На какой-то еле уловимый ими двумя миг, который был словно темной болотной трясиной затянут в омут помрачневшей тишины, развевающей по воздуху накаляющие напряжение невидимые волны, Лили и Елена стояли без единого звука, всматриваясь в глаза друг друга. Понимание. Неудобство. Нервозность. Всё это ярким светом вспыхнуло внутри непоколебимо держащей улыбку на лице женщины, и она, явно намереваясь добавить что-то еще, слишком по-уникальному интимное и душевное, резко отвернулась в сторону окна, когда Гилберт сорвалась с места и устремилась к входной двери, что пропускала сквозь свое плотное стальное полотно настойчивый стук.
— Сейчас открою! — громко предупредила девушка, быстрыми шагами приближаясь к источнику звука, что нестерпимо просился внутрь. Она резко открыла дверь, пытаясь одновременно привести в порядок свой внешний вид, вновь пригладив непослушные каштановые волосы. Однако ей было достаточно лишь одного единственного взгляда на стоявшую у порога Кэтрин, чтобы появившаяся с вежливостью гостеприимная улыбка обратилась в недовольство на посерьезневшем лице. Елена с заметной робостью в глазах осмотрела ту лидирующую ухмылку Пирс, которая выражала ничто иное, как немыслимую дерзость ее стойкого злорадства, с каким будто сверху вниз она ответно таращилась на нее. Столько самодовольства, наглости, уверенности и гордости сияло в ее темных зрачках чуть сузившихся совсем по-кошачьи глаз, и полное спокойствие в ее осанчатом силуэте подобно какой-то полюбившейся людям статуе возвысилось перед Гилберт, гордо приподняв голову. Брезгливость, коварство и ненависть. Всё это разом могло промелькнуть в костре мелких демонов, горящим за этим фальшиво милым и красивым лицом. Кэтрин демонстративно без интереса, но с презрением заглянула в дом через плечо Елены, красиво отбросив назад несколько идеальных волнистых локонов своих темных волос, а потом вновь устремила внимание на застывшую перед ней девушку, которая словно не подвластно чужим глазам сжалась в маленький пугливый комочек, боясь даже шумного дыхания будто хищно поедающей ее глазами Пирс.
— Привет, дорогуша. — мягко и абсолютно спокойно произнесла Кэтрин, с фальшивой любезностью улыбаясь Елене в лицо, но обе эти девушки, сверля друг друга ненавистными взглядами, излучали лишь обоюдную неприязнь. Гилберт, чувствуя внутри опустошающую растерянность, закрыла собой дверной проем, когда Кэтрин уже намеревалась сделать шаг вперед.
— Деймона нет. Тебе нечего здесь делать. Убирайся. — сквозь зубы процедила Елена, всем своим разумом понимая, как наивно и несмело прозвучали ее слова, произнесенные тревожно дрожащим голосом, выдающим панику перед той идеальной особой, что с высока смотрела на всю ее детскую нелепость.
— Это очень радушно с твоей стороны, но нам нужно поговорить. Я пришла не к Деймону, а к тебе. — немного хрипло сказала Пирс и плечом прислонилась к дверному косяку, прекрасно осознавая, что девушка напротив с испугом и обидой на лице ни за что на свете не пропустит ее внутрь дома, продолжая испепелять еле собравшейся в карих зрачках жесткостью.
— Нам не о чем говорить. Проваливай, Кэтрин. — пытаясь не сдаваться перед лихорадочно скачущим в груди сердцем, твердо ответила Елена, произнося имя девушки с особым предвзятым тоном, однако на это кудрявая шатенка лишь тихо усмехнулась и отвела в сторону хитрый взгляд.
— Пойми. Я не собираюсь устраивать разборки. Ясно? Нам просто нужно поговорить. Это важно. По крайней мере, так считает Деймон. Если ты не хочешь обсуждать это со мной, значит тебе все равно придется делать это с ним. — настойчиво разъяснила она, протягивая Гилберт небольшую красную папку, которую сама Елена совсем не заметила до этого момента в ее руках и продолжила игнорировать попытки Кэтрин вручить ей какие-то хранящиеся под темной обложкой бумаги.
— Я не понимаю о чем ты. Мне плевать на тебя и на то, что ты испытываешь к Деймону. Просто уйди отсюда.
— Боже, ну почему мне приходится иметь дело с такой тупой дурой? — устало закатив глаза, взмолилась Пирс и недовольно хмыкнула. — Знаешь, я и мои отношения с Деймоном тебя никак не касаются. Просто возьми эту гребаную папку и жди, когда он сам тебе все объяснит!
— Нет. Это ты забери гребаную папку и проваливай как можно быстрее прочь от меня и этого дома. — злостно прошипела Елена, едва сдерживая набухающие внутри эмоции, что с каждым новым блеском в игриво прищуренных глазках Кэтрин желали взорваться и выйти наружу несдерживаемым потоком яростной истерики и возмущения.
— А ведь у малышки Гилберт голосок прорезался… Давно ли ты перестала рыдать из-за всякой херни? Или у тебя психические припадки только через определенный промежуток времени вспыхивают? — словно провоцируя ее своими издевками, негромко и грубо выпалила Кэтрин, и Елена, совсем не зная, что было бы разумнее ей ответить, вопреки устремленным на нее сверкающим, демоническим, насмехающимся блеском темным глазам сохраняя спокойствие. Шатенка, шумно задышав, разнося этот тихий звук по пустому молчаливому пространству коридора, плотно сжала губы, пытаясь побороть внутри себя возродившуюся бурю загоревшихся чувств, и решительно дернула за дверную ручку, собираясь захлопнуть дверь перед самым носом ухмыляющейся Пирс, но не успела она издать шумный захлопывающийся грохот, как Кэтрин носком черных ботильонов быстро предотвратила закрытие. — Ты не подходишь для такой жизни, Еленочка. От тебя сплошные проблемы. Деймон знает, что делает. И было бы разумно наконец-то просто тебя бросить. Хотя бы для того, чтобы было на одну проблему меньше.
— Убирайся. — только и ответила Елена, с едва тлеющим достоинством выдержав на себе пристальный, изучающий взгляд Кэтрин. Тишина. Она прожгла каждую клеточку кожи на невольно задрожавшем теле Гилберт, и напряжение с каждой мгновенно пролетевшей секундой наращивало свою опасную плотность между девушками. И только легкий, совсем беззаботный и на удивление невинный смешок Пирс вывел Елену из странного оцепенения, возвращая ее в реальность и тем же временем выгоняя из мира собственных злорадствующих мыслей, которые вынуждали проговаривать про себя услышанное снова и снова. Серьезный разговор. Проблемы. Не та жизнь. Бросить. Всё вместе смешалось в ее голове, и все догадки, неслышные другим слова подобно однородной массе растворялись друг в друге. Кэтрин медленно развернулась и покинула крыльцо уверенными широкими шагами, будто оставляя за собой громоздкие следы, которые огромными шипами проростали вокруг двери и стоявшей около нее Елены, навечно заключая ее в этом мрачном доме и отдавая на расправу нещадным страхам и мыслям. Но на кухне послышался звук шипящего масла и звон металлической кастрюли, и Гилберт медленно вспоминала о том, что возле плиты ее по-прежнему ждет то ли фальшиво, то ли правдиво добрая женщина с невероятно грустными и такими же неоправданно добрыми глазами. Женщина, которая подарила жизнь самому близкому и нужному Елене человеку. Деймон. Такие глубокие и загадочные синие глаза. Такая простая и жестокая боль в них. Девушка чувствовала новое головокружение и легкие признаки тошноты, заставившие ее снова изменится в лице, подпустив к нему печаль и задумчивость.
Время, видимо, торопилось в аэропорт, боясь опоздать и навсегда потерять важную поездку, ведь другого объяснения для столь скоротечного дня и не существовало. Яркое солнце скрылось за сумрачным полотном вечереющего неба незаметно для красивых и всё-таки тоскливых карих глаз Елены, что весь день провела в суете и с искренним смехом на кухне вместе с Лили. Запланированные блюда были готовы, в огромной столовой их с Деймоном дома зажегся яркий свет хрустальной люстры, откинувшей свою тень на изысканно темные стены, круглый стол был переполнен посудой, а двое родных людей уже наслаждались дорогим и неповтримым вкусом элитного красного вина, с любопытством и неким недоверием оглядывая яркими пятнами лежащую на белоснежной скатерти еду. Вокруг царил только присущей всему словно нахмурившемуся дому мрак и взаимное молчание, поселившее в столовой неприятное неудобство, пропускающее исключительно тихий звук соприкасновение стеклянных бокалов с поверхностью стола.
