1974 * * * Диаспора. Рассеянье. Чужого ветра веянье. На чуждой тверди трещина. Чьим богом нам завещано Своими делать нуждами Дела народа чуждого И жить у человечества В гостях, забыв отечество? Мне речки эти сонные Роднее, чем исконные. И коль живу обидами, То не земли Давидовой. Ростовские. Тулонские. Мы толпы Вавилонские, Чужие, многоликие, Давно разноязыкие. И нет конца кружению. И лишь уничтожение Сводило нас в единую Полоску дыма длинную. Но вечно ветра веянье И всех дымов рассеянье. 1976 * * * И я испытывала страх, Живя, как на семи ветрах, Не находя себе опоры Среди всеобщего разора. И я искала утешенья В ежесекундном мельтешеньи, Средь шумных орд, на тропах торных, В делах и планах иллюзорных. Ни света не нашла, ни блага. Нашла, что воля и отвага, И утешенье – в нас самих. Безумен мир окрест иль тих — Лишь в нас самих покой и сила. Чума какая б ни косила, Мы до известного предела Сберечь способны дух и тело, Распорядясь судьбой земной… А вдруг всё вздор, и голос звонок Лишь оттого, что ты со мной И не хворает наш ребёнок? 1971 * * * Неужто этим дням, широким и высоким, Нужны моих стихов беспомощные строки — Миражные труды невидимых подёнок? Спасение моё – живая плоть, ребёнок. Дитя моё – моих сумятиц оправданье. Осмысленно ночей и дней чередованье; Прозрачны суть и цель деяния и шага С тех пор, как жизнь моя – труды тебе на благо. Благодарю тебя. Дозволил мне, мятежной Быть матерью твоей, докучливой и нежной. 1975 * * * Шито белыми нитками наше житьё. Посмотри же на странное это шитьё. Белой ниткой прошиты ночные часы. Белый иней на контурах вместо росы. Очевидно и явно стремление жить Не рывками, а плавно, не дёргая нить. Шито всё на живульку. И вечно живу, Опасаясь, что жизнь разойдётся по шву. Пусть в дальнейшем упадок, разор и распад. Но сегодня тишайший густой снегопад. Белоснежные нитки прошили простор В драгоценной попытке отсрочить разор, Всё земное зашить, залатать и спасти, Неземное с земным воедино свести. 1976 * * * Порою мнится, будто все знакомо, Весь дольний мир на фоне окоема Давно изведан и обжит вполне. Но вот однажды музыка иная, Невесть откуда еле долетая, Вдруг зазвучит, напоминая мне О том, что скрыт за видимой личиной Прекрасный лик, пока неразличимый — – (Как хочешь это чудо нареки), А все, что осязаемо и зримо, Миражней сна, неуловимей дыма, Подвижней утекающей реки. Напомнит мне, растерянной и слабой, Что высь бесплотна и бездонны хляби, Которых и желаю и страшусь, И прошепчу я: «Господи помилуй, Как с этим жить мне, бренной и бескрылой, И как мне жить, коль этого лишусь?» 1972
* * * В ясный полдень и в полночь, во тьме, наяву От родных берегов в неизвестность плыву, В неизвестность плыву от родного крыльца, От родных голосов, от родного лица. В неизвестность лечу, хоть лететь не хочу, И плотней к твоему прижимаюсь плечу. Но лечу. Но иду. Что ни взмах, что ни шаг — То невиданный свет, то невиданный мрак, То невиданный взлёт, то невиданный крах. Мне бы медленных дней на родных берегах, На привычных кругах. Но с утра до утра, Заставляя идти, дуют в спину ветра. Сколько раз ещё свет поменяется с тьмой, Чтобы гнать меня прочь от себя от самой. Умоляю, на спаде последнего дня Перед шагом последним окликни меня. 1974 * * * Всё уходит. Лишь усталость Не ушла. Со мной осталась. Стали в тягость встречи, сборы, Расставанья, разговоры, Страдный день и вечер праздный, Свет и сумрак непролазный, В тягость шорох за стеной, В тягость крылья за спиной. 1972 * * * Я вхожу в это озеро, воды колыша, И колышется в озере старая крыша, И колышется дым, что над крышей струится, И колышутся в памяти взоры и лица. И плывут в моей памяти взоры и лики, Как плывут в этом озере светлые блики. Все покойно и мирно. И – вольному воля — Разбредайтесь по свету. У всех своя доля. Разбредайтесь по свету. Кочуйте. Живите. Не нужны никакие обеты и нити. Пусть уйдете, что канете. Глухо, без срока. Все, что дорого, – в памяти. Прочно. Глубоко. 1971 * * * Безымянные дни. Безымянные годы. Безымянная твердь. Безымянные воды. Бесконечно иду и холмом, и долиной По единой земле, по земле неделимой, Где ни дат, ни эпох, ни черты, ни границы, Лишь дыханье на вдох и на выдох дробится. |
