— Ну, а ты, Коля, что надумал? — спросил он приунывшего товарища.

— У меня перевод в СК намечается, если всё выгорит, то переведусь. Ты же знаешь, я всегда мечтал там работать, — искренне ответил тот.

— Ну что, дети мои, всё запомнили, чему я вас тут учил? — Глухарев пожал каждому руку и одарил широкой улыбкой.

Вышагивая по коридору, он остановился у двери начальника СКМ, на которой всё ещё висела табличка с его фамилией. За всё это время Сергей так и не сходил к Карпову в больницу, не смог себя пересилить, хотя где-то в глубине души, чувствовал себя виноватым перед ним. « Может быть, он прав, называя меня неудачником, ведь я так ничего и не добился: ни на службе, ни в личной жизни. А ты бы наверное высоко взлетел, если бы я тебе не помешал».

— Привет, — Сергей вошел в кабинет начальницы и присел на краешек стола. Зимина встала с места и подошла к нему, чтобы обнять.

— Когда у тебя поезд? Давай я тебя провожу, — проговорила она, уткнувшись в макушку, стараясь не показывать лица.

— Через три часа. Я не люблю эти проводы на перроне, — он прижал Ирину ещё крепче, словно пытаясь удержать её навсегда, вдыхая родной запах.

— Ирка, ты чего? — слегка отстранившись, спросил он, заметив слёзы, — Я через пару месяцев вернусь обратно, ты же меня дождешься? — состроил он смешную рожицу, чтобы развеселить Зимину.

— Дурак, — она слегка ударила его рукой по плечу, пытаясь выдавить из себя улыбку.

— Мне пора, — Глухарёв прижался лбом к её лбу, всматриваясь в глаза. Ловко спрыгнув со стола, он быстрым шагом направился к двери.

— Ты правда вернёшься? — окликнула она его, её привычный низкий голос слегка дрогнул.

— Кривда, — улыбнулся он, обернувшись, но в глазах, наполненных слезами, читалось нечто иное.

Когда дверь захлопнулась за ним, она вернулась на своё место, медленно опустившись на стул.

«Не вернётся, по глазам вижу, что не вернётся. Снова сбежал от разговора. Но почему-то сейчас это было слишком предсказуемо. Наверное, наступил тот момент, когда я обязана его отпустить, ведь я ничего не могу ему дать. Он молодой, у него ещё вся жизнь впереди. А я…я сильная…справлюсь. Жизнь — она сука та ещё… Хотя, может быть, это только моё женское предчувствие, и он вернётся, и будет всё как прежде»

***

Антошин вышел из больницы и направился к своей машине. К Карпову его так и не пустили, врачи сделали всё возможное, теперь оставалось надеяться на крепкий организм подполковника.

«Я не хотел его убивать, я не знаю, как так вышло. Я хотел просто поговорить… Мы столько раз друг другу спины прикрывали, он же «свой» — размышлял Антошин, сидя в машине. Затем резко тронувшись с места, направил автомобиль по улицам и проспектам, пока на пути ему не встретился небольшой храм.

— Извините, я в первый раз, вы не могли бы мне помочь, — обратился он к священнику.

— А что у вас? — обернулся тот к нему.

— У меня знакомый…умирает…я не знаю, что в таких случаях делают, у меня есть деньги.- растерялся он, глядя на пожилого мужчину.

— Очень часто деньги дают не потому, что хотят сделать что-то хорошее. Потому, что таким образом хотят купить себе прощение, — священник заглянул Денису в глаза, — Купите свечку и поставьте вон у той иконы…и молитесь.

Он не стал признаваться, что не знает ни одной молитвы и выполнил все указания старика. Уставившись на пламя свечи, он прокручивал в голове обрывки фраз. «Сделай для меня всё, и я сделаю всё для тебя», «Антошин, мы тебе каждый день спину прикрываем, определись, ты с нами или нет», «Денис, у тебя проблемы? Давай я всё решу»…

***

Посреди палаты в одиночестве он лежит, подключенный к замысловатым приборам и датчикам. Мужественное лицо, усыпанное многочисленными ссадинами, короткие темные волосы, местами уже посеребренные, резкие, властные черты, крепко сжатые обветренные губы — весь его облик говорит о силе, о незаурядном уме, которые бесспорно признают многие. Он лежит неподвижно, весь перебинтованный, бледный, осунувшийся, с темными кругами под глазами, но в то же время удивительно гордый.

