — Ты же просил докладывать тебе о состоянии Ирины Сергеевны. Мы сегодня ездили к ней в центр.

Стас напрягся, но продолжал бесцельно перебирать бумаги на столе, — Ну и? Дальше что?

Не обращая внимания на безразличие Карпова, Паша поделился с ним последними новостями, не скрывая при этом переполняющие его эмоции, — Она уже самостоятельно встаёт и даже пару шагов делает, — с особой гордостью произнёс он финальную фразу.

— Это всё? — небрежно бросил тот, всем видом показывая, что разговор окончен.

— Да… — Ткачев не понаслышке знал, что полковник железный и непробиваемый человек, но его реакция всё же удивила опера, точнее её отсутствие.

— Свободен, — Карпов демонстративно открыл папку с очередным делом и с невозмутимым видом принялся изучать её содержимое.

Паша с минуту задержался, возмущённо поглядывая на него, но поняв, что тот вряд ли добавит к сказанному что-то ещё, покинул кабинет.

Услышав звук захлопнувшейся двери, Стас отвлекся от прежнего занятия. Всё это время как бы он не пытался прочесть хоть слово из написанного, буквы на лежащем перед ним листе предательски расплывались. Он подошёл к двери и запер на ключ. Уперся лбом в стену и шумно выдохнул, а затем развернувшись медленно опустился на пол и уставился в одну точку. Но сквозь жгучую плотную пелену, застилающую глаза, ничего не видел.

Он ждал этого момента, чёрт знает сколько. Придумал нелепые убеждения, что не стоит напрягать её своим присутствием, что вряд ли она хочет, чтобы он видел её в таком состоянии. Он навещал Зимину пару раз, когда после операции она была ещё в медикаментозной коме. Боялся, что не выдержит, что проявит жалость и только добьёт её этим. Сам бы он сдох от её жалости. И каким то звериным чутьём Карпов понимал, что в этом они схожи. А теперь, когда столько времени избегал встреч, имеет ли он право врываться в её уже устоявшуюся жизнь.

***

POV. Карпов

«Восьмое марта». Кажется, отличный повод навестить Зимину. Вроде как из вежливости, приехал поздравить коллегу. И неважно, что праздник был на прошлой неделе. Лучше поздно, чем никогда. Цветы, хрень какая-то, хризантемы вроде, выгляжу с ними как полный идиот. Пока шел до реабилитационного центра, прохожие на меня то и дело подозрительно поглядывали. Видимо, моя физиономия никак не сочетается с этим милым букетом. Но эта самая физиономия стала ещё более идиотской, от появления на ней улыбки, когда я увидел Зимину, закутанную в плед и мирно ожидающую на скамейке. Я, как положено, заранее позвонил, предупредил. Она меня ещё не заметила, далеко. Но я-то её за версту узнаю. Может, выбросить этот веник, пока ещё есть такая возможность. Поздно. Увидела, махнула рукой. Мне кажется я с гранатой так не нервничал, будучи курсантом, как с этим букетом. Солнце припекает так, что футболка под курткой взмокла. Или это не от солнца?

— Привет, Зиминух! — присел на скамейку напротив, и судя потому, как она насмешливо на меня поглядывает, дебильная улыбка всё ещё присутствует на моём лице.

— Ну, привет. Цветы, я так понимаю, мне. Или у меня здесь конкурентка появилась? — издевается. Ну, ладно. Даже не буду язвить в ответ, просто протягиваю букет.

В последний раз видел её в реанимации, тогда жутко испугался. Её тело казалось крошечно-детским под простыней. Безжизненный цвет кожи, многочисленные трубки, аппарат поддерживающий дыхание чуть было не довели меня до обморока. А сейчас смотрю на неё и поражаюсь. На ней нет никакой косметики, броского наряда, украшений. Без погонов, без формы, она выглядит женственной, домашней, родной что ли. Какой-то хмырь приперся. То ли санитар, то ли врач, я в их званиях не разбираюсь.

— Ирочка, ты телефон забыла у меня, — достает из кармана мобильник, отдаёт Зиминой. Какие-то многозначительные взгляды, улыбки. Что вообще происходит? — Через тридцать минут у нас физиотерапия, я приду за тобой, — помимо воли моё лицо вытягивается от осенившей меня догадки.

— Ирочка? — не выдержал я, как только её новоиспеченный друг отошёл на приличное расстояние. Откинулся на спинку скамейки, испытывая её взглядом, в надежде услышать хоть какие-то подробности.

— Карпов, завидуй молча, — ну, понятно, сказала, как отрезала. С чего я вообще решил, что она будет обсуждать со мной личную жизнь. Нет, ну надо же умудриться наладить эту самую личную жизнь в больнице. Ещё совсем недавно лежала в образе умирающего лебедя. Не понимаю, почему меня это так задело, как будто что-то моё тронули. Нет, понимаю, но признаться в этом даже себе не смогу. Бред! Хватит! Бросила на меня благодарный взгляд, что я не продолжаю допрос и не отпускаю язвительные шуточки.

— А у меня новые достижения, я уже несколько шагов делаю самостоятельно, — словно заметив мой потерянный вид, сменила тему. От этой фразы как-то сразу потеплело на душе. Градус раздражения постепенно снизился. Помню ту ночь, её отчаянный взгляд, обречённый голос. Тогда даже я стал сомневаться в том, что она когда-нибудь встанет на ноги. По-моему, я только об этом и мечтал, чтобы вновь увидеть её вышагивающую по коридору, убивающую одним только взглядом, чтобы вернулась к ней былая уверенность и жажда жизни.

— Я же говорил, что ты справишься, — с трудом произношу, с голосом что-то, дрожь какая-то, — Значит, скоро вернёшься в отдел, а то я скоро с ума сойду с твоими пионерами.

Улыбается, но что-то изменилось в ней. Пока не могу понять, что именно. Как-то нехорошо стало от этой грустной и задумчивой улыбки, — Знаешь, один хороший человек сказал мне, что помимо Пятницкого существует и другая жизнь, куда более интересная.

— Уж не доктора ли твоего на философию потянуло? — ну, теперь понятно. Нашей Ирине Сергеевне помимо позвоночника, ещё и мозги вправили.

— Злой ты.

— Жизнь такая, — первое, что пришло на ум, пока перевариваю полученную информацию.

— А что ты злишься? Ты — начальник отдела. И на этот раз неплохо справляешься. Разве ты не об этом мечтал? — так уверенно вдруг заявила, с прежним металлом в голосе, и даже с вызовом.

— Ты бы ещё вспомнила, что я в начале службы хотел, — вид у меня, наверное, как у побитой собаки, несмотря на то, что я пытаюсь периодически улыбаться. А она вдруг разразилась смехом, — Ты чего это?