1990 * * * Посвящается Тамаре Петкевич и её книге «Жизнь – сапожок непарный» И в черные годы блестели снега, И в черные годы пестрели луга, И птицы весенние пели, И вешние страсти кипели. Когда под конвоем невинных вели, Деревья вишневые нежно цвели, Качались озерные воды В те черные, черные годы. 1989 «Резец века» «Новая газета», 10.10.2011 * * * То облава, то потрава. Выжил только третий справа. Фотография стара. А на ней юнцов орава. Довоенная пора. Что ни имя, что ни дата — Тень войны и каземата, Каземата и войны. Время тяжко виновато, Что карало без вины, Приговаривая к нетям. Хорошо быть справа третьим, Пережившим этот бред. Но и он так смят столетьем, Что живого места нет. 1985 * * * Жить сладко и мучительно, И крайне поучительно. Взгляни на образец. У века исключительно Напористый резец, Которым он обтачивал, Врезался и вколачивал, Врубался и долбил, Живую кровь выкачивал, Живую душу пил. 1985 * * * Такие творятся на свете дела, Что я бы сбежала в чем мать родила. Но как убегу, если кроме Содома Нигде ни имею ни близких, ни дома. В Содоме живу и не прячу лица. А нынче приветила я беглеца. «Откуда ты родом, скажи Бога ради?», Но сомкнуты губы и ужас во взгляде. 1981 * * * Идёт безумное кино И не кончается оно. Творится бред многосерийный. Откройте выход аварийный. Хочу на воздух, чтоб вовне С тишайшим снегом наравне И с небесами, и с ветрами Быть непричастной к этой драме, Где все смешалось, хоть кричи, Бок о бок жертвы, палачи Лежат в одной и той же яме И кое-как и штабелями. И слышу окрик: «Ваш черед. Эй, поколение, вперед. Явите мощь свою, потомки. Снимаем сцену новой ломки.» 1987 * * * Перебрав столетий груду, Ты в любом найдёшь Иуду, Кровопийцу и творца, И за истину борца. И столетие иное Станет близким, как родное: Так же мало райских мест, Те же гвозди, тот же крест. 1985
* * * Но в хаосе надо за что-то держаться, А пальцы устали и могут разжаться. Держаться бы надо за вехи земные, Которых не смыли дожди проливные, За ежесекундный простой распорядок С настольною лампой над кипой тетрадок, С часами на стенке, поющими звонко, За старое фото и руку ребенка. 1989 2. Стихи из четырех книг Из сборника «Безымянный день» (1977) * * * Я знаю тихий небосклон. Войны не знаю. Так откуда Вдруг чудится – ещё секунда, И твой отходит эшелон?! И я на мирном полустанке, Замолкнув, как перед концом, Ловлю тесьму твоей ушанки, Оборотясь к тебе лицом. 1965 * * * А лес весь светится насквозь — Светлы ручьи, светлы берёзы, Светлы после смертельной дозы Всего, что вынести пришлось. И будто нет следов и мет От многих смут и многой крови, И будто каждая из бед На этом свете будет внове. Вот так бы просветлеть лицом, От долгих слёз почти незрячим, И вдруг открыть, что мир прозрачен И ты начало звал концом, И вдруг открыть, что долог путь — И ты тогда лишь не воспрянешь, Когда ты сам кого-нибудь Пусть даже не смертельно ранишь. 1971 * * * Не спугни. Не спугни. Подходи осторожно, Даже если собою владеть невозможно, Когда маленький ангел на белых крылах — Вот ещё один взмах и ещё один взмах — К нам слетает с небес и садится меж нами, Прикоснувшись к земле неземными крылами. Я слежу за случившимся, веки смежив, Чем жила я доселе, и чем ты был жив, И моя и твоя в мире сём принадлежность — Всё неважно, когда есть безмерная нежность. Мы не снегом – небесной осыпаны пылью. Назови это сном. Назови это былью. Я могу белых крыльев рукою коснуться. Надо только привстать. Надо только проснуться. Надо сделать лишь шаг различимый и внятный В этой снежной ночи на земле необъятной. 1971 * * * Жизнь побалует немного — Я хочу и дальше так: Чтоб светла была дорога, Чтоб незыблем был очаг, Где желанна и любима, Где душа легко парит, Где под окнами рябина Чудным пламенем горит. 1972 |