Тишину нарушают лишь монотонные звуки медицинских приборов. На экране отображается ритм его сердца, напоминающий жизнь самого подполковника, прыгающий то вверх, то вниз. Внезапно аппарат запиликал, замигал, все показатели обнулились, а изломанная зелёная линия медленно выпрямилась и упорно продолжила своё прямолинейное движение. Смерть — вот она, кружит над ним, коварная и жестокая…

Одиночество нежно обнимает за плечи.

Годы идут и не становится легче.

Жизнь петляет. Исчезаю в тумане.

Мы словно буквы в словах на экране.

У нас путаются судьбы, повторяются имена,

И нет никаких решений, есть только слова.

И кажется, что все давно закончилось.

И непонятно, где именно жизнь испортилась.

Из похожих страниц, словно энциклопедия

У каждого своя собственная трагедия.

Словно лист сорванный внезапным порывом —

Летишь, сколько есть сил над обрывом.

Перед зеркалом возле финальной черты,

Не можешь вспомнить: ты это был или не ты.***.

КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

*** Вася Обломов

========== Время собирать камни. 28 ==========

…Всему своё время, и всякой вещи под небом. Время рождаться, и время умирать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время разбрасывать и собирать камни; время войны, и время мира; время любить, и время ненавидеть…

Он бежит по полю, сбивая босые ноги в кровь. Высокая колючая трава хлещет по оголённым участкам тела, оставляя небольшие ссадины. Спотыкаясь о земляные камни, он падает, разбивая колени, но вновь встаёт и бежит за ней. Её маленький силуэт едва виднеется в зарослях и всё больше и больше отдаляется от него, а его движения с каждым шагом становятся всё более затрудненными, словно к ногам привязаны пудовые гири.

— Аня! Аня! — его крик срывается на хрип, но она не слышит его, убегая всё дальше и дальше, — Вернись! — слёзы, одна за другой скатываются по лицу, обжигая загорелую кожу.

На другом конце поля появился высокий мужчина. Девочка добежала до него, и они, взявшись за руки, стали исчезать в тумане.

Аня! Отец! Подождите меня! — мальчик всё ещё пытается докричаться до них, смахивая слёзы, но его голос настолько тихий, что он сам едва слышит себя.

— Разряд! — тело подполковника вздрогнуло под действием дефибриллятора.

— Еще! — все присутствующие медицинские работники столпились вокруг.

Давай ещё! — прикрикнул врач на коллегу, который уже собрался прекратить реанимацию.

Мужчина обернулся, махнул ему рукой, и, взяв девочку на руки, продолжил свой путь.

«Аня…папа… Аня» — шепчет он, едва шевеля губами, присев на землю, провожая взглядом еще виднеющийся силуэт отца. Всё его тело стало внезапно расслабленным, он почувствовал непреодолимую тягу ко сну. Устроившись поудобнее на траве и невольно прикрыв глаза, он слышит сквозь сон странные крики.

— Отойди, — врач оттолкнул реаниматолога и принялся делать массаж сердца.

— Иван Николаевич, Вы ему только рёбра переломаете…пять минут прошло, — ответил ему тот, не скрывая недовольства, — Записывайте время смерти, — обратился он уже к медсестре.

— Не отдам! — кричал мужчина, стараясь не сбиться со счёта, — Молодой! Здоровый! — отчаянно давил он на грудную клетку, с надеждой поглядывая на монитор. Коллеги отошли в сторону, зная крутой нрав хирурга, — Не отдам! Ну! — он размахнулся и ударил Карпова по груди кулаком! Но реакции никакой не последовало, врач перевел дыхание и снова ударил в область сердца.

Лёжа на прохладной траве, он пытается открыть глаза, сопротивляясь расслабленному состоянию. Он всё еще надеется подняться и отправиться вслед за ними, но какая-то немыслимая сила пригвоздила его к земле, не давая возможности пошевелиться.

— Да успокойтесь Вы уже, — кто-то из присутствующих попытался оттащить врача от неподвижного тела.

— Ну, давай же! — он вложил в финальный удар всю силу, которой был наделен природой. Наступила тишина. Все замерли и даже затаили дыхание.