На каникулы приехал Юлькин старший брат Костя. Он учился в райцентре на автомеханика. Косте летом родители купили мопед, и все свободное время он проводил с ним. Разберет – соберет, измарает – помоет.

Юлька с утра вертелась возле брата на улице.

– Давай прокатимся, а? – упрашивала она Костю.

– Тормоза слабые, подтянуть надо, – отвечал ей брат, деловито перебирая в коробке гаечные ключи.

– Ну, подтяни и прокати. Ну, пожалуйста, – канючила Юлька.

На крыльцо вышел отец:

– Идите, одевайтесь потеплее, сейчас поедем на наши поля. Там, где покосы будут, надо окраины почистить от кустов.

– Ура!!! – обрадовалась Юлька и помчалась одеваться.

На папином мотоцикле разместились мама с Анькой, а Юльке брат позволил-таки усесться позади него на чистенький мопед.

Они выехали за ворота и покатили по шоссе. Потом свернули на полевую дорогу, которая была уже прихвачена первыми морозами. На задубевших кочках мопед подбрасывало. Юльке было весело.

Поле закончилось, дорога спустилась в ложбину. Мотоцикл и мопед друг за другом промчались по ручью с галечным дном, взметывая задними колесами целые фонтаны брызг. Дальше дорога шла на Ореховую гору. Подъем был довольно крутой, папин «Урал» легко с ним справился, а вот Косте на середине пришлось остановиться. Мопеду было не под силу вывезти двоих человек. Юлька слезла и пошла пешком, брат повел мопед рядом.

– Есть нынче орехи? – спросил у сестры Костя.

– Были. Мы с папой собирали. Вон там, повыше.

Юлька с Костей поднялись на самую вершину холма, сплошь заросшего липами, кленами, орешником и шиповником. Брат бережно поставил мопед под кустом лещины и стал нагибать ветки. Листья уже почти полностью облетели, подсохшие розетки орехов были хорошо видны, но от малейшего прикосновения они срывались в жухлую листву. Юлька собирала их себе в карманы. Костя разгрыз пару орехов и плюнул. Ядрышки совершенно не выковыривались.

– Сушить надо на печке, – сказал брат и тоже начал набивать карманы.

С Ореховой горы открывался чудный вид на поселок. Под неярким ноябрьским солнцем Раздолье казалось особенно уютным и маленьким. Вдоль извивающейся дороги стояли крошечные домики, великанами среди них выглядели старые тополя с растопыренными сучьями. Четыре пруда по разным сторонам села поблескивали свежим льдом. Сплошные крыши колхозных гаражей, школа, сельский клуб – все отсюда казалось очень милым и родным. Во многих домах топились печи, дым тонкими струйками уходил в небо.

– Ладно, поехали, а то папа ругаться будет, – закончила созерцание Юлька.

* * *

Часть полей братья Столбовы успели вспахать до заморозков. Юльку с Костей основательно протрясло на дороге, пересекающей пашню. На покосе мама вручила Юльке секатор, папа дал Косте топорик, и они все вместе стали вырезать ивняк, растущий по окраинам луга. Анька во все горло распевала частушки, не особенно нравившиеся родителям:

Во саду ли в огороде

Бегала милиция,

Поднимайте девки юбки –

Будет репетиция.

Трактор пашет, трактор пашет,

А труба резинова.

Папка с девками гуляет,

Мамка рот разинула.

Закончилась работа застольем. Стола, правда, не было. Мама прямо на траве клеенку расстелила. Юлька с удовольствием пила чай из старого термоса, ела хлеб с мясным рулетом. Отец, с дымящейся кружкой в руках, стоял, прислонившись к мотоциклу. Широким жестом он показал на окрестные поля:

– Представляете, ребятишки, это всё наше! Эта земля теперь будет нас поить и кормить!

Дети, следуя глазами за движением его руки, оглядели пустые поля, обрамленные по далекому горизонту лесами.

– Ох, Паша, не надорваться бы вам на этой земле… – с сомнением произнесла Татьяна Столбова.

Юльку задело за живое неверие матери в такое очевидное счастье, и, чтобы не испортилось настроение у отца, она подошла к нему и стала расспрашивать, где и что будет посеяно весной. Отец показал, где будет овёс, где рожь, где ячмень, и даже гречиха.

– Свою кашу есть будешь, – сказал отец, – а пчелы гречишный мед понесут. Полезный, спасу нет!

Перед тем, как отправиться в обратный путь, мама дала Косте четкие инструкции насчет спуска с горы: строго пешком, а мопед рядом! Потому брат остановился на вершине холма.

