— Мистер Сальваторе… — обращаясь к старшему представителю фамилии, неуверенно промямлил доктор Джейсонс. — Думаю, Вам нужно поговорить с главным врачом. Я Вас провожу.

— Слушай, пап… — удивив доктора яркой и внезапной сменой суровости на скрытую заботу в спокойном голосе, сказал Деймон и кивком попросил отца отойти чуть поодаль от врача и со скромностью в опущенных глазах Елены. Они остановились в каких-то жалких трех метрах от них, и брюнет заметил как отвратительно белый свет слепил уставшие глаза отца, но и уловив эту грусть и тоску мужчины он был способен только тяжело вздохнуть. — Знаешь, я могу тебе помочь. Лили скорее всего останется у меня, поэтому Елена не будет такой беззащитной. Я попрошу Кая и ребят приглядывать за ней. Давай поедим вместе. Хотя бы на время операции…

— Не надо, Деймон… Сынок, поверь, я справлюсь… — сорвавшимся на шепот голосом возразил Джузеппе, и в его потухших глазах читалось то странное, разбитое чувство, которое ранее парню не удавалось видеть в растерянном взгляде отца, что заставлял нервничать и ненавидеть себя за невозможность помочь одновременно. — Это только мои проблемы, которые я не собираюсь перекидывать на тебя. Я уверен, что тебе хватает своих. И я не про деловые дела… Сейчас тебе надо думать о Елене. О будущем. Ты должен оберегать ее, поэтому не переживай за старика. Живи своей жизнью. Живи своей семьей.

— Ты серьезно, отец? Какая нахер семья? Я не для этого… — ворчливо отозвался Деймон, вновь вспылив от одной лишь мысли о покорной смиренности и преданности близким людям, но быстро осекся и глянул на шатенку, которая с совершенно ангельской улыбкой тихо разговаривала с доктором Джейсонсом и заставила брюнета с отчаянием в голубых глазах нервозно усмехнуться.

— Она — та девушка, которая тебе нужна. Она до сих пор не сбежала от тебя и твоих выходок, а это достойно уважения. Елена тебя любит. И я очень уверен, что и ты ее. Я не прощу тебя, Деймон, если ты потеряешь такую. Сейчас мне надо биться в тоске и бороться за здоровье Викки, а ты, сынок, обязан решить свои трудности. Дай знать Елене, что она не просто игрушка. Да, сегодня ты не хочешь семью, детей и покой. Но. Позже ты устанешь от всего, чем ранее наслаждался, и захочешь получить тихое счастье. Пойми, она тебе нужна. Поэтому просто бери ее за руку, вези ее домой и целуй до тех пор, пока она не умрет от счастья. — требовательно проговорил Джузеппе, и парень еле слышно рассмеялся, разрешая отцу видеть в его лице ту самую, потаенную душевную боль, обнажающуся вместе с белоснежными в улыбке клыками.

— Я люблю ее, но ты для меня важнее. Отец… — опять с надоедливой настойчивостью в мягком бархатистом голосе затараторил Деймон, но мужчина быстро перебил его, подобно зеркалу отразив на своем лице его неодназначную и хитрую улыбку.

— Я в порядке. Проблемы у Викки, а она для тебя никто. Поэтому прекращай свою бесплатную и добрую помощь пенсионерам и отправляйся налаживать свою жизнь. — Джузеппе, убедившись в правдивом согласии кивка сына, поспешил вернуться к доктору, в чьем сопровождении направился прочь, удаляясь за угол коридора, в котором вновь застыла безмолвная тишь, намеревающаяся разорвать беспрерывный, прочный канат между пристальными и до невыносимости задумчивыми взглядами оставшихся наедине Елены и Деймона.

— Скажешь что-нибудь? — тихо и аккуратно развеяв молчание, с легкой и скорее нервной улыбкой произнесла Елена после длительных и бесполезных переглядок с парнем, стоявшим в тех же трех метрах от нее.

— Я действительно должен что-то сказать? — ответив встречным и хрипловатым вопросом, Деймон сам не заметил, как на его лице появилась такая же неуместная и черт знает из-за чего возникшая улыбка.

— По-моему, наш разговор дома закончился не лучшим образом. Или это только «по-моему»? — словно наслаждаясь тем, как начинает нервничать и заметно волноваться от неловкости этого странного диалога Деймон, Елена очередной раз улыбнулась и прислонилась спиной к белоснежной стене, когда Сальваторе медленными, какими-то до возмущения размеренными, будто прогулочными шагами приближался к ней.

— Может нам не стоит говорить об этом? — изящно приподняв бровь, выпалил брюнет, пытаясь замаскировать внутреннее волнение за грациозностью своих движений. Он наконец-то добрел до девушки и остановился в мелком расстоянии от нее, улыбающейся и следящей за его прозрачным взглядом, вынуждая инстинктивно сильнее вжаться в стену.

— Тебе не кажется, что в последнее время слишком много вопросов? — с непонятным недовольством сказала Гилберт, наблюдая за тем, как парень, отдалившись от нее, сел напротив нее на стул, не забывая прожигать ее своим серьезным взглядом.

— Этих гребанных вопросов вообще много. — по-прежнему спокойно ответил Деймон, но в каждом его слове Елена могла различить бурную и коварную эмоциональность, какая плескалась в лазури его прищуренных и направленных на нее глаз. — Мне плохо, Елена. Я даже не знал, что доживу до такого состояния. Черт, мне очень плохо, а самая ужасное то, что никто не может этого понять. Я несу всякий бред, пытаюсь оттолкнуть тебя… И всё потому, что я хочу скрыться от этого долбанного мира! Мне всё надоело. Этот чертов Энзо до сих пор разбрасывается своими загадками и невинными трупами, очень классные друзья, которым нет до меня дела, моя шальная семейка резко задумалась о камбэке… Достало. Я не знаю, что я вообще должен делать. Порой хочется всех к чертям послать и сдохнуть от бурной пьянки, но потом всё равно начинаешь думать, думать, думать… И уже не хочется даже подыхать. Это будто изнутри, черт возьми, убивает! И даже сегодня, Елена, я с какого-то хера дико хочу, чтобы ты знала правду. Хоть ты и не должна ее знать…

— Какую правду? — боясь каждого напряжения в его идеальном, изящно сидящем на стуле теле, каждого хищного и невероятно эмоционального взгляда, каждого с внутренней болью сказанного слова, Елена сделала один неуверенный и маленький шаг в сторону брюнета, но резко застыла на месте, различив в больничной тиши нервную усмешку парня.

— Ты меня кинешь, если скажу. Хотя… Странно, что ты до сих пор меня не бросила, когда я сотни раз творил всякую херь. — хрипловато произнес он, отведя в сторону серьезный взгляд, не имея возможности хоть на миг задержать его на такой нелепой надежде в ее карих зрачках. — Много бурбона, вонючие сигареты, душераздирающий разговор с Энзо о жизни, нещадно грубый перепих с Кэтрин. Это всё, что я делал сегодня, пока ты опять ковырялась в причинах ярости моего сломленного разума. Я — сволочь, Елена. Это далеко не первый раз, когда я тупо напеваюсь до потери себя самого и трахаю всё, что только движется. Тебе просто необходимо меня бросить. Поверь.

— А ты только этого будто и хочешь. — с пугающей уравновешенностью в своем ничуть неизменившемся тоне отозвалась Елена, с абсолютным вниманием выслушив отчаянный монолог Деймона, который с неподдельным удивлением и настороженностью в чуть расширившихся глазах смотрел на ее спокойное, не тронутое истерикой или же шоком лицо. — Ты серьезно думаешь, что я такая дура? Конечно! Я же и догадаться не могла, сколько у тебя шкур! Прости, Деймон, но ты реально идиот. Я поражаюсь, как ты мастерски ломаешь то, что хоть чуточку становится лучше. И да, я знаю, что тебе нелегко. Просто ужас. Знаю. И вот уже не в первый раз говорю тебе, что это не только твои сложности, но и мои. Я готова тебе помочь преодолеть эти трудности. Почему тебе так трудно поверить, что есть люди, которые могут разделить с тобой не только радость и успех? Мы можем это пройти вместе, но ты отталкиваешь меня… Зачем?

— А твой столь проницательный ум не догадывался, что я не хочу тянуть в это чертово болото еще и тебя? — вселив в девушку непосильное мыслям чувство испуга и насмешки его буйственной смеси сарказма и злости в единой фразе, выпалил Деймон, но Елена позволила себе лишь слабую улыбку и отвела потерянный, грустный взгляд печальных темных глаз в сторону, чтобы вновь не прочесть яркую боль на серьезном лице парня. — Пойми, Елена. Всё очень далеко зашло, а я к такому не готовился. Мне сложно. И ты, малышка, самая жуткая трудность…