— Всеми обожаемый Сальватор даже не соизволил явиться на ужин? — с ярко проглядывающими нотками сарказма произнес Джон, и его голос звучал с небольшой хрипотцой после долгого безмолвия. Изобель, разборчиво вглядываясь в тарелку и как можно аккуратнее ковыряя вилкой поджаренный стейк мяса, вновь надменно улыбнулась, при этом не проявляя ни единой эмоции.
— У него сегодня очень важные дела. — не слишком информативно пояснила Елена и с сомнением посмотрела на яркую красную жидкость в бокале на длинной ножке, отдав предпочтение простой воде в стакане рядом.
— Эти дела снова в короткой юбке и на шпильках? — насупив брови, суровым тоном проговорил Джон, подразумевая под своей фразой совсем не вопрос, а очередную колкость, внимание на которую Елена всё же не обратила и продолжила сохранять тишину. — Знаешь, я терпел слишком много твоих выходок. Я до сих пор не понимаю, почему этот ублюдок сошел тебе с рук.
— Джон, дорогой, перестань. Не сейчас. — мягким голосом сказала Изобель, вмешавшись в возмущенное возражение мужа и, получив от него неодобрение в грозно сверкнувших зрачках, покорно смолкла и с упреком покосилась на Елену.
— Я бы мог дать ему второй шанс на этом ужине, но он даже не появился. Думаю, что это судьбаносный знак. — ворчливо продолжил он. — Этот идиот, наверное, специально испытывает моё терпение. Немыслимо. Не пришел на семейный ужин своей девушки! Я не собираюсь терпеть такую наглость.
— Но наглостью, видимо, ты считаешь то, что он не пришел на ужин именно с тобой, а не с Еленой. Кажется, этот парень просто задел твое самолюбие. — вновь высказалась Изобель, едва заметно усмехнувшись собственным словам, но в очередной раз смиренно замолчала, и только Елена не была намерена положительно относится к безостановочной тираде отца.
— Хватит! В любом случае, это исключительно мои дела и дела Деймона. Тебя не должно это волновать. И к тому же, ты не имеешь никакого права его осуждать. Уж точно не тебе это делать… — вскипев и дойдя до предела своего терпения, что выражалось в поддельном умиротворении ее опущенного взгляда, возмутилась Гилберт и забастовочно отодвинула от себя тарелку, заставляя ее с глухим шорохом проскользить по столу и остановиться лишь тогда, когда в ту же секунду ее замирания раздался щелчок замочной скважины открывающейся двери. Изобель, желая показать полное равнодушие к назревающей между отцом и дочерью ссоре, сделала новый глоток темного вина и с любопытством, в котором было замешено пренебрежение, оглядела столовую, что близко подпустила к себе оттенки сумрачного вечера, угнетая своей темнотой. На несколько минут, что Елена провела в скрытой раздражительности, а Джон в ярко виднеющейся, вокруг снова расплылась тишь, и только еле слышный звук приближающихся усталых шагов мог ее потревожить.
— Вау. Семейка Аддамс в сборе. — в его серо-голубых глазах, пропитанных веселым воодушевлением, промелькнул теплый огонек озорства, что был направлен исключительно на насупившуюся фигуру Джона, который одним выражением лица мог дать понять окружающим о свирепом комке злости внутри него. Гилберт с неприкрытой ненавистью и кривой ухмылке наблюдал за подходящим к столу, а точнее к стулу Елены, Деймоном и громко кашлянул, стараясь унять буйный поток ярости в его венах, желающий выплеснуться прямиком на насмехающуюся игривость и фальшивую радость брюнета. Парень же, будто не понимая причины быстрой смены бледного оттенка лица Джона на багряно-красный, мило улыбнулся шатенке, дразня этим мужчину, и оперся ладонями на спинку ее стула, беглым и любопытным взглядом соблазнительно прищуренных и пылающих страстностью своей синей красоты глаз изучая разнообразие блюд на столе.
— Ничего не хочешь сказать? Мог бы проявить уважение и извиниться за опоздание. — стальным голосом пробурчал Джон, без сил даже поднять глаза на счастливое лицо брюнета с самодовольной улыбкой. Он представлялся перед Гилбертом в подобии хитрого дьяволенка, в чьем издевающимся взгляде горели маленькие адские костры, которые подогревали гнев внутри мужчины.
— Уважение? Да что ты, Джон. Оно счезло при нашей же первой встречи. Человека более низкого я никогда в жизни не встречал. — не теряя позитивного и совершенно легкого настроя в голосе, просто отозвался Деймон и потянулся за небольшой долькой апельсина, при этом нежно коснувшись ладонью другой руки плеча девушки, вынудив ее невольно улыбнуться и разрешить мурашкам быстро пробежаться по ее коже.
— Тогда посмотри в зеркало. — грубо ответил Джон, не терпя наглого напора молодого парня. Его колкость не прошла мимо ушей Сальваторе, который тихо усмехнулся и дал повод для панического выражения лица Изобель, которая уже была в предвкушении не менее резкого ответа.
— Это верно. Ведь по-твоему я забрал твою дочь в свое секс-рабство. Однако и после этого во мне еще тлели надежды на то, что я могу звать тебя на «Вы», но… Ты считаешь Елену шлюхой. Поэтому не заслуживаешь даже «ты». — сначала приложив дольку апельсина к чуть приоткрытым губам, что притянуло своей привлекательностью внимание застывшей Елены и унесло в неприличное русло мыслей, а потом отправив ее в рот, сказал Деймон и вновь улыбнулся. Но в этот раз это была не насмешка, а открытая ненависть, предупреждающая о своей опасности самым обезоруживающим способом.
— Это невыносимо! Какой-то молокосос будет мне хамить? — вытаращившись на шатенку, которая переглянулась с брюнетом, громко воскликнул Джон. — Я этого не потерплю, Елена. Ты возаращаешься домой. Хочешь ты этого или нет. Это не первый раз, когда этот ублюдок так развязано себя ведет. Достаточно. Мне хватило этого цирка.
— И ты самая главная в нем обезьянка. — язвительно бросил Деймон, и его голубые глаза снова сузились, выдавая глубоким оттенком своих зрачков нестерпимую неприязнь. Сальваторе, отдалившись от Елены, захватил со стола никем нетронутую бутылку виски и, напоследок посмотрев на почти выпускающего пар через ноздри Джона, ленивой походкой поплелся к коридору.
— Я с тобой не договорил! — сурово выкрикнул Гилберт. Изобель, выронив из рук вилку и зажмурившись от неожиданности услышать столь внезапный и громкий рык мужа, с испугом глянула на Елену, но та лишь подперла голову рукой и устало смотрела в пустоту, не желая даже хоть как-то замечать вновь и вновь повторяющуюся цепь отвратительных событий скандала, что назревал и набирал обороты при каждой встречи Деймона и ее отца, неготового принимать чью-то победу, силу, дерзость. Он не мог принять того, что кто-то может быть ближе к его дочери, чем он сам. Того, что в мире есть кто-то продуманее, смелее и моложе, чем он. Того, что кто-то сможет без страха и стеснения бросить ему вызов, наплевав на все, что могло охарактеризовать его главенство. Но вместе с этим Елена видела точную копию такой амбициозности и в самом Деймоне, что наотрез отказывался сдвинуть с самого высокого пьедестала собственное эго, разрешив кому-то еще быть лучшим. И это были две ужасные и непоборимые бури. Деймон и Джон. И когда они оба, которые считали себя никем не победимыми, встречались друг с другом, война или разрушение целого мира было неминуемо.
— Дорогой, прошу тебя, прекрати это. — почти шепотом пролепетала Изобель, и тон ее слов больше походил на молитву, и истинная боязнь гредущего проглядывала в испуганном блеске ее быстро моргающих глаз.
— Ты не можешь вот так взять и уйти прочь, нахамив мне. Либо отвечай за свои слова, либо приноси извинения. Ты не можешь свалить. — остановив грозностью своего нервозно звучащего голоса Деймона, Джон опять наградил парня исходившей от всего его тела злостью. Но Сальваторе, решив, что довольно-таки хорошо подогрел нервы и терпение Гилберта своим спокойствием и довольством, вернул себе серьезное лицо и лишь на секунду задержал полупрозрачный голубой взгляд на разочарованно наблюдающей за происходящим Елене, и что-то щелкнуло. Он сразу же ощутил как что-то ссаднящее, больное и неприятное кольнуло внутри при виде этого встревоженного грустно личика, заставив разум вычеркнуть раздражающее самодовольство, ликование и насмешки. Стало больно и от чего-то совсем мерзко. Она незаметно для других тяжело вздохнула, но ему удалось уловить это нешумное, горькое дыхание, чтобы затушить в себе так резко проснувшееся пламя, заинтересованное в ярости.