– Слезать? – спросила Юлька с надеждой на отрицательный ответ.

– Сиди, – коротко ответил Костя.

Они начали спускаться. Мопед тут же понесло. Ни тормоз, ни Костины длинные ноги не могли сбавить скорость. Юлька ахнуть не успела, как уже сидела в ледяной воде ручья, а брат с мопедом лежали впереди на дороге. Заднее колесо крутилось, как в глупом боевике.

– Костя, ты живой? – закричала Юлька.

– Живой. Что со мной будет? – ответил брат, вылезая из-под мопеда. – Блин, ногу обжег о трубу. Никому не говорить! Понятно?

– Понятно, – сказала Юлька, выливая из сапог воду. – Холодно-то как!

– Ой, высыпалось всё, – спохватилась она, ощупывая карманы и провожая взглядом быстро уплывающие орехи. – Поехали скорей домой.

Однако сколько ни дергал Костя педаль, мопед не заводился. В низину из-под ольховых зарослей потихоньку вползали синие сумерки. У Юльки по спине забегали мурашки, зубы начали мелко постукивать. Когда они с братом вышли на открытое всем ветрам поле, мокрые штанины сразу заледенели и стали тонко похрустывать на сгибах. На стремительно темнеющем небе прорезались первые звезды. Костя время от времени останавливался, безуспешно пытаясь оживить мопед. Юльке казалось, что у нее в теле не осталось ни одного теплого уголочка, и от этого ощущалась полная гармония с холодным ноябрьским миром. К дому она подошла абсолютно закоченевшей.

Косте здорово попало от родителей за спуск с горы, а сестра даже ничего не смогла сказать в его защиту – губы совсем не шевелились. Испуганная мама стянула с нее сырую, а точнее, ледяную одежду, натерла эвкалиптовой мазью и укрыла старым верблюжьим пледом. Бабушка заварила сушеной малины, намешала в стакане с медом. Юлька вытянула с полки толстую книгу и начала читать, прихлебывая темный напиток.

Пришла Анька и заглянула на обложку:

– Опять свою Джейн Эйр! Ты ее уже раз десять читала. Поиграй лучше со мной в магазин.

– Ответ отрицательный, – невозмутимо сказала Юлька.

– Я тогда песни петь буду, – заявила Анька.

– Получишь!

– А тебя наругают, если ты меня обидишь…

– Отвяжись лучше!

Анька встала в артистическую позу и, имитируя игру на гитаре, запела дурным голосом: «Синьорита, я влюблен, о-о-о-о-о. Увезу вас в дальний край, о-о-о-о-о-о. Джена Эйра, о-о-о-о-о».

Юлька вскочила с дивана, Анька помчалась на кухню к бабушке.

– Бабушка! Дай ей какое-нибудь занятие, чтобы она меня не доставала! – горячо попросила старшая внучка.

Бабушка положила перед Анькой чистый лист бумаги и насыпала на него пшенной крупы.

– Помоги мне, Анечка.

Анька недовольно начала перебирать пшено. Юлька незаметно для бабушки показала сестре язык и ушла читать.

Джейн Эйр.

* * *

Юлька перевернула последнюю страницу книги далеко заполночь. Весь дом уже спал. Она выключила маленькое бра, уютно завернулась в одеяло и почти мгновенно провалилась в сон.

И вот она уже стоит в своей белой ночнушке, с вышитыми вокруг горловины фиалками, на какой-то тропке среди скал. Огромные звезды светят ей прямо в глаза. Юлька прикрывается рукой от их яркости.

Или это не она, а Джейн Эйр?

Куда ей идти? Где ее дом?

Вдалеке слышится ласковый голос Сергея Сергеича: «Джен! Джен!».

Юлька, спотыкаясь, бежит по каменистой тропе на его зов. Но, оказывается, она здесь не одна! Кто-то преследует ее, тяжело дыша над самым ухом. Юлька бежит слишком медленно, ватные ноги совсем не слушаются. Чьи-то руки властно обхватывают ее сзади: одна рука ложится на грудки, обтянутые тонкой тканью ночнушки, другая – на живот. Юлька замирает от сладкого ужаса. Мужчина прижимает ее к своему телу, жадно целует шею и тянется к губам. Юлька открывает глаза и видит лицо… географа. Отталкивает его, кричит, но не слышит своего голоса, отчаянно вырывается из его рук, скидывает на пол одеяло вместе с Харговендом и, наконец, выныривает из тяжелого сна. Сердце бешено колотится